— У нее есть лишь упрямство. Если Анна приняла решение, никому не удастся сбить ее с намеченного пути — даже, полагаю, Саре. В ответ на все доводы она твердит и твердит одну и ту же фразу. Мне иногда кажется, что в таких случаях даже Сара бывает бессильна. И я возлагаю на это все надежды.

— Надежды, учитель?

— Хочется тебе оставаться подданным Сары?

— Я ненавижу эту женщину, но пока королева одурманена ею, что мы можем поделать?

— Всегда есть какие-то способы, мой дорогой друг. Мальборо сейчас на высоте… в сущности, они достигли вершины. Подняться выше им не удастся. Теперь настало время определить их силу, чтобы отыскать их слабости.

— Но…

— Знаю, знаю. Мы люди Мальборо. Его подопечные. Своим продвижением мы обязаны ему. Он нам доверяет. Вот в чем его слабость! В политике неразумно доверять кому бы то ни было.

— Вам я доверяю.

— Дорогой друг, мы с тобой попутчики. Мне полезна твоя поддержка, тебе — моя влиятельность. Мы идем бок о бок. Соперники наши — Мальборо. Если не быть начеку, то придется соглашаться с герцогом во всем — то есть повиноваться Саре. А если откажемся, то распростимся с политикой.

Сент-Джон пожал плечами.

— Мириться с таким положением дел? Громадная ошибка, Генри. Никогда не мирись с тем, что тебя не устраивает.

— Значит… вы намерены выступить против Мальборо?

— Ты выражаешься слишком резко. Скажу так — если мы хотим чего-то добиться, то нельзя сидеть сложа руки. Надо идти вперед. Исследовать территорию, искать выгодные позиции. Вот этим я и намерен заняться.

— Каким же образом?

Харли засмеялся.

— Не догадываешься? Тогда скажу, потому что мы союзники. Ты ведь знаешь, что, продвигаясь вперед, я поведу с собой тебя?

— Мы действовали заодно; вы помогали мне, ободряли меня.

— И оба одновременно получили места в правительстве. Мы в одной упряжке, Генри. Не забывай этого. Теперь, на какой территории стал бы ты вести разведку, готовясь к предстоящей битве? Не знаешь, что ответить, Генри. С тобой это случается редко. В спальне королевы, дорогой мой друг, вот где! И время настало. Ты увидишь, что я готов приняться за дело.


«Замечательное время!» — думала Сара. Маль писал ей о своих планах и любви. «Я охотно отказался бы от честолюбивых устремлений, от будущей славы ради зеницы моего ока». Они вновь вместе и никаких глупостей больше не допустят. Герцогиня не сомневалась, что если в слухе, который передал Сандерленд, и была какая-то доля правды, то Маль получил хороший урок. Он в жизни не посмеет взглянуть на другую женщину.

Сара ездила осмотреть местоположение будущего дворца. Вудсток был восхитительным и романтичным. Когда-то Генрих Второй проводил там время с красавицей Розамундой Клиффорд и, чтобы избежать ревности королевы Элеоноры, решил построить для любовницы коттедж в лабиринте, ходов которого почти никто не знал. Элеонора, с целью уничтожить соперницу, велела подложить в карман Розамунде клубок шелковых ниток, чтобы он разматывался при ходьбе по лабиринту. Эта нить привела Элеонору к коттеджу, где она предложила сопернице на выбор кинжал или чашу яда.

«Слухи!» — насмешливо подумала Сара, знающая, как они возникают. Однако же Розамунда скончалась вскоре после того, как о ее связи с королем стало известно. Королева, несомненно, была к этому причастна.

Сара прекрасно понимала королеву. «Я бы отравила или заколола любую женщину, которой Маль отдал бы предпочтение передо мной! — думала она. — Хотя, что за глупые мысли! Он любит только меня. Лежащее в кармане письмо красноречиво говорит об этом».

Романтическое прошлое Вудстока возбуждало ее. Здесь родился Черный Принц; здесь томилась в заключении Елизавета; здесь скрывался Карл Первый после битвы при Эджхилле. Но теперь в этом месте будет выстроен дворец Бленхейм, и никто даже не вспомнит ни о Елизавете, ни о Карле, ни о красавице Розамунде. Будут говорить: «Это Бленхейм, построенный в память одной из величайших побед в истории Англии, одержанной величайшим из английских полководцев».

Место было великолепное: парк в две тысячи акров у реки Глайм. Саре не терпелось начать строительство, и, возвратясь из Вудстока, она предложила сэру Кристоферу Рену спроектировать дворец.

Правда, Рен уже состарился, и возможно, лучше обратиться к другому архитектору? Сара слышала, что Джон Вэнбру прекрасно перестраивает замок Ховард, принадлежавший графу Карлайлу. Он шел в гору, Рен — под уклон.

— Разумеется, вашей светлости надо обратиться к Вэнбру. Он не только архитектор, но и остроумный комедиограф, — советовали все вокруг.

— Пусть покажет, на что способен, — сказала Сара, и в результате проекту Джона Вэнбру было отдано предпочтение перед проектом Рена.

Ходом строительства Сара была довольна. Но начались осложнения дома, и опять из-за Мэри, шестнадцатилетней красавицы, пожалуй, самой красивой в этой блистающей красотой семье.

После того злосчастного романа в Сент-Олбансе Сара поняла, что ее нужно поскорее выдать замуж.

С Джоном она не говорила о Мэри. Он слишком потакал дочерям и мог бы даже объединиться с ними против нее. Но нет, Сара исключала это. При ее бурных отношениях с членами семьи Джон всегда старался всеми силами примирить с нею детей. «Вы должны слушаться маму. Она лучше знает». И эти наглые девчонки — Генриетта и особенно Мэри — висли у него на шее со словами: «Папа, только ты нас понимаешь. Мы это видим!» Если бы Маль не был всецело предан жене, в семье бы возник конфликт.

Мэри оставалась мрачной, дулась на мать. Сара сказала дочери, что, будь у нее время, она поддалась бы искушению задать ей порку.

Губы Мэри скривились в презрительной усмешке, и Сара едва сдержала желание ударить ее.

Ясно, что девушку следует выдать замуж побыстрее.

Соискателей ее руки было много. Во-первых, кто не хотел бы породниться с Мальборо? Во-вторых, Мэри, несмотря на ее нынешнюю угрюмость, была очень привлекательна.

Лорд Таллибардайн делал осторожные подходы к Саре, и она была бы отнюдь не против подобной партии. Наследник графа Питерборо был определенно увлечен девушкой, лорд Хантингдон намекал, что интересуется ею. Существовали и другие, но Сара даже не принимала их во внимание. Было ясно, что выдать Мэри замуж проще простого.

Однако едва герцогиня заговаривала с дочерью на эту тему, та упрямилась.

— Не хочу выходить за того, кого для меня выберешь ты.

— Значит, намерена умереть старой девой?

— Я этого не говорила.

— Выйдешь за того, кого выберу я, или не выйдешь вовсе.

— Значит, остается только умереть старой девой, — ответила эта наглая девица.

— Лорд Хантингдон — сын графа Кромарти, — напомнила дочери Сара.

— Знаю.

— Стало быть, ты считаешь, он недостаточно хорош для тебя?

— Мне еще рано замуж — ты сама недавно говорила.

— Рано выходить за неподходящего человека.

— Не понимаю, какую роль играет здесь возраст.

— Зато я понимаю, что для меня твоя наглость.

Так у них обстояли дела. Вечно шли ссоры, к Мэри стал проявлять интерес лорд Монтимер, сын графа Монтегю.

— Лорд Монтимер весьма достойный человек, — сказала Сара.

— Потому что должен унаследовать отцовский титул?

— Тем, кто отвергает лучшее, зачастую приходится довольствоваться худшим.

— Мне еще мало лет, мама, и я не интересуюсь ни лучшими, ни худшими.

Кому только нужны дочери!

Жизнь шла своим чередом. Саре пришлось увезти Мэри в Сент-Олбанс в надежде, что вдали от двора удастся вложить немного умишка в ее глупую голову. Она навещала Вудсток, встречалась с Джоном Вэнбру. На это уходило столько времени, что она бывала у Анны реже, чем той хотелось бы.

«Миссис Морли должна понять, как я занята, — говорила себе Сара. — Во всяком случае, Эбигейл Хилл присмотрит, чтобы в мое отсутствие все шло гладко. Именно для того она туда и приставлена».

Таким образом, в те недели, когда Харли обдумывал свою стратегию, Сара, погруженная в свои дела, оставила ворота крепости широко распахнутыми для противника.


Королева собиралась в зеленый кабинет. Георг пришел сопровождать ее туда и стоял у окна, отпуская ядовитые замечания в адрес прохожих. Ему нравилось указывать на недостатки других, хотя, думала Эбигейл, его собственную тучность вряд ли можно назвать привлекательной. Поэтому он и радуется чужим физическим несовершенствам.

— Мы готовы, дорогой, — сказала ему Анна.

Принц нехотя отвернулся от окна и зевнул.

— Подремлешь в зеленом кабинете, милый. Потом Хилл приготовит чаю, он тебя взбодрит.

— Молочный поросенок был хорош, — сказал Георг. — И, кажется, я съел слишком много.

— Дорогой, ты вечно переедаешь молочного поросенка — а ведь потом еще подали диких уток и фрикасе! Ничего, не беспокойся, поспишь, и тяжесть в желудке пройдет. Хилл, кто будет сегодня в зеленом кабинете?

— Мистер Харли, мадам, мистер Сент-Джон… и еще кое-кто.

— Оба они приятные люди, — сказала Анна; и все отправились в зеленый кабинет.

Эбигейл, прислуживая королеве, ощущала интерес мистера Харли к себе. Когда он обращал на нее взгляд, глаза их встречались. Улыбка его была теплой, дружелюбной; девушка недоумевала, чем вызвано его внимание к ней. Она не тешила себя мыслью, что понравилась ему, так как не была привлекательна — разве что для Сэмюэла Мэшема, определенно увлеченного ею. Но Сэмюэл не выдающийся политик, он просто-напросто скромный слуга, как и она, кроткий, не забывающий о своем положении. Роберт Харли совсем не такой. Это один из самых влиятельных людей в правительстве, и причина его интереса к скромной горничной могла быть лишь одна.

Сплетен о его связях с женщинами не было. Он состоял в браке и, судя по всему, был верен жене. Правда, много пил и увлекался ночной жизнью Лондона. Но что из того?