Усевшись в свободное кресло, Кристофер внимательно посмотрел на деда. В лорде Аннандейле ощущалась какая-то новая хрупкость, кожа его напоминала сморщенный пергамент, натянутый на железный остов. Однако глаза остались такими же яркими, и взгляд их был по-прежнему пронизывающим. А брови Аннандейла, составляя контраст с белоснежной сединой волос, были такими же густыми и тёмными, как и всегда.

— Я скучал по вам, — слегка удивлённым тоном признался Крис. — Правда, не могу понять, почему. Должно быть, это всё ваш пристальный взгляд — он напоминает мне о детстве.

— Ты всегда был шалопаем, — заявил Аннандейл, — и эгоистом до мозга костей. Когда я читал статьи Расселла о твоём героизме, проявленном на полях сражений, я был уверен, что тебя с кем-то перепутали.

Фелан усмехнулся.

— Если я и вёл себя как герой, то это по чистой случайности. Я просто старался спасти свою шкуру.

Громкий звук, похожий на удивлённый смешок, вырвался из горла старика, прежде чем он смог сдержаться. Брови его снова опустились.

— Кажется, ты держался достойно. Ходят слухи, что тебе пожалуют рыцарское звание. Но для этого ты мог бы постараться благосклонно принимать приглашения королевы. Твой отказ остаться в Лондоне по возвращении из Крыма произвёл неблагоприятное впечатление.

Кристофер мрачно посмотрел на деда:

— Я не хочу развлекать людей, как какая-нибудь дрессированная обезьяна. Я ничем не отличаюсь от тысяч и тысяч других солдат, которые делали то, что от них ожидали.

— Такая скромность не свойственна тебе, — Аннандейл смотрел на него без всякого выражения. — Она подлинная или призвана лишь для того, чтобы заслужить мою благосклонность?

Оставаясь таким же мрачным и не ответив на вопрос деда, Кристофер раздражённо дёрнул свой шейный платок, развязал его и откинул один конец за спину, позволив другому свисать с плеча. Когда это не помогло ему успокоиться, Крис подошёл к открытому окну.

Он опустил взгляд и посмотрел на улицу. Там было людно и шумно — в тёплые месяцы года обитатели Лондона проводили все дни напролёт на виду у соседей — сидели или стояли в дверных проёмах, трапезничали, утоляли жажду и разговаривали, в то время как колёса карет и копыта лошадей поднимали в воздух целые клубы горячей, зловонной пыли. Внимание Кристофера привлекла собака, сидевшая в задней части небольшой повозки, пока её хозяин направлял своего пони с провисшей спиной вдоль по оживлённой улице. Вспомнив Альберта, Крис почувствовал сильные угрызения совести. Жаль, что он не взял пса в Лондон. Но нет, шум и гам и постоянные ограничения в передвижении свели бы бедного Альберта с ума. Для пса было лучше то, что он остался в деревне.

Фелан перевёл своё внимание обратно на деда, поняв, что тот что-то говорит.

— ... пересмотрел вопрос о твоём наследстве. Сначала я хотел оставить тебе совсем мало. Львиную долю, конечно же, я собирался завещать твоему брату. Если и существует человек, который заслуживал бы Ривертон больше, чем Джон Фелан, я такого не встречал.

— Согласен, — тихо сказал Крис.

— Но теперь он умер, не оставив наследника, так что остаёшься только ты. И хотя я вижу, что твой характер начинает меняться в лучшую сторону, я не уверен, что ты заслуживаешь Ривертон.

— И я тоже, — Кристофер замолчал, но потом продолжил: — Мне не нужно ничего из того, что ты с самого начала намеревался завещать Джону.

— Я объясню тебе, что ты получишь, независимо от того, хочешь ты этого или нет, — тон Аннандейла был непреклонным, но не суровым. — У тебя есть обязательства, мой мальчик, и от них нельзя отказаться или избавиться. Но, прежде чем я расскажу, что тебя ожидает, хочу задать один вопрос.

Кристофер без выражения посмотрел на Аннандейла:

— Да, сэр.

— Почему ты сражался так отчаянно? Почему так часто был на волосок от смерти? Ты делал это для блага страны?

Крис фыркнул с отвращением:

— Войну развязали не для блага страны. Она была нужна для удовлетворения отдельных меркантильных интересов, а масла в огонь подливала заносчивость политиков.

— В таком случае, ты сражался ради славы и медалей?

— Едва ли.

— Тогда ради чего?

Кристофер молча перебирал в уме возможные ответы. Осознав правду, он обдумал её с усталым смирением, прежде чем ответить деду.

— Всё, что я делал, я делал ради моих людей. Ради тех мужчин без офицерского звания, которые пошли в армию, чтобы не умереть от голода или жизни в работном доме. И ради младших офицеров, которые долго служили в армии и обладали опытом, но у которых не было средств, чтобы купить офицерское звание. Я был главным только потому, что у меня были деньги, чтобы оплатить патент, а не из-за каких-то заслуг. Бессмыслица какая-то. И предполагалось, что люди из моей роты, бедные парни, последуют за мной, независимо от того, окажусь я некомпетентным командиром, идиотом или трусом. У них не было выбора, кроме как зависеть от меня. И поэтому у меня тоже его не было: я должен был попытаться стать командиром, в котором они нуждались. Я старался сохранить им жизни.

Крис нерешительно замолчал, но потом продолжил:

— У меня слишком часто это не получалось. И теперь я бы хотел, чтобы кто-нибудь рассказал мне, как жить со смертями этих солдат на моей совести.

Бесцельно уставившись на дальний конец ковра, он услышал свои слова:

— Мне не нужен Ривертон. Мне уже вручили достаточно полномочий, которых я не заслуживаю.

Аннандейл посмотрел на внука так, как никогда раньше не смотрел, изучающее и почти по-доброму.

— Вот почему ты его получишь. Я не убавлю ни шиллинга, ни дюйма земли из доли, которую я завещал бы Джону. Я охотно сделаю ставки на то, что ты позаботишься о своих арендаторах и работниках, руководствуясь тем же чувством ответственности, которое ты ощутил по отношению к своим солдатам, — он сделал паузу. — Возможно, эта ситуация пойдёт на пользу и тебе, и Ривертону. Это должна была быть ноша Джона. Теперь она твоя.


В то время как к Лондону подбирался медлительный, горячий август, усиливающееся зловоние мало-помалу выгоняло лондонских жителей в деревню, где воздух был намного чище. Кристофер был готов вернуться в Гэмпшир при первой же возможности. Становилось очевидным, что Лондон не принёс ему успокоения.

Почти каждый день был переполнен образами, которые появлялись из ниоткуда и осаждали его, приступами паники, неспособностью собраться и взять себя в руки. Во сне его мучили кошмары, заставляя всего покрываться испариной, а при пробуждении нападали приступы меланхолии. Кристофер слышал звуки ружей и артиллерийских снарядов, хотя на самом деле их не было, чувствовал, как его сердце принималось громко и глухо стучать, а руки — дрожать безо всякой на то причины. Он не мог избавиться от состояния тревоги, независимо от окружающей обстановки. Фелан навестил старых друзей из своего полка, но, когда он осторожно интересовался, не страдают ли они от такого же загадочного недуга, ответом ему было только непреклонное молчание. Это была тема, которую не обсуждали. То, с чем справляются в одиночку, никому о том не рассказывая, и любым способом, который мог помочь.

Единственное, что помогало, — это крепкие спиртные напитки. Кристофер подливал себе бокал за бокалом, пока тёплое, затуманивающее действие алкоголя не притупляло его взбудораженный разум. А ещё он пытался изучить воздействие алкоголя на его организм с тем, чтобы быть трезвым, когда это было необходимо. Скрывая овладевающее им сумасшествие всеми возможными способами, Фелан задавался вопросом, когда или каким образом ему станет лучше, и произойдёт ли это вообще.

Что касается Пруденс... она была мечтой, которую он должен был отпустить. Канувшей в небытие иллюзией. Каждый раз, когда Кристофер смотрел на неё, ещё одна частичка него умирала. Девушка не испытывала к нему настоящего чувства, это было очевидно. Ничего похожего на то, в чём Прю призналась ему. Возможно, пытаясь развлечь Криса, она выбирала отрывки из романов или пьес и вписывала их в свои письма. Он поверил в мираж.

Кристофер знал, что Пруденс и её родители надеялись на то, что он сделает ей предложение теперь, когда сезон приближался к концу. В особенности мать Прю, которая постоянно заводила разговоры о свадьбе, приданом, прекрасных детишках в будущем и домашнем покое. Крис, однако, был не в том состоянии, чтобы стать хоть для кого-нибудь подходящим мужем.

Испытывая трепет и облегчение одновременно, Фелан приехал в лондонский дом семьи Мерсер, чтобы попрощаться. Когда он попросил разрешения поговорить с Пруденс наедине, её мать оставила их в гостиной вдвоём на несколько минут, умышленно оставив дверь комнаты открытой.

— Но... но... — испуганно начала Прю, когда Кристофер объявил ей о том, что уезжает из города, — вы ведь не уедете, не поговорив прежде с моим отцом, не так ли?

— Поговорив с ним о чём? — спросил Крис, хотя уже знал ответ.

— Я думаю, вы хотели бы попросить его разрешения официально ухаживать за мной, — возмущённо ответила Пруденс.

Он посмотрел в её зелёные глаза:

— В данный момент я не свободен в своих поступках.

— Не свободны? — так и подскочила Пруденс, вынудив Криса тоже подняться с места, и посмотрела на него озадаченно, яростно. — Конечно же, свободны. У вас ведь нет другой женщины, не так ли?

— Нет.

— Ваши дела улажены, а наследство в порядке?

— Да.

— Тогда нет причин ждать чего-либо. Вы определённо дали понять, что я вам небезразлична. Особенно когда мы встретились в тот вечер, после вашего возвращения — вы мне столько раз говорили, как мечтали увидеть меня, как много я для вас значила... Почему ваши чувства остыли?

— Я полагал — надеялся, — что вы будете больше похожи на женщину, которой предстали в письмах, — Кристофер замолчал, внимательно глядя на Прю. — Я часто задавался вопросом... вам кто-нибудь помогал писать эти письма?