Когда-то она тоже шла вот так, таща за собой хныкающего и упирающегося Вадика, которому на ум пришла фантазия поиграть с приблудившейся собачкой, вынюхивавшей что-то у мусорных контейнеров.

«Мам, я ее только поглажу!» — канючил сын. Но она знала, что вслед за этим поступит предложение взять собачку с собой. Свете тогда приходилось терпеливо объяснять, что с собачкой их не пустят в общежитие, и они замерзнут вместе с ней на улице. «А мы ее спрячем!» — с энтузиазмом предлагал ее смышленый ребенок. Пока они обсуждали тему «бедная собачка и строгая тетя из общежития», предмет спора, испугавшись чего-то, скрылся в ближайшей подворотне. Маленький Вадик, проследив за ней взглядом, глубокомысленно заметил: «Дура собачка, упустила такой шанс стать домашней!».

Вадик рос на удивление сообразительным и самостоятельным. Может быть, потому, что она вынуждена была частенько оставлять его одного в комнате заводского общежития или на попечение подруг, так как приходилось работать на заводе да еще на полставки в ближайшей школе уборщицей. Тяжело приходилось Свете после развода. Тяжело и страшно. Она боялась, что бывший муж найдет ее и что-нибудь сделает. Потому и уехала в столицу, строго-настрого наказав матери не говорить, где она. Но он больше не появлялся.

Света устроилась контролером ОТК на тракторный завод, получила комнату в общежитии. Именно тогда она с удивлением и радостью поняла, что у нее будет ребенок.

Это было счастливейшее время в ее жизни. Умиротворение и покой снизошли на нее. По утрам, пережидая в постели приступ тошноты, она прислушивалась к себе, к своему телу, к своим ровным и спокойным мыслям, протекавшим в ее голове подобно чистому, журчащему ручейку.

В это же время ее нашла Тамара, лучшая школьная подруга, успевшая за это время выйти замуж за коренного минчанина, родители которого, как рассказывала Тамара, приняли ее сначала «в штыки». «Я свекрови говорю, мол, Зинаида Алексеевна, как хотите, а мы с Иваном любим друг друга, и он пойдет со мной куда угодно, несмотря ни на что. А потом намекаю, что через год заканчиваю институт, и меня по распределению отправят в какой-нибудь Замухасранск, а ваш Ванечка последует за мной. И будет он там лечить трактористов и комбайнеров. Свекровь так перепугалась, что я, скорее всего, стану преподавать в сто-ли-це», — проговорила Тамара, весело смеясь.

«Ну, Тамарка, тебе палец в рот не клади!» — смеялась Света, уплетая принесенное подругой кремовое пирожное.

«А что нам, лимитчицам, терять, кроме своей девственности?»

Родители Ивана подарили молодоженам новую квартиру со всей обстановкой, машину и сберкнижку. Так что Тамара тратила свои учительские 120 рэ в основном на кофе и зарубежную косметику.

Именно она с мужем и встретила Свету после выписки из роддома. Мать не приехала взглянуть на внука, пожаловалась, что без конца болеет. Только Тамара да ее муж поддерживали Свету. Сама Тамара тоже вскоре забеременела, и они подолгу вместе проводили время в их шикарной квартире, говорили, смотрели «видик», объедались деликатесами, которых нигде в городе нельзя было достать, ходили на прогулки, делились секретами и проблемами.

Через три года, так и не увидев внука, Галина Дмитриевна умерла. Соседки говорили, что она пила много в последнее время. Света и сама убедилась в этом, потому что мать продала один из холодильников, телевизор, обстановку, посуду и кучу других вещей.

После похорон Тамара посоветовала продать дом. Света так и поступила. Денег хватило на двухкомнатную кооперативную квартиру в новом микрорайоне столицы и на обстановку. Она считала себя счастливейшей женщиной. Зарплата позволяла жить безбедно, а с помощью верткой Тамары, обзаведшейся к этому времени кучей нужных знакомых, еще и пошиковать, и позволить себе иностранную обновку. Но все же тайком Света завидовала Тамарке. Завидовала тому, что у ее Олега есть отец, завидовала по-доброму ее оборотистости, бесконечному оптимизму, жадной напористости, позволявшей ей пробиваться к своей цели любыми путями.

И если кризис подкосил бюджет Светы, ее надежды, ее маленький уютный мир, то Тамарка с мужем, казалось, обрели второе дыхание, расцвели, поднялись, как на дрожжах. Вначале торговали шмотками из Турции, нисколько не стесняясь своего высшего педагогического и медицинского образования (Тамарка, как только поняла, что работа в школе только обременяет ее, немедленно уволилась, и Ивана из «совковой» поликлиники уволиться заставила). А потом они организовали туристическую фирму. Работали, конечно, как каторжные. Сын их, Олег, то и дело оставался ночевать у «тети Светы». Обоих сорванцов Свете приходилось воспитывать. А Тамарка после очередного вояжа как бы невзначай оставляла или деньги «на кормежку Олежке», или дорогущие вещи.

Инфляция же пожирала всю Светину получку, и как бы Света ни отказывалась от «добровольных пожертвований» подруги, она просто не знала бы, как кормить и модно одевать взрослеющего сына, если бы не эта помощь.

Тамарка, уже ставшая во главе туристической фирмы, загорелась идеей вытащить Свету с завода.

— Слушай, хватит горбатиться на родное государство, которое о наши спины ноги не устает вытирать! Давай я тебя к себе возьму!

— Что я там делать буду? — смеялась Света.

— Я тебя на курсы вождения и иностранных языков отправлю. Туроператором сделаю. Хоть вырвешься из этой вечной нищеты, заживешь как человек. А, Светка?! Давай, не ломайся.

— Ох, нет, Тамарочка. Я уж на заводе привыкла. Такой коллектив хороший…

Так ничего и не добившись, Тамара в сердцах даже плюнула:

— Господи, вот ты скажи, какая дура набитая! Ну что ты высидишь на своем заводе? Пенсию? Золотые горы, может быть? Или прынца с мозолистыми руками и луженой глоткой, предназначенной исключительно для горячительных напитков? Что ты там забыла? Неужели тебе так нравится в этом дерьме прозябать? Ты о сыне бы лучше подумала! Парню пятнадцатый пошел, ему бы с девками ходить на дискотеки, а у него второй год одни и те же кроссовки!

— Зато это его кроссовки, — перестав смеяться, ответила она.

Они тогда крепко разругались. Тамара с твердой убежденностью, что подруга — «круглая дура», а Светка с тихой покорностью, но уверенностью в своей правоте. Она не могла иначе. Возможно, даже боялась каких бы то ни было перемен в своей жизни и той новизны, которую ей предлагала Тамарка. Сын Вадик, дом и работа стали ее жизнью, и другой она не хотела.

Но их ссора не продолжилась слишком долго. Тамара, прикипевшая сердцем к подруге, нуждалась в понимании, которое не находила среди своих «крутых» знакомых. А Светка просто не умела долго хранить обиду. Как ни в чем не бывало она пригласила подружку на свой скромный день рождения, и Тамарка с радостью примчалась, привезя с собой кучу подарков. Не вспоминали о причине ссоры. За рюмочкой и общими воспоминаниями забылись обиды, вспомнилось смешное и грустное, песни старые про «миллион алых роз»…

Вспомнив про наполнявшуюся ванну, Светка бросилась из кухни. Согревшись у батареи, купаться расхотелось. Да и до прихода сына оставалось мало времени.

Вытащив пробку из ванны, она пошла переодеваться. По дороге ее застал телефонный звонок. Звонила Тамарка.

— Привет, подруга! Хотела с утра позвонить, да не застала. Ну, так как, мы с тобой договорились насчет Олега? Присмотришь за этим охламоном, да, Светочка? Ключи у тебя есть, деньги на продукты я оставила в шкатулке, ты знаешь где… Слушай, ты точно не хочешь поехать с нами? А то еще не поздно билет заказать.

— Нет, нет, нет, Тамарочка! — запротестовала Света. — Что ты! У меня отпуск только в мае…

Это была смехотворная отговорка. Они обе это понимали. Тамара каждый раз, как только уставала от слякоти и холода родной страны, запросто брала билет до Флориды или на Карибские острова и катила с семьей к солнцу, при этом неизменно предлагала Свете лететь вместе, а Света с той же регулярностью отказывалась под разными предлогами.

Вот и сейчас Тамарка истомилась по песку и теплому морю, а Олег наотрез отказался лететь «в разгар занятий».

— Он же, паршивец, желудок себе пиццами этими угробит. Ты уж присмотри за ним, зайка. И тех сучек, которых он в дом притащит, гони в шею! От моего имени, не бойся. После них потом не то что духов, мебели не досчитаешься. А будет возмущаться, я приеду сама ему ввалю, гаду! Господи, что за наказание на мою голову! Машенька вот просто золотко, а не дочь, а этот…

Света знала, что Тамарка ругалась только для того, чтобы душу отвести, а на самом деле любила сына больше, чем младшую дочь, приторно-послушную девицу, чувства и взгляды которой были отшлифованы стараниями самой Тамарки, музыкальной школой, курсами вышивания, сладкими романами в мягких обложках и журналами мод.

— Ну, добренько, Светланка. У нас через час самолет, а у меня еще чемоданы открыты. Пока, хорошая моя. Да, как там твой обормот? Мой пакостник сессию вроде хорошо сдал. Уж как я его пилила, как над душой стояла, так ему все как об стенку горох! На уме только бабы. Так как Вадик?

— Нормально, — улыбнулась Света. — Это у него ответ такой на все вопросы. Раньше все рассказывал. Где был, что делал, с кем ругался, с кем мирился.

— Э-э, милая, нашла о чем бедовать! — засмеялась в трубку Тамара. — Яйца мехом обросли — мамка побоку! Все они такие. Теперь свои секреты они нашептывают какой-нибудь мокрощелке.

— Да, Тамарочка, хотела узнать: Вадик был сегодня у вас? Что-то он сегодня задерживается, — со скрытым беспокойством спросила Света.

— Боже ты мой, он уже взрослый мужик, а ты все еще по часам проверяешь, когда он домой явится. Жрать захочет, придет. Моего, кстати, тоже нет. Я лично перестала волноваться за Олега в тот момент, когда ему стукнуло четырнадцать, так как поняла, что сидеть до трех ночи на кухне и пить валерьянку — себе дороже. Сколько ни говори, что мать волнуется, ему хоть бы хны. Ох, ладно, все, а то как начну болтать, до утра не остановлюсь. Все, пока, Светочка! Буду позванивать, счастливо!