Дьюк всегда играл по-крупному.

Сиена обещала себе, что однажды научится играть с такой же бесшабашностью, без оглядки, как он.

Сейчас она шла навстречу новым впечатлениям, надеясь, что они смогут перечеркнуть прошлое.

Однако стоило Сиене выйти в фойе, как изо всех углов понеслись выкрики, защелкали десятки, нет, сотни, вспышек. Ее собственное имя повторялось чаще всего, каждый папарацци пытался привлечь ее внимание.

— Сиена! Сиена! Ответьте на вопрос!

— Сиена! Как ваше самочувствие? Правда, что вы сломали все ребра?

— Сиена, вы разговаривали с Максом? Хотите передать ему пару крепких словечек?

Прежде чем она успела что-то сообразить, толпа окружила ее, смяла, понесла куда-то к дверям. Краем глаза Сиена видела, как служащие отеля пытаются пробиться к ней через толпу, оттеснить назойливых журналистов, чтобы спасти дорогую гостью, чей покой был нарушен по их недосмотру.

Сквозь плотный строй нахальных папарацци смог прорваться сам менеджер «Венецианца». Он ухватил Сиену под локоть и потащил к своему кабинету, дверь которого захлопнул перед самым носом разбушевавшейся толпы.

— Черт побери! — выдохнула девушка, падая в кресло. — Сколько же они тут торчали, поджидая шанса?

— Боюсь, эти ребята оккупировали отель еще вчера вечером, мисс Макмаон, — виновато сказал менеджер, разводя руки в стороны.

Это был низкорослый, кругленький итальянец с пухлым упругим брюшком и красной физиономией. Сиена подумала, что он весьма напоминает оживший помидор, полный энергии, и едва подавила смешок.

— Мы видели, как журналисты осаждают ближайшие закоулки и старались следить за каждым, но большинство прошло прямо в отель под видом обычных посетителей, — продолжал «помидор». — Боюсь, стоит вам выйти, как они…

— Знаю, знаю, меня пустят под пресс, — отмахнулась Сиена.

— Простите? — переспросил изумленный менеджер.

— Не обращайте внимания, — скривилась Сиена. — Это чисто английский юмор. Одна из шуточек, которым я обучилась в школе.

«Помидор» усердно покивал. Он изо всех сил старался не пялиться на сидевшую перед ним актрису, особенно на голые ноги в разрезе платья. Обычно его не привлекали модели, даже пробившиеся в киноиндустрию, но в данном случае сделать исключение было нелегко. Мисс Макмаон обладала весьма незаурядной внешностью.

— Рано или поздно мне придется с ними столкнуться, — досадливо сказала Сиена. — Например, мне нужно купить кое-какие вещи в магазинах вашего отеля. Ребята точно захотят сделать пару фоток, это будет неприятно, но не смертельно. Но так не хочется натыкаться на журналюг в холле! Боюсь, персоналу вашего отеля придется хорошенько постараться, чтобы отвадить папарацци из вашего фойе.

Менеджер уже не мог упомнить всех знаменитостей, которые обращались к нему с подобной просьбой. Скромная улыбка гостей при этом выражала только одно: «Оставьте меня наедине с моими неприятностями, мне не нужна публичность». Кому, как не менеджеру, было знать, насколько часто подобные просьбы произносятся в надежде, что прессы станет только больше. Каждая знаменитость любит внимание журналистов. В сущности, никто из звезд не приезжал в Вегас в поисках уединения.

Но Сиена Макмаон, как он уже знал, попала в нелегкую ситуацию, и, пожалуй, искренне ей сочувствовал.

— Я понимаю, что вам нужен покой, мисс Макмаон. — Менеджер улыбнулся хорошо отрепетированной улыбкой сочувствия. — Если хотите, я выделю вам пару охранников, которые будут сопровождать вас во время выходов. Это обеспечит вашу безопасность, если не уединение.

— Спасибо, но не нужно. — Девушка встала и протянула руку для пожатия. — У меня действительно нелегкий период, благодарю за понимание. Но пожалуй, охрана — это лишнее. Я вполне могу справиться с журналистами сама.

— Не сомневаюсь в этом, мисс Макмаон, — подхватил менеджер, с обожанием глядя на зад Сиены, которая направилась к двери. — Нисколько не сомневаюсь.


Поначалу все шло не так уж и плохо. Сиена пообещала журналистам, что ответит на пару вопросов, если ей не будут слишком надоедать.

Теперь она двигалась вдоль искусственных каналов в венецианском стиле, заходила в магазины, выходя, отвечала на самые простые вопросы и снова ныряла в какой-нибудь бутик «Гуччи» или «Прада». Репортеры таращились на нее снаружи, прижимаясь лицами к витринам и пытаясь сделать снимки, которые выходили не слишком удачными из-за бликов стекол.

Сиена словно плыла в какой-то странной, нереальной атмосфере этой прогулки. По искусственным каналам шныряли гондолы с гондольерами, у которых были накладные усы и которые перекрикивались с фальшивым итальянским акцентом. Нарисованное на потолке голубое небо казалось глупым, а кудрявые облачка — какими-то ватными и слишком ярко подсвеченными неоном. На настоящую Венецию холл не походил ни капли.

Уже через двадцать минут Сиена начала понимать, почему журналистов называют прессой. Люди шныряли вокруг, бесцеремонно задевая локтями и фотоаппаратами, оттесняли в нужном им направлении, стремясь сделать удачные снимки, давили, словно пресс. Постепенно из скучающей дивы на отдыхе Сиена превращалась в загнанную мышь.

Вопросы, до этого момента невинные, становились все более личными.

— Вы не созванивались с Камилл Эндрюс? — спросила жилистая испанка, которая почти налетела на Сиену, обдавая ее несвежим дыханием.

— Даже если бы я это сделала, вас это не касается, — не сдержалась девушка. Вежливая улыбка исчезла с ее лица, раздражение разрушило образ милой общительной актрисы.

Камеры защелкали чаще.

— Вы простите Макса? — фальцетом выкрикнул какой-то мужчина.

Сиена проигнорировала вопрос, сворачивая к бутику «Феррагамо». За поворотом ее ждал сюрприз — целая стена из журналистов с блокнотами и диктофонами. Девушка тотчас пожалела, что не воспользовалась любезным предложением менеджера «Венецианца». Теперь ей стало по-настоящему жутко.

— Вы все еще любите его?

Вопрос прозвучал откуда-то свысока и сбоку. Нервно обернувшись, Сиена уставилась на чернокожего здоровяка, табличка на груди которого гласила «Лос-Анджелес таймс».

— Все еще любите? — повторил журналист.

Несколько секунд Сиена молча пялилась на его крупный нос и лысый череп и вдруг разразилась слезами.

Словно голодные пираньи, папарацци подались к ней, ослепляя вспышками. Толпа буквально обезумела, напирала, голоса вопили, перекрикивая друг друга, журналисты лезли, пихались, пытаясь занять более выгодную позицию и запечатлеть личную драму.

«Помогите», — жалобно подумала Сиена, растерянно озираясь и опасаясь, что ее вот-вот раздавят. Заметив крохотную брешь в стене тел, она бросилась туда, надеясь найти выход. В ушах тяжело ухало, голоса множились и ревели Ниагарским водопадом, слезы застили глаза.

В какую-то секунду, растянувшуюся в вечность, она заметила мужскую руку, протянувшуюся к ней из толпы, в пальцах не было микрофона или камеры. Повинуясь инстинкту, Сиена приняла неожиданную помощь, схватилась за руку, позволяя вытащить себя из столпотворения, которое создали представители прессы.

Ее втянули в бутик «Феррагамо» и тотчас захлопнули стеклянную дверь. Голоса стали глуше и дальше.

Только отдышавшись, девушка решилась посмотреть на своего спасителя.

Она никогда раньше не встречала этого мужчину, но его лицо показалось ей смутно знакомым. Ему могло быть от сорока до пятидесяти, голова была гладко выбритой, не считая нарочно оставленного полукруга почти седых волос на самой макушке. Незнакомец был одет со вкусом, в дорогой темный костюм и белую рубашку с вырезом в итальянском стиле. От мужчины пахло хорошим лосьоном после бритья.

Кроме того, он был несколько полноват, хотя и не чрезмерно, что придавало ему какую-то даже приятную солидность. У него был боксерский нос, узкий и явно несколько раз сломанный, нависающий над тонким, маленьким ртом. Глаза, рассматривавшие Сиену, были карими, окруженными сеточкой морщинок, совершенно симметричных с каждой стороны.

Однако, несмотря на все это, лицо незнакомца не казалось отталкивающим. Скорее оно излучало силу и мужественность.

Только теперь Сиена заметила, что так и не отняла ладони из руки мужчины, и смущенно ее отдернула. Мужчина покровительственно улыбнулся.

Сиене стало не по себе: незнакомец чем-то напоминал ей Дьюка, и ее странным образом к нему влекло. Открытие было не слишком приятным.

— Вам требовалась помощь, не правда ли? — мягким тоном произнес мужчина. У него был легкий южный акцент, впрочем, почти неразличимый. — Меня зовут Рэндалл Стайн.

Ну конечно! Теперь Сиена его узнала. Должно быть, у нее от переживаний поехала крыша, если она не догадалась сразу, кем является ее спаситель.

Рэндалл Стайн был легендой Голливуда, талантливым продюсером, известным даже больше, чем Пит Макмаон. Пожалуй, это был единственный достойный конкурент Пита на всей «фабрике грез». Когда-то в восьмидесятых талантливый продюсер сделал себе имя на брутальных боевиках, а затем буквально создал новый жанр комедийного экшна, который безраздельно владел Голливудом на протяжении всех девяностых. Стайн также занимался недвижимым имуществом, был известен на фондовой бирже как финансовый олигарх с огромным капиталом. Кажется, даже в журнале «Форбс», который покупал Макс, частенько мелькало его имя. Сиена знала, что частное состояние Стайна оценивается в миллионы долларов.

Вот это да!

Перед ней сам Рэндалл Стайн!

А она выглядит как провинциальная дуреха, попавшая на показ сопливой мелодрамы, — с размазанной тушью, поплывшими тенями, жалкая и ничтожная.

— Э… как дела? — только и смогла вымолвить Сиена, торопливо вытирая пальцем потекшую тушь. — Меня зовут…

— Я знаю, кто ты, Сиена.