— Да, хорошая чайная, — согласился Хантер. — Ребята, вы будете чай?

Сиена и Макс, не сговариваясь, дружно замотали головами. Хантер обеспокоенно вглядывался в их угрюмые лица, справедливо предполагая, что его друзья вновь разругались.

Для Сиены день постепенно превращался из просто плохого в крайне паршивый. Тиффани выигрывала очко за очком, она остроумно и к месту шутила, великолепно выглядела и купалась во внимании Хантера. Макс был хмур и молчалив, словно обдумывал серьезную проблему. Он избегал взгляда Сиены с того самого момента, как оторвался от ее губ в машине, и девушка решила, что Макс сожалеет о своей секундной слабости. Эта мысль не улучшала настроения Сиены, усугубляя и без того съедавшее ее раскаяние.

Когда все четверо наконец вернулись к Хантеру домой, Сиена и Макс тотчас разошлись по разным комнатам, тщательно заперев за собой двери. С этого момента они избегали даже коротких встреч.

Сиена вновь и вновь повторяла про себя мантру «я ненавижу Макса Десевиля», но все меньше в нее верила. Она убежала себя, что Макс ни перед чем не остановится, лишь бы разлучить ее с Хантером, вспоминала моменты унижений, связанные со старым врагом, пытаясь вновь его возненавидеть.

Макс — неудачник, твердила Сиена. Он наглый, вредный тип, самовлюбленный английский хам, напыщенный ублюдок, не сумевший добиться признания.

Наконец, Макс — блондин! Сиена на дух не выносила блондинов.

Но что бы она ни делала, мысли вновь и вновь возвращались к поцелую в машине, и она, сгорая от стыда, мечтала о его повторении. Ночами ей грезились сильные руки заклятого врага, запах его одеколона, смешанный с запахом пота, настойчивость его губ, а также собственное ненормальное, безумное желание немедленно заняться с Максом сексом.

Она хотела его так сильно, как никогда и никого не хотела прежде.

Вертясь в постели, Сиена Макмаон закусывала губы, зажимая ладони между ног, и не могла прогнать от себя образ давнего врага.


Всю следующую неделю Сиена работала как проклятая, радуясь возможности занять голову чем-то помимо навязчивых ночных фантазий. Она уходила из дома в семь, когда Макс и Хантер еще спали, и по часу сидела в полутемной студии, читая сценарий и повторяя реплики вслух, пока съемочной бригады еще не было.

Но даже подобное рвение не устраивало Дирка Мюллера, режиссера, известного своей жесткой хваткой. Дирк был готов по тридцать раз переснимать каждый эпизод, пока игра актеров не начинала казаться ему идеальной.

Мюллер был немецким эмигрантом в первом поколении, низкорослым мужчиной с внешностью нациста и хваткой акулы. Глаза-буравчики, казалось, видели каждого насквозь, а недовольство всегда выражалось в судорожном дерганье адамова яблока. Несмотря на непривлекательную внешность, Дирк Мюллер был уважаем в Голливуде, и не только как талантливый режиссер с неистощимой энергетикой, но и как редкий в киномире тип гения: Дирк никогда не гнался за славой и деньгами, предпочитая им чистое искусство. Все его работы получали одобрение критиков, а малоизвестные актеры, засветившиеся в его фильмах, получали билет к вершине Голливуда. Сценаристы мечтали работать с немцем, публика знала, что Дирк Мюллер никогда не разменивается на ширпотреб.

Однако сниматься у Мюллера было трудновато. Он был требовательным и порой жестоким. Для него не существовало понятий «устал» или «не смогу».

Для Сиены, привыкшей ко всеобщему обожанию и поклонению, съемки в «Блудной дочери» были сравни пытке. Дирк разглядел у Сиены талант, погребенный под тяжким бременем избалованности, самовлюбленности и отсутствием дисциплины. Он задался целью вытащить талант начинающей актрисы на поверхность и ради своей цели был готов идти на любые меры.

Самыми трудными для Сиены оказались сцены, исполненные эмоционального напряжения. В такие моменты она «лажала» (как орал ей Дирк Мюллер) и откровенно фальшивила. В ответ на это режиссер орал и брызгал слюной, кадык дергался вверх-вниз. Обычно после подобных криков Сиена брала себя в руки и играла более-менее сносно, но Дирк постоянно был недоволен.

Будучи популярной моделью, с которой носились, словно с хрустальной статуэткой, Сиена не привыкла к подобному отношению и порой впадала в шок после очередных воплей режиссера. Домой она притаскивалась опустошенной и усталой. Каждый раз ей хотелось только одного — поболтать наедине с Хантером, единственным человеком, с которым она могла разделить свои тревоги. Но всякий раз оказывалось, что друг проводит время с Тиффани, и Сиене приходилось тащиться в свою комнату.

Проклятая Тиффани! Мерзкая, слащавая, красивая до омерзения Тиффани Уэдан, которая день за днем крала у нее Хантера! Она казалась Сиене не просто разлучницей, но и ядовитой змеей, обвившейся вокруг шеи Хантера с намерением его задушить.

Макс тоже был хорош! Даже смущение от недавнего поцелуя никак не повлияло на его способность встревать в разговоры и бросаться грудью на защиту Тиффани. Эти двое стояли у Сиены словно кость в горле, и она мучительно страдала от одиночества. В самые тяжелые моменты девушка звонила в Нью-Йорк, своей дорогой подруге Инес, у которой всегда получала поддержку. Испанка безоговорочно принимала сторону Сиены, соглашалась с тем, что Тиффани — безродная корова и подлая стерва. Она поддерживала Сиену, поддакивала в нужных местах и постоянно предлагала бросить все и вернуться на Манхэттен.

— Лос-Анджелес — дыра, — подводила она итог подо всеми жалобами подруги. — И актерская карьера — дерьмо! И Тиффани — тоже дерьмо. — Инес принималась заливисто хохотать. — Возвращайся в модельный бизнес, дорогуша. Мы по тебе соскучились.

Сиена знала, что не вернется на щите. Она слишком долго ждала подходящего шанса, чтобы выбросить его на помойку. Она добилась того, чтобы ею заинтересовался талантливый режиссер, она встретила Хантера — в общем, семимильными шагами двигалась к своей мечте.

Сиена желала показать истеричному Дирку Мюллеру, что кровь Макмаонов сильнее предрассудков. Модель может быть актрисой, и актрисой одаренной.

А еще больше ей хотелось избавиться от Тиффани Уэдан. И пусть бестолковый Макс Десевиль засунет свои возражения себе в задницу!


Несколько недель спустя после поездки в Монтесито Сиена решила, что пора действовать. Она хотела победить Тиффани ее же оружием.

Дело в том, что подружка Хантера была не только хороша собой, но и весьма домовита. Она прекрасно готовила, получая от процесса истинное удовольствие, а ее блюда — увы — заслуженно тянули на звание шедевров. Кроме этого, Тиффани обладала «зелеными руками», поэтому в доме всегда было зелено, а в гостиной разросся целый лес растений. Сиене порой хотелось полить их какой-нибудь кислотой. Более того, Тиффани умела шить, обладала отличным вкусом в плане дизайна помещений и постоянно следила за чистотой. Марта Стюарт, одним словом. Одна из тех женщин, коим достаточно добавить пару занавесок и вазочек в пыльный заброшенный дом — и его можно снимать на обложку «Дизайна».

Если Тиффани готовила ужин, Сиена сразу же отправлялась к себе в комнату и утоляла голод бутербродами, давясь слюной, когда до нее долетали аппетитные запахи из кухни. Она не опускалась до того, чтобы есть пищу, приготовленную врагом. Однако наутро Сиена частенько натыкалась на остатки ужина в холодильнике и украдкой пробовала стряпню Тиффани. Разумеется, даже в остывшем виде блюда были великолепны.

Девушка понимала, что хозяйственность Тиффани важна Хантеру, лишенному детства с его неизменными печеньями, состряпанными руками любимой матери. Сиена не собиралась уступать, желая обыграть соперницу на ее же поле.

Этим вечером она решила приготовить ужин. Сиена знала, что Хантер будет в восторге. Однако, проведя на кухне два часа, она начинала жалеть о своей затее.

Овощной суп с кучей ингредиентов, который Сиена готовила на первое, постепенно превратился в бурую кашу из неразличимых составляющих. Он подгорел и выглядел крайне неаппетитно. Сообразив, что едва ли удастся восхитить Хантера подобной стряпней, Сиена взялась за второе, решив вложить в него всю душу. К сожалению, времени оставалось немного, а ягнячий бочок с ребрышками в розмариновом соусе требовал терпения. Черт дернул ее за язык объявить Максу, что к ужину будет и малиновый пудинг!

Нетерпеливо бросив несколько недоваренных морковок и пастернак в блендер, Сиена нажала кнопку измельчителя и схватилась за телефон. Едва не в слезах, она набрала номер Инес.

— Что ты знаешь о ягненке? — завопила она в трубку, пытаясь перекричать блендер. — Долго его готовят? Духовка должна быть сильно горячей?

— Чего? — изумилась испанка, с трудом продирая глаза. Она как раз наложила на лицо маску и задремала. — Сиена? Это ты?

Сиена выключила блендер.

— Как готовят ягненка? — повторила она тише. — Он такой здоровый, еле на поднос влез.

— Да откуда мне-то знать? Я ем ягнят, а не готовлю, — фыркнула Инес. — Нашла, кого спросить. Лучше сходи в ресторан, как все нормальные люди. Чего тебя понесло на кухню?

— Я же объясняла… черт! — Сиена как раз открывала крышку блендера, но случайно нажала кнопку, и содержимое пластикового контейнера разлетелось по столу, забрызгав ей лицо и волосы. — Я хочу приготовить ужин для Хантера и… его прихлебателей. Пусть знают, что я умею готовить не хуже дуры Тиффани. Я лучше ее!

— Милая, — мягко произнесла Инес, — ты в любом случае лучше Тиффани. Ты красива, тебе дают роли, ты зарабатываешь кучу бабок. Тебе нечего доказывать своему ненаглядному Хантеру.

Сиена обожала, когда подруга вот так, парой фраз, развенчивала все таланты Тиффани и превозносила ее саму на вершину. И это при том, что Инес никогда не видела Тиффани, даже на фотографии.

— Спасибо, — растроганно сказала Сиена. Она промокнула лицо и волосы кухонным полотенцем, с ужасом думая, что времени на душ почти не осталось. — Ладно, мне пора.