Людмила Немова - Любимые всегда рядом

Павел Мыльников и Василий Угаров бежали к железной дороге, надеясь забраться в грузовой вагон и уехать как можно дальше. Угаров был весь в крови. Собака вцепилась в шею, укус кровил, ударенный затылок болел. Мужик не мог повернуть головы. При каждом движении рана открывалась, и кровь снова заливала плечо и спину. Павел велел Васе молчать, или он отрубит ему башку.

– Чего орёшь, как баба! Потерпи, сядем на платформу с грузом, там перевяжу. Пока нас хватятся, будем уже далеко. А там затаимся, отсидимся до поры до времени. Давай, Вася, потерпи чуток.

Они и правда сумели на ходу заскочить на подножку грузового вагона. С трудом проползли по его крыше и спрыгнули на платформу. На ней валялось только полотно из брезента. Они уселись на него. Мыльников разорвал рубаху Угарова и перевязал ему рану.

– Эх, обработать бы её спиртом или йодом, а то заражение может быть!

Василий завыл. Его подельник снова выругался и, добившись тишины, завалился спать. Ночь прошла спокойно, поезд останавливался только один раз. До Свердловска добрались, лишь через сутки, утром. Мужчины осторожно спустились с платформы и стали проползать под стоящим рядом санитарным составом. Когда они ползли под вагоном и уже поднимались, их окликнули:

– Стойте, кто вы такие, откуда взялись, что здесь делаете?

Они замерли. Всё, попались? Но вдруг чей-то женский голос крикнул:

– Папа, это ты? Глазам не верю! Как ты здесь очутился, что это с тобой? Дядя Паша, и вы тут? Ничего не понимаю!

У вагона стояла Анна и с недоумением смотрела на них. Охранник, уже успокоившись, стоял рядом. Василий бросился к дочери:

– Анечка, доченька, сам бог тебя послал! Посмотри, как меня собака покусала, наверное, бешеная была. Мы увидели, что поезд больничный стоит, решили попросить помощи. А тут родная дочь! Вот повезло так повезло!

Мыльников на ходу придумал историю их появления. Торопливо рассказывал, что поехали на заработки, но ночью набрели на стаю бездомных собак, одна бросилась и покусала товарища. Анна завела их в перевязочный вагон. Там девушки-санитарки быстро обработали рану, поставили укол от бешенства, объявили, что необходимо сделать сорок инъекций. Оказалось, Анна была главным врачом, и её здесь все слушались. Состав направлялся в сторону фронта, чтобы забрать с передовой раненых. Анна предложила отцу и его другу остаться с ней, рабочих рук не хватало. Конечно, это опасно, всякое может быть, она не настаивает, пусть они решают сами. Мужчины в ответ радостно закивали головами.

Александра на заводе просто упивалась своей значимостью. Её окружили вниманием и заботой. Мужики постарше называли её дочкой, дивились её умению быстро и точно вытачивать сложные детали. Молодые парни в редкие минуты перекура добивались её расположения. Она общалась со всеми одинаково, кроме одного. Этот молодой, симпатичный, очень серьёзный молодой человек напоминал ей Матвея, мужа её сестры Клавы. Его внимательный взгляд, уверенные движения во время работы, темные волнистые волосы волновали ее. Только глаза были ещё красивей, чем у Матвея, – тёмно-синими и очень яркими. Санька была уверена, что и играть на гармони он тоже умеет, вон какие длинные пальцы на руках. Во время работы Сашка замечала его взгляд и всегда отвечала ему улыбкой, мечтая, что он после работы подойдёт к ней. Но смена кончалась, парень переодевался и всегда поспешно уходил.

Сашку ждали её новые подружки, Галина и Вера, и они вместе ехали домой. Текли дни. Женщины радовались за Александру – её портрет быстро оказался на Доске почёта. Новые подруги вместе готовили ужин и ложились спать, чтобы рано утром снова ехать по своим цехам.

Обедала Александра всегда с подругами, они заранее занимали очередь в столовой. Вот и сегодня, только она появилась в дверях, как Вера ей помахала рукой. Женщины сели на своё привычное место в углу у окна. Обеденный зал здесь просматривался весь как на ладони. Саша видела, что Виталий – парень, который ей нравился – стоит с подносом и не знает, куда присесть, все столы заняты. Саша окликнула его и показала на свободное место рядом с собой. Виталий обрадовался и стал пробираться к ним. Вера и Галина быстро поели и убежали (цех штамповки стоял далеко от столовой, они могли опоздать).

Оставшись наедине с парнем, Саша спросила, что он делает вечером. Тот ответил:

– Я стараюсь не опоздать на электричку, до дома мне добираться пять километров, не хочется топать пешком.

Девушка поинтересовалась, почему он не снимет жильё поближе к работе, и он ответил, что ему нужно обязательно быть дома. Там ждёт его жена, маленький сын и старая больная мать. Александра разочарованно вздохнула и тут же потеряла к Виталию всякий интерес.

На другой день Саша уже не звала его, но он сам решил подсесть к ним за стол. Вера допивала чай и глазела по сторонам и вдруг недовольно сказала:

– Ну вот, снова явилась-не запылилась, давно не видели. Да еще бы столько же не видеть!

Александра подняла голову, чтобы посмотреть, про кого это она так сердито. Вдоль столов с подносом в руке шла старая пожилая женщина с сигаретой во рту.

– А дымит-то, дымит, как паровоз! Только что из больницы со своими лёгкими, а курить не бросает. Это наш парторг, Бородина, ох и вредная старуха! Никогда никого не похвалит, всех подозревает, всё чего-то вынюхивает. Её воля – всех в тюрьму бы упекла. Нас с Галиной часа четыре допрашивала, кто мы и зачем приехали. На следующий день велела снова зайти, мол, наведу на вас справки. Хорошо, что в больницу слегла, может, забыла уже про нас. И бабы в нашем цехе тоже натерпелись от неё.

Виталий согласился с Верой:

– Да уж, твоя правда. Я месяца два назад немного опоздал, так она меня к себе в кабинет завела и допрос устроила, еле от неё отвязался.

Но Саша не слушала их. Она смотрела на косыночку, которой Бородина повязала голову. Это же работа её отца, он сшил такие косынки для дочерей и племянниц. Эту носила Настя, дочь дяди Игната. А кофта шерстяная – тети Фроси, ей бабушка Таисья связала, с перламутровыми пуговками. Они с Клавой всегда любовались ими. Значит вот кто забрал всё семейное добро уничтоженной семьи! Как оно ей досталось? Или может кто-то просто поделился с ней, и всё растащили разные люди?

Саша вспомнила серебряную посуду, разные шкатулочки, ажурные корзиночки, бусы, серьги, колечки и много того, что оставалось ещё от деда. Татьяна, мать Саши, когда узнала об аресте деверя и всей его семьи, поехала узнать, нельзя ли чего прибрать, сохранить для дочерей Игната – когда выйдут на свободу, им всё пригодится. Однако в доме остались лишь голые стены, да на полу валялась небольшая иконка Святого Николая. Татьяна прибрала её и при случае спросила Маргариту Бородину, не знает ли она, куда подевались все вещи. Та ответила, что не знает, наверное, увезли в какой-то приют. А сама, оказывается, уехав подальше от знакомых, щеголяет в присвоенной одежде!

Саша с ненавистью глядела на старую знакомую. Вера заметила её взгляд и рассмеялась:

– Какая ты, Александра, впечатлительная! Всё близко к сердцу принимаешь. Не обращай внимания, ты у нас передовик производства, к тебе она не придерётся!

Но вышло всё наоборот. Бородина, встав с больничной койки, сразу приступила к своим обязанностям. По приезду в Свердловск, пользуясь старыми связями, она быстро нашла себе тёплое местечко и знакомую работу по душе. Её взяли парторгом большого металлургического комбината. О такой работе она даже не мечтала! Прежний парторг добровольно уехал на фронт вместе с молодыми парнями их завода. Все они попросились в одну часть и воевали вместе.

Бородина решила проявить себя. Её характеристика с прежнего места работы, которую она сама себе и написала, была идеальной. Она, как идейный борец за справедливость и счастливую жизнь советских людей, не пожалела даже свою единственную дочь, которая по неопытности случайно связалась с бандитами. Бородина, мол, сама пришла в органы и написала заявление на её арест.

Маргарита шла в отдел кадров, узнать о тех, кого приняли на работу в ее отсутствие на больничном. В приготовленном для неё списке она увидела фамилию Саши. Может однофамильцы? Но нет, имя, отчество, возраст – всё совпадает. Что же делать? Званцева может наговорить лишнего, бросить тень на её репутацию. Найдётся желающий занять её место, запросит о ней сведения, и всё, конец сытой спокойной жизни… Больше такой работы ей не найти, а можно даже и свободы лишиться.

Утром Бородина стояла на проходной, поджидала Александру. Та шла в сопровождении двух деревенских баб, которые не нравились Маргарите с самого их появления тут. Они вели себя независимо, словно с твёрдой уверенностью, что помогают Родине своим трудом. Их место в деревне, кто будет работать в колхозе, если все в город уедут?

Маргарита Борисовна окликнула Сашу. Девушка подошла.

– Здравствуйте, Маргарита Борисовна. Вот снова увидеться и довелось. Я не знала, что вы из нашего города уехали.

Бородина, не слушая, велела ей идти за ней. Когда они зашли в кабинет, она закрыла дверь на ключ и повернулась к Саше.

– Как ты сама здесь очутилась? Меня-то партия направила на важный объект, я человек подневольный. Ты, я гляжу, уже и подругами обзавелась сомнительными. Они ведь из колхоза сбежали, решили здесь отсидеться. Я тебя предупредить хочу – держись от них подальше, а то живо сообщу куда надо, чем ты раньше занималась и с кем дружбу водила.

Саша испугалась, начала оправдываться. Бородиной только этого и надо было. Она сразу сменила гнев на милость: