Людмила Немова - Любимые всегда рядом

Пряхина Тамара Павловна поступила после суда в колонию, где находилась Лиза. Так как она была на восьмом месяце беременности, и её сразу поместили в медицинский барак. Она должна была работать наравне с другими заключёнными. У Тамары была вялая шаркающая походка, и ее, худую, с большим животом и впалыми глазами, словно раскачивало ветром. Лизе было жаль её. Не зная, за что расстреляли мужа Тамары, Лиза решила, что он тоже пострадал безвинно, как и отец.

Когда очередь ночного дежурства выпадала Пряхиной, Лиза подменяла её. Никто не возражал – от дежурной Пряхиной толку никакого. Лиза мыла стены и невольно слышала, как доктор осматривала Тамару. На вопрос доктора, нужен ли ей вообще этот ребёнок, ведь придется ухаживать не только за ним, но и за другими детьми, Пряхина со злостью сказала, что её мужа расстреляли и не посмотрели, что ребёнок будет без отца.

– Пусть государство его и воспитывает, мне он не нужен. А чужие дети и подавно, ещё убирать за ними дерьмо!

Лиза ужаснулась этим словам. Она как могла постаралась вразумить Тамару не отказываться от ребёнка, но та лишь со злобой шипела:

– Что ты пристала, как банный лист к ж… Жалко, так и возьми себе, с радостью отдам. Посмотрю, как потом запоёшь.

Лида попросила Степаниду поговорить с врачом, чтобы её перевели в детское отделение. Она давно была на хорошем счету, выделяясь аккуратностью и спокойным поведением. Врач предупредила её, что в детском отделении работать очень трудно: дети разных возрастов, часто болеют, приходится работать сутками, почти без отдыха. Долго никто не выдерживает. Однако Лиза своё решение не поменяла.

Степанида расцеловала Клаву, когда узнала про брата. Уже вскоре его выписали с отметкой, что он негоден на фронт. Стеша предложила брату устроиться охранником в колонию, где работает сама. Юрий только поморщился:

– Не знаю, не по мне это, уж лучше на завод или водителем.

Выход нашелся быстро: у Юрия были права, он на фронте водил машину, а в колонии давно стоял неисправный грузовичок. Повозившись неделю с машиной, он стал ездить по делам, и даже в дальние поездки. Юрий быстро стал незаменимым в хозяйстве колонии человеком.

В новый рейс Анатолий готов был выехать через неделю. Помощников ему прислали даже двух, на выбор. Прямо из училища. Анатолий как узнал, только вздохнул… что могут эти мальчишки? Его окликнули и показали на прибывшее пополнение. Толя не верил своим глазам: Семён, улыбаясь во весь рот, спешил обнять старшего брата. Толя выбрал в помощники конечно его! Он и раньше догадывался, что Семён решил учиться на машиниста, пойти по стопам брата, но не волновался, так как лет Сёмке было мало, а принимали в училище с пятнадцати. За три года учёбы молодой специалист стал уже совершеннолетним, и ему можно было доверить целый состав. Дядя Сима как-то сказал, что на практику к нему направили Семёна. У него всё получается, хорошим машинистом будет. Анатолий сразу сообразил, что брат при поступлении прибавил себе пару лет. Никаких документов у крестьян не было, они числились только в церковных записях. Но кому они теперь нужны, эти записи… Поэтому секретарь записала дату рождения со слов Семена, причём день рождения записала 29 февраля, хотя в год рождения названого Семёном в феврале было всего 28 дней.

Маргарита Борисовна Бородина осталась не у дел. Дочь в тюрьме, а партийная карьера в один момент рухнула. Хорошо, хоть партийный билет не отобрали. Но что делать сейчас, чем заняться? Она умеет только руководить и убедительно говорить с трибуны речи и обвинения врагам народа. Её слушали, выполняли всё, что она скажет, ждали её распоряжений. Она привыкла говорить с простыми людьми свысока, считая их глупыми и доверчивыми. Тем, кто имел реальную власть, она знала, что сказать и чем угодить. Когда-то смелая и справедливая комсомолка, она превратилась, сама этого не замечая, в карающего монстра.

В маленьком городке, где её все знали, пожилой женщине не устроиться на руководящую должность. Она решила податься на Урал. А когда война окончится, то в Москву. Дочь после приедет к ней, но если и нет, то она не огорчится, о себе надо думать. Лидка молодая, если ум есть, выживет. Это из-за неё она пострадала. Влюбилась в урода, соблазнилась золотыми побрякушками. Кстати, когда дочь посадили, мать кинулась искать, драгоценности и ничего не нашла. Она точно знала, что они лежали в шкатулке у неё в комнате. Лидка любила нацеплять на себя целую кучу дорогих побрякушек. При аресте у неё, конечно, конфисковали, что на ней было, а где остальное? Они пропали вместе с этим отвратительным Агафоном. Как быстро он освоился в их доме, делал, что хотел, еду себе накладывал в самую красивую тарелку, а сам ложился на кровать, в верхней одежде, только свой дурно пахнущий заношенный китель расстёгивал.

И как она только его терпела, где были её глаза? Это он втянул её дочь в проблемы и смылся, ограбив её. Хорошо, что она хранила свои деньги и украшения в сейфе. Она немало нажилась при расправах над врагами народа. Участвуя в конфискации имущества, Маргарита всегда оставляла себе часть этих вещей, не указывая их в своём списке. Сейчас покидая свой бывший кабинет, она забрала из него своё добро и прихватила разных бланков справок, доверенностей и других, нужных бумажек, так, на всякий случай, может, пригодятся. Ещё она забрала старую печать городской администрации, которую в своё время незаметно взяла у самого главы администрации. Он не признался, что потерял её и тайком заказал другую.

Через час Маргарита сидела в поезде, который направлялся в Свердловск.

Пряхина родила девочку, доношенную, но с маленьким весом. Она пробыла в лазарете всего пару дней и ее отвели обратно в барак.

Лиза приняла новорожденную под свою опёку. Когда она приступила к работе в детское отделение, она была поражена. Дети от грудничков и до шестилетних находились в двух комнатках. По списку их числилось двадцать семь. Пятеро грудничков лежали всегда в одной комнате, там их кормили, перепелёнывали и снова укладывали в кроватки. У четверых имелись матери. Три из них приходили по воскресеньям на два часа повидать своих детей. Грудного молока у них не было и на большее им рассчитывать не приходилось. Четвёртая на удивление не лишилась от всех лишений природного дара и кормила своего трёхмесячного малыша грудью. Она приходила к нему три раза в день. Лиза уже вызвала в этой женщине симпатию.

За месячное пребывание этой женщины с детьми она стала замечать, что её ребёнок стал спокойнее и немного поправился. Из помещений, где находились дети, реже слышался детский плач. Её малыш всегда был чистым, подмытым, пелёнки выстираны. Женщина благодарно смотрела на Лизу, когда та приносила ребёнка. Новорожденная девочка отказывалась от коровьего молока и не прекращая плакала. Лиза, подавая одной из кормящих матерей сына, попросила покормить еще одного брошенного матерью ребёнка. Повисла пауза, но Лиза посмотрела на женщину таким умоляющим взглядом, то та согласилась.

Скоро малышка громко причмокивала губками, и кормилица совсем оттаяла. Лиза тайком выносила ей сладкого чая с молоком, они обе были довольны друг другом. Вскоре детское отделение было не узнать. Всё, что можно было помыть, было вымыто, комнаты постоянно проветривались, дети были всегда вымыты и чисто одеты, старые вещи были подшиты и заштопаны. Старшим детям Лиза поручила присматривать за младшими. Она постоянно что-то делала и в ходе работы рассказывала детям сказки или пела детские песенки. Скоро малыши ходили за ней по пятам, распевали песенки или читали стихи.

Кроме неё здесь были ещё две женщины, но они неодобрительно поглядывали на все её действия. Они на детей почти не обращали внимания, постоянно пили чай и молоко, забирая его из детского пайка, и без того скудного. Лиза пыталась стыдить их, но те в ответ пригрозили доложить, что она кормит детским молоком взрослую женщину. Когда она стала заставлять их заняться стиркой или перепеленать грудных детей, они набрасывались на неё:

– Ты откуда взялась на нашу голову? Чего тебе от нас надо? Нравится горбатить, давай, а нас оставь в покое. Этих не мы родили, выживут – их счастье, а не выживут, туда и дорога. Другие народятся.

Мимо проходила надзиратель, она зашла в помещение и уставилась на наглых бездельниц. Женщина давно докладывала о том, чтобы поменять прежних нянек на других. Одна Званцева пашет, а те толстеют прямо на глазах.

– Вы обе, а ну, идите за мной. А ты, Званцева, жди новых помощниц. Сейчас за главную будешь. Если кого присмотрела, скажи, возьмём, тебе за них отвечать.

Женщины, отстранённые от дел, завыли, стали умолять простить их, но надзирательница только усмехнулась. Вскоре к Лизе на помощь прислали двух молодых женщин, одна из которых была матерью грудного мальчика и кормилицей Стешеньки – так Лиза назвала свою приёмную дочку.

Наступила весна первого, самого тяжелого военного года. Вести с фронта были неутешительными. О Матвее никаких известий. Клава надумала съездить в деревню, проведать родителей и навестить мать Матвея, может ей известно, что-то о сыне. Тихон уговаривал Клаву не ездить, но она настроилась решительно.

Он успокоился только когда узнал, что должны приехать Анатолий и Семён, и она может отправиться вместе с ними. Клава стала припасать продукты, собирала одежду, обувь. От тети Марии и дяди остались ещё хорошие вещи. Тихон добавил что-то от себя. Клаве хотелось привезти городских продуктов, но где их взять и на что купить? Тихон давно рассказал ей, что ключ от тайника у него и в тайнике ничего не пропало, кроме одной монеты. Клава знала, кто её взял, но про себя она всё надеялась, что её сестра ни при чём. Тихон угрюмо качал головой, считая Сашу виновной больше всего.