— Он вполне может им обучиться. Уверена, что Альберт станет прекрасным псом, как только привыкнет к новой обстановке. — Беатрис замолчала, а потом предложила: — Я могла бы позаниматься с ним в следующий раз, когда приду с визитом к Одри. Я хорошо лажу с собаками.

Кристофер окинул её задумчивым взглядом.

— Я и забыл, что вы были дружны с моей невесткой.

— Да, — Беатрис  немного помедлила. — Мне следовало раньше сказать, что я очень сожалею о смерти вашего…

Он вскинул руку в останавливающем жесте. Когда Кристофер вновь опустил её, его пальцы были крепко сжаты в кулак.

Беатрис поняла. Боль от утраты брата всё ещё была слишком сильной. Это территория, которую он ещё не смог пройти.

— Вы пока ещё не в состоянии горевать, не так ли? — тихо спросила Беатрис. — Полагаю, смерть не казалась вам реальной до тех пор, пока вы не вернулись в Стоуни-Кросс.

Кристофер одарил её предупреждающим взглядом.

Беатрис видела такой взгляд у пойманных животных — выражение беспомощной враждебности к любому, кто приблизится. Она научилась с уважением относиться к такому взгляду, понимая, что дикие создания становились весьма опасными, когда находились в беззащитном положении. Беатрис вновь сосредоточила свое внимание на собаке, поглаживая её шерсть.

— Как поживает Пруденс? — услышала она вопрос Кристофера. Ей было больно слышать нотки осторожного желания в его голосе.

— Достаточно хорошо, полагаю. Она проводит сезон в Лондоне. — Беатрис помолчала в нерешительности, прежде чем осторожно добавить: — Мы всё ещё подруги, но, вероятно, уже не такие близкие, как прежде.

— Почему?

 Его взгляд вновь стал настороженным. Очевидно, любое упоминание о Пруденс заслуживало его самого пристального внимания.

«И ответственна за это я сама», — подумала Беатрис, выдавив слабую кривую улыбку.

— Видимо, наши интересы стали разными.

Меня интересуете вы, а её — ваши регалии.

— Вы с ней явно сделаны из разного теста.

Услышав сардонические нотки в голосе Кристофера, Беатрис подняла голову и с любопытством посмотрела на него.

— Не понимаю, что вы хотите этим сказать.

Кристофер немного помедлил с ответом:

— Я всего лишь имею в виду, что мисс Мерсер — обычная девушка. А вы… нет. — Его тон был немного снисходительным … в этом не приходится сомневаться.

И внезапно всё участие и доброта испарились, когда Беатрис осознала, что Кристофер Фелан совершенно не изменился в одном отношении: он относится к ней всё так же неприязненно.

— Мне никогда не хотелось быть такой, как все, — отметила Беа. — Такие люди обычно скучны и поверхностны.

Видимо, Кристофер воспринял это заявление как выпад против Пруденс.

— По сравнению с теми, кто приносит садовых вредителей на пикники? Никто не посмеет назвать вас скучной, мисс Хатауэй.

Беатрис почувствовала, как кровь отлила от её лица. Он оскорбил её. Осознание этого заставило девушку оцепенеть.

— Вы сколько угодно можете оскорблять меня, — бросила она, немного изумленная тем, что всё ещё может говорить, — но оставьте моего ежа в покое.

Резко развернувшись, Беатрис быстро зашагала прочь. Альберт заскулил и рванулся было следом за ней, поэтому Кристоферу пришлось позвать его обратно.

Беатрис не оглянулась, а лишь ускорила шаг. Достаточно плохо влюбиться в мужчину, который не любит тебя. Но гораздо хуже влюбиться в мужчину, который испытывает к тебе явную неприязнь.

Это казалось нелепым, но ей очень хотелось написать своему Кристоферу о том незнакомце, которого она только что встретила.

Она бы написала о том, каким высокомерным он был. О том, что он обошёлся с ней так, словно она не заслуживала ни малейшего уважения. Очевидно, он счёл её дикаркой и даже немного сумасшедшей. И самое худшее — возможно, он прав.

Ей пришло на ум, что, наверное, поэтому она предпочитала компанию животных общению с людьми. В животных не было неискренности, притворства. И от животного никто не ждал изменения характера.


Кристофер возвращался домой. Альберт спокойно бежал рядом с ним. По какой-то причине пёс вел себя лучше после встречи с Беатрис Хатауэй. Когда Кристофер осуждающе взглянул на него, тот поднял взгляд и ответил Кристоферу зубастой ухмылкой, вывалив наружу язык.

— Идиот, — пробормотал Кристофер, не уверенный, относилось ли это замечание к собаке или к нему самому.

Он испытывал тревогу и чувство вины. Кристофер понимал, что вёл себя как дурак c мисс Хатауэй. Она пыталась быть дружелюбной, а он ответил ей холодностью и высокомерием.

Он не хотел оскорбить её. Это случилось потому, что он почти сошёл с ума в своём страстном желании Пруденс, в желании услышать тот мелодичный безыскусный голос, который помог сохранить ему рассудок. Каждое слово из её писем до сих пор эхом отдавалось в его сердце.

«В последнее время я много гуляю. Кажется, мне намного лучше думается на свежем воздухе…»

И когда Кристофер, отправившись на поиски Альберта, шёл по лесу, его захватила безумная мысль, что она находится где-то неподалеку и что судьба непременно скоро сведёт их вместе.

Но вместо того, чтобы найти женщину, о которой он мечтал и которую страстно желал в течение столь долгого времени, он повстречал Беатрис Хатауэй.

Кристофер не испытывал к ней неприязни. Беатрис была странным созданием, но довольно обаятельным. К тому же она оказалась намного более привлекательной, чем он это помнил. В действительности, за время его отсутствия она превратилась в красавицу, на смену её юношеской долговязой неуклюжести пришли привлекательные изгибы и изящные…

Кристофер раздражённо тряхнул головой, пытаясь изменить направление своих мыслей. Но образ Беатрис Хатауэй никак не желал исчезать. Красивое лицо овальной формы, нежный чувственный рот, запоминающиеся голубые глаза — столь насыщенной голубизны, что имелся намёк на фиолетовый. И тяжёлая копна шелковистых тёмных волос, заколотых кое-как, наспех, с выскользнувшими свободными локонами.

Иисусе! У него слишком давно не было женщины. Он был дьявольски возбуждён, одинок, а также в равной степени полон скорби и гнева. У него имелось так много неосуществленных потребностей, что он никак не мог решить: с чего ему начать. Но идея найти Пруденс показалась ему хорошим началом.

Он отдохнёт здесь в течение нескольких дней. А потом, почувствовав, что стал более похож на себя прежнего, отправится в Лондон к Пруденс. Сейчас было совершенно ясно, что он уже не тот, что прежде. Вместо раскрепощённого и обаятельного Кристофера появился новый — осторожный и скованный.

Частично проблема состояла в том, что он не мог спокойно спать. Любой малейший шум -  скрип, стук ветки дерева об оконное стекло — заставлял его просыпаться с бешено колотящимся сердцем. То же самое происходило и в дневное время. Вчера, когда Одри уронила книжку из стопки, которую несла, Кристофер едва не выпрыгнул из своей обуви. Он инстинктивно потянулся за оружием, пока в следующее мгновение не вспомнил, что у него его больше нет. Винтовка стала для него такой же привычной, как рука или нога… он часто иллюзорно ощущал её присутствие.

Кристофер замедлил шаг. Остановившись, он опустился на колени возле Альберта, вглядываясь  в его  лохматую с метёлками морду. 

— Тяжело оставить войну позади, верно? — пробормотал Кристофер, лаская собаку с любящей суровостью. Альберт часто задышал и устремился к Кристоферу, пытаясь лизнуть того в лицо. — Бедняга, ты не понимаешь, что происходит. Ты привык, что в любую минуту над головой могут начать взрываться снаряды.

Альберт завалился на спину и выгнул брюхо, умоляя о ласке. Кристофер почесал его живот и встал.

— Идём домой, — сказал он. — Я снова впущу тебя в дом, но берегись, если ты кого-нибудь укусишь.

К сожалению, лишь только они зашли в покрытый плющом дом, Альберт вновь выказал прежнюю враждебность. Кристофер решительно притащил его в гостиную, где пили чай его мать и Одри.

Альберт залаял на женщин. Он облаял испуганную горничную. Облаял муху на стене. Заварочный чайник.

— Тихо, — сквозь стиснутые зубы проговорил Кристофер, оттаскивая обезумевшего пса к небольшому дивану и привязывая поводок к его ножке. — Сидеть, Альберт.

Собака осторожно уселась на пол и зарычала.

Выдавив из себя неискреннюю улыбку, Одри спросила так, словно это было обычное чаепитие:

— Тебе налить чаю?

— Благодарю, — сухо ответил Кристофер и присоединился к дамам за чайным столиком.

Лицо его матери сморщилось, подобно гармошке, и она натянуто произнесла:

— Он запачкал ковёр. Разве обязательно навязывать нам общество этого существа, Кристофер?

— Да. Он должен привыкнуть к пребыванию в доме.

— А я не привыкну к этому, — возразила его мать. — Я понимаю, что эта собака помогала тебе во время войны. Но теперь-то ты в ней не нуждаешься.

— Сахара? Молока? — спросила Одри. Её спокойные карие глаза не улыбались, когда она перевела взгляд с Кристофера на его мать.

— Только сахар.

Кристофер наблюдал за тем, как она размешивает сахар маленькой ложечкой. Взяв чашку, он сосредоточился на горячем напитке, пытаясь справиться с приступом гнева. Это тоже было новой проблемой –  всплески чувств, совершенно не подходящих обстоятельствам.

Успокоившись в достаточной мере, он произнёс:

— Альберт не просто помогал мне. Когда я целые дни напролет сидел в грязных траншеях, он сторожил, чтобы я мог поспать без страха быть захваченным врасплох. Он носил сообщения, перебегая из траншеи в траншею, выскакивая и снова спускаясь в них, чтобы мы не наделали ошибок в исполнении приказов. Он предупреждал нас об опасности, чуя приближение врага задолго до того, как наши глаза и уши могли обнаружить кого-либо. — Кристофер сделал паузу, взглянув на напряжённое несчастное лицо матери. — Я обязан ему жизнью, и он вправе рассчитывать на мою преданность. И, несмотря на его неприглядное и враждебное поведение, я люблю его. — Он бросил взгляд на Альберта.