– Возмутительно! – заявила, кипя от негодования, Мэри Лу Риддл, женщина средних лет, вдова полковника.

– Непростительно! – заявила Роуз Лейси, гордая мать двух покалеченных на войне ветеранов.

– Ушам своим не верю, – заметила очаровательная брюнетка, Ясмин Парнелл, овдовевшая в самом конце войны. Смирение, с которым она приняла собственную трагедию, и усердие, с которым продолжала выполнять свои общественные обязанности, были достойны восхищения.

Бетси Рид, портниха и признанная законодательница мод, закатив глаза, покачала седеющей головой:

– Ее муж, молодой Уилл Кортни, настоящий южанин и джентльмен, сложивший голову за наше дело, должно быть, перевернулся в гробу!

Скандал! Безобразие! Позор!

Все дружно согласились, продолжая работать иголками. Янки на ферме Хелен? Какая мерзость!

Тем не менее они все утро только и говорили об этом, высказывая самые шокирующие предположения насчет того, что может происходить во владениях Берков.

В конце концов, чего еще ждать от северян с их низменными инстинктами? Хелен Берк следовало хорошенько подумать, прежде чем пустить в дом это похотливое животное, подвергая себя постоянной опасности физического насилия.

– А может, она сама этого хочет, – ядовито ввернула Китти Пеппер, недавно сочетавшаяся законным браком, тряхнув блестящими темными локонами. – Говорят, этот янки настоящий красавчик. Черноволосый, смуглый, как индеец, высокий и стройный.

– Китти Пеппер, и не стыдно тебе? – одернула ее мать, залившись краской.

– А что тут такого, мама? Все говорят об этом, – заявила Китти, ничуть не смутившись. – Я думала, вам будет интересно.

Кивая, дамы сгрудились вокруг рамы с натянутым одеялом и нетерпеливо уставились на самодовольно улыбающуюся Китти. Та хихикнула, прижав руку к пышной груди, и доверительно продолжила высоким, как у маленькой девочки, голоском:

– Ну, лично я янки не видела, но Луиза Даунинг сказала мне, будто слышала от Бет Форрестер, которой рассказала Мейвис Кинг, ссылаясь на бабушку Бакстер… – Китти перевела дыхание, – что в этом янки чувствуется какая-то варварская необузданность!

– Китти Фей Пеппер! – воскликнули все хором.

– Дайте мне мою нюхательную соль, – произнесла слабым голосом Мэри Лу Риддл. – А ведь Хелен такая привлекательная штучка, высокая, стройная, с золотистыми волосами. О чем она только думает!


Хелен довольно скоро узнала, что думают дамы из благотворительного кружка, да и все остальные жители Спэниш-Форта, о ее решении предоставить янки кров.

В субботу утром Хелен, отмахнувшись от предложения Курта взять на себя эту обязанность, запрягла старого Дьюка в фургон и отправилась за восемь миль в Спэниш-Форт.

Она всегда с нетерпением ждала еженедельных поездок в город. Хотя целью поездки было приобретение необходимых припасов, Хелен, сделав покупки, обычно задерживалась в городе на пару часов, нанося визиты знакомым дамам. Посещение городка вносило некоторое разнообразие в ее монотонную жизнь, как заслуженная и приятная передышка после недели одиночества и тяжких трудов на ферме.

В эту субботу, однако, у нее возникло подозрение, что поездка не оправдает ее ожиданий.

С увлажнившимися от волнения ладонями Хелен направила Дьюка по главной улице – мимо окружной тюрьмы, салуна, мебельного магазина и редакции местной газеты.

Она скрипнула зубами, проезжая мимо конторы, где на застекленной двери красовалась выведенная золотом надпись: «Ловлесс энтерпрайзес». Не требовалось особого воображения, чтобы представить себе могущественного и богатого Найлза Ловлесса, восседающего внутри за огромным письменным столом красного дерева.

Охваченная дурными предчувствиями, Хелен наконец остановила старого Дьюка возле универсального магазина Джейка и, обмотав вожжи вокруг тормозной рукоятки, вылезла из фургона.

Всю дорогу она убеждала себя, что все будет в порядке. Вряд ли в городе знают про янки и его сына. А если и знают, что в этом дурного? Она всегда нанимала сезонных рабочих во время весеннего сева. Не ее вина, что в этом году среди местных не нашлось свободных рук. Наверняка ее поймут.

Она ошиблась.

Едва вступив в темный, похожий на пещеру магазин Джейка Отри, Хелен поняла, что вести дошли до города. Мужчины, толпившиеся у прилавка со скобяными изделиями, встретили ее неприветливыми кивками и тут же заговорили между собой, понизив голос. Хелен не сомневалась, что речь идет о ней. И о янки.

Распрямив плечи, она улыбнулась и проследовала к широкому прилавку, за которым тощий бородатый хозяин распаковывал пачки жевательного табака, сложенного в деревянные ящики.

– Как поживаете, Джейк? На улице такая теплынь. Представляю, что будет в августе.

– Мэм, – выдавил Джейк и умолк.

А ведь Джейк способен кого угодно заговорить до смерти, дай ему только волю! Обычно стоило Хелен появиться в магазине, как Джейк вводил ее в курс всего, что произошло в городе за неделю. Более того, он служил связующим звеном между ее друзьями и знакомыми, охотно передавая сообщения и приветы.

Но сегодня в ответ на свои вопросы Хелен не услышала от Джейка ничего, кроме лаконичных «нет» и «не знаю». Он был не только на редкость немногословен, но и обслужил ее с несвойственным ему проворством.

Джейк явно хотел избавиться от нее, и как можно скорее. С напускной непринужденностью, весьма далекой от ее истинных чувств, Хелен попрощалась с хозяином и, подхватив свои многочисленные покупки, направилась к выходу. Никто из мужчин не предложил ей донести покупки до фургона.

Со стоном опустив тяжелую ношу на дно повозки, Хелен перевела дыхание и, оглядевшись, заметила сестер Ливингстон, семенивших по деревянному тротуару.

Хелен улыбнулась. Она была искренне рада видеть пожилых, несколько эксцентричных старых дев. Почему бы не пригласить эту трогательную пару выпить с ней холодного лимонада в ресторане при отеле? За ее счет. Старушки будут в восторге, благослови Господи их простодушные сердца.

Воодушевленная этой идеей, Хелен устремилась к старушкам, однако, завидев ее, седовласые дамы демонстративно перешли на другую сторону улицы, делая вид, будто увлечены беседой.

Ошеломленная, Хелен застыла на месте, словно получила пощечину, и огляделась. Видел ли кто-нибудь, как сестры Ливингстон откровенно проигнорировали ее? Неужели все знакомые теперь от нее отвернутся?

Несмотря на жаркое летнее солнце, Хелен ощущала ледяное дыхание всеобщего осуждения, пробиравшее до костей. Это ранило. Ранило до боли, но она хорошо понимала сограждан. Эти в общем-то незлые люди имеют все основания ненавидеть янки. Она сама их ненавидит! Но люди должны войти в ее положение.

Сдерживая слезы, Хелен поспешила скрыться в своем фургоне. Вскочив на высокое кожаное сиденье, она размотала вожжи и тронула Дьюка с места. Затем, не глядя по сторонам, повернула повозку и хлестнула старого коня по боку, чего обычно не делала.

Непривычный к подобному обращению, Дьюк возмущенно заржал и припустил рысью по Мэйн-стрит.

Хелен облегченно вздохнула, когда непрерывная череда строений осталась позади и главная улица перешла в наезженную дорогу, где по обеим сторонам высились жилые дома. В одном из окон мелькнуло лицо – это Фрэнсис Лоуган глазела на нее, притаившись за занавеской. Напротив, на крыльце собственного дома, подбоченившись, стояла Миртл Тетфорд и осуждающе качала седеющей головой.

Что ж, они не могли высказаться яснее. Горожане считали ее поступок предательством.

Стиснув зубы, Хелен попыталась убедить себя, что это не имеет значения. Не должно иметь. Она не может позволить себе роскошь угождать чужому мнению.

Ее жизнь подчинена одной цели – сохранить семейную ферму, где три поколения Берков жили, смеялись, любили. И умирали. С того дня, когда в 1798 году дедушка Берк расчистил участок земли и построил дом для своей молодой жены, Берки считали это место своим.

Ферма с примыкающим к ней лесом теперь принадлежит ей. Она последняя из Берков. Теперь это ее забота. Вот почему она наняла бывшего капитана союзной армии. Только так она может сохранить свой дом.

Хелен сжала челюсти и вызывающе вздернула подбородок.

И если ей необходима помощь презренного янки, чтобы не лишиться земли, так тому и быть. Что бы о ней ни говорили.


Гамильтон Майнор Граббс был одним из немногих уроженцев Алабамы и жителей Спэниш-Форта, кто не осуждал Хелен и не позволял перемывать ей косточки в его присутствии.

Вдовец, разменявший восьмой десяток, он сохранил юношеский задор и энергию. Невысокий и крепко сбитый, он имел по меньшей мере пятьдесят фунтов лишнего веса из-за пристрастия к жаркому и десертам. Никто так не наслаждался вкусной едой, как Гамильтон Граббс, и круглый животик был лучшим тому подтверждением.

Этот животик трясся и перекатывался, как волны в заливе, когда он смеялся, что случалось довольно часто. За легкий, жизнерадостный нрав его прозвали Джолли, весельчак. У него были белоснежные волосы, румяное лицо, улыбка, открывавшая крепкие белые зубы, не сходила с его губ, голубые глаза искрились добродушием и лукавством.

Старый Джолли жил один на узкой полоске расчищенной земли, граничившей с фермой Берков. Он был ближайшим соседом Хелен и ее лучшим другом.

Джолли Граббс знал Хелен всю ее жизнь. Он нервно расхаживал с ее дедом по деревянной веранде, когда родился отец Хелен. И мерил шагами ту же веранду вместе с ее отцом жаркой летней ночью 1839 года, когда появилась на свет она.

Джолли и его жена Мег первыми появились на ферме, когда пришло известие, что «Принцесса дельты», пароход, плававший вдоль побережья Луизианы, пошла ко дну, утащив родителей Хелен, когда ей было всего четыре года.

Джолли был рядом со своим старым другом Джексоном Берком до его последнего вздоха. А спустя два года рядом с болезненной вдовой Джексона – единственной кровной родственницей Хелен, когда та последовала за мужем.