* * *

Из лифта Вадим вышел в сопровождении двух крепких парней. Они прошли один лестничный марш и вышли из подъезда. Почти у самой бровки стоял черный лимузин. Его дверь распахнулась, и Вадима втолкнули в салон. Почти сразу он уткнулся в женские коленки. Взглянув на обладательницу этих коленок, он обнаружил, что это Ксюша, та самая девица, которая разговаривала с ними в баре. Но теперь она смотрела на него так, словно впервые видела. Она равнодушно курила, глядя на него.

Сильная рука втащила его на сиденье. Рядом с ним сидел полный бородач. Он схватил Вадима за подбородок и посмотрел ему в глаза, молча дыша перегаром в лицо.

Вначале Вадим видел злобу, потом недоверие, затем… Да, что-то человеческое мелькнуло в этих налитых кровью глазах. Какое-то скрытое, потаенное любопытство.

Рука повернула его голову в разные стороны.

— Идиоты, — проговорил недовольно бородач. — Не могли обойтись без мордобоя. Хлебом не корми, дай на ком-нибудь кулаки потренировать. Недоумки чертовы. Ну что, жив? — вопрос, как понял Вадим, относился к нему.

— Пока да, — попытался пошутить он.

— Болит еще где-нибудь?

— Нет, — покачал головой Вадим, начиная понимать, что он оказался лицом к лицу с тем, кто устроил все это.

— Взгляни, Ксюха, на этого сукиного сына, — обратился Александр Михайлович к равнодушной девице. — Каков, а! Точно литой! Как же ты с моими остолопами не справился? Мог бы, а? Мог? Я тоже таким в его годы был… Дима, поехали, — бросил он водителю.

— Куда, Александр Михайлович?

— По городу. Прокатимся. Время у нас есть, почему бы не покататься по этому замечательному городу? Ты как, не против?

Вадим покачал головой.

— Ты знаешь, кто я? — спросил бородач.

— Догадываюсь, — ответил Вадим разбитыми губами. — Вы — мой отец?

Бородач рассмеялся.

— Это еще неизвестно. Хотя все может быть. Двадцать лет назад твоя мать была моей женой… На вот, выпей.

У губ Вадима оказался бокал, наполненный пахучей золотистой жидкостью.

— Шотландский вискарь. Покупал на аукционе. Стоил мне кучу денег. Но по такому случаю не грех его раскупорить.

Вадим выпил, ощутив горькоту полыни, запах дубовых листьев, терпкость и теплоту…

— Есть хочешь? Знаю, хочешь. Вот что, Дима, поехали в ресторан. Я тоже с утра ничего не ел.

— Хорошо, Александр Михайлович, — отозвался водитель.

Вадим ощущал, как расслабляющее тепло пронеслось по животу, разлилось оттуда по всему телу.

— Почувствовал, да? Почувствовал? — засмеялся бородач. — Лишь такое надо и пить. Но это могут позволить себе только настоящие мужики.

В голове Вадима возникли крохотные торнадо, от которых стало почему-то легко и свободно.

Бородач пытливо поглядывал на него, прищурив заплывшие жиром глазки.

Александр Михайлович сам не мог понять, какие чувства испытывает к мальчишке. То ли подспудное любопытство, то ли торжество от того, что может сделать с ним все, что угодно. Абсолютно все. Возвысить или уничтожить. Ошеломить роскошью, которой он никогда не знал, или отдать на растерзание своему начальнику охраны. Кто он, этот маленький ублюдок — плоть от плоти его или байстрюк, плод этой развратной шлюхи, бывшей жены? Конечно, это можно узнать. Анализ там ДНК, и все такое в этом роде.

Но что-то подсказывало Александру Михайловичу, что в этом парне есть нечто… Нечто такое, что отзывалось знакомо где-то в душе, покрытой мраком… То ли черты лица, то ли этот упрямый наклон головы, в котором он угадывал сам себя.

Парень решительно ему нравился. Глуп, конечно, самонадеян, но даже такой он нравился Александру Михайловичу. В его возрасте судьба еще милостива, она не бьет, не калечит, приберегая свои громкие оплеухи до худших времен, когда человек меньше всего этого ждет.

И вот парень получил первую оплеуху, но не сломался. Хотя любой другой на его месте и при меньших проблемах давно бы спрыгнул с девятого этажа.

А как он играл в карты! Сам он наблюдал за ним из темноты. Какая решительность, способность к риску!

Нет, в этом парне есть что-то от Краевых! Определенно! Чем черт не шутит, может, эта сука действительно ни с кем не переспала?

Сын…

Александр Михайлович мысленно с удовольствием повторил это слово.

СЫН.

Как же приятно оно звучало! Сколько в нем было силы, изначальной радости. Оно придавало уверенности в себе и делало жизнь не такой бессмысленной.

Да, в этом слове была цель. В нем была гордость. Не пустая гордыня, подкрепленная только призрачными успехами, а настоящая твердыня, на которой держится самоуважение любого мужчины.

СЫН.

Александр Михайлович теперь с волнением, которого давно не испытывал, всматривался в лицо парня, сидевшего напротив него.

Черт побери, он действительно мог быть его собственным сыном! Если так…

Сердце Александра Михайловича, алчное и жестокое, полное всей человеческой грязи, застучало радостней.

Ему захотелось узнать его побольше. Понять его. Угадать его тайные желания.

Мир, на который он раньше смотрел сквозь уродливую призму, теперь открылся…

— Ты когда-нибудь был в Испании? — спросил Александр Михайлович.

— Нет, не был. Все как-то руки не доходят путевку купить, — съязвил Вадим, почувствовав перемену в его настроении.

— Побываешь и без путевки. Ксюха, держи платок и вытри ему лицо, — приказал он, протягивая ей платок и только что открытую бутылку шотландского виски.

— Что, этим? — переспросила она.

— Да, да, этим! Не мочой же твоей!

Ксюха пересела к Вадиму, смочила платок дорогой янтарной жидкостью и начала стирать с его лица кровь.

— Это моя Ксюха, — представил ее Александр Михайлович. — Лярва еще та, но в постели вытворяет такое, что любую экстрашлюху за пояс заткнет. И все ей мало. Сегодня спрашиваю, где с утра шлялась, все одно талдычит: «В солярии, в солярии». А вот по глазам этой курвы хохлятской видно, что что-то не то. А, Ксюха! Ведь все равно узнаю, с кем шляешься. А если узнаю, сама понимаешь, что будет. Голову оторву вот этими руками.

Александр Михайлович рассмеялся, видя, как Ксюха фыркнула.

— Как видишь, Вадим, это и есть моя семья. Не богато, конечно, но другой нет.

— Что вы намерены делать со мной? — спросил Вадим решительно, еще не совсем понимая, что вдруг произошло.

— Пока не знаю. Но ты мне нравишься. Может, твоя мать действительно не соврала. У меня же нет детей. Врачи придумали какую-то заковыристую болезнь. Поэтому ты, возможно…

— Я вам должен тридцать тысяч. Не считая процентов, — жестко сказал Вадим.

Александр Михайлович поморщился.

— Хватит! Забудь! Нужны мне эти гроши! К тому же я ничего не потерял. Да, кстати, вот твои… — толстяк вытащил из кармана пачку сотенных долларовых купюр, — деньги. Будем считать, что мы оба немного развлеклись. Никто ничего не потерял.

— Все так просто? — усмехнулся Вадим.

— Да, все так просто. И довольно об этом.

— А мои друзья?

— Что твои друзья?

— Этот подонок им угрожал.

— Юра? У него работа такая. Но обещаю, с ними ничего не случится. Есть еще невыясненные вопросы?

— Что у вас произошло с моей матерью?

На мгновение лицо Александра Михайловича потемнело от гнева, но он взял себя в руки.

— Скажем так, у нас были некоторые разногласия, которые привели к разводу. Существенные разногласия. А разве она тебе ничего не говорила?

— Ни слова. Либо шутила, что нашла меня в капусте, либо отмалчивалась и говорила, что я позже все сам пойму.

В это время машина остановилась перед рестораном. Позади них притормозила машина с охранниками. Из нее вышел белесый и сразу подошел к Александру Михайловичу.

— Шеф, что делать с парнем?

— Он со мной.

— Не понял?

— Он идет со мной. Мы будем обедать. Остальное тебя не касается. Все, ждите.

Они прошли через дворик в стиле древних трактиров и пошли в зал. Александр Михайлович заказал свинину под пиво, мясное ассорти и рыбные блюда, причем в таких количествах, что скоро весь стол был заставлен тарелками, горшочками и бокалами.

Вадим растерянно взирал на суету вокруг себя и не мог привыкнуть к мысли, что все кончилось. Так неожиданно, так странно и так удивительно.

— Ну что, налетай, мужик, — развел руками Александр Михайлович. — Набирайся сил. Вам, молодым, много надо. Так что не стесняйся.

— Как же мне вас называть теперь? По имени-отчеству? — скрывая за иронией смущение, спросил Вадим.

— Я буду не против, если ты используешь простое и емкое слово «отец». Мне все больше кажется, что твоя мать не солгала. Ты — Краев! Краев Вадим Александрович. Я же вижу эту краевскую стать, краевские глаза. Ты — мой пацаненок! — Александр Михайлович потрепал его по загривку. — Щенок моих кровей! Как это вышло, ума не приложу, но я хочу выпить за это! Так как, сын?

Вадим, в руках которого немедленно оказалась запотевшая рюмка водки, пристально взглянул на этого немолодого полного человека, который по сути оставался ему совершенно чужим. Он не ощущал к нему ни малейших чувств. Совсем ничего. С тем же успехом в ресторан его мог завлечь прохожий и попросить называть себя отцом. Это было глупо и походило на какой-то дешевый спектакль.

Вадим перевел взгляд на Ксюху. Та тоже смотрела на него и явно с интересом ждала ответа. Да, она имела свой интерес во всей этой истории. Она, вероятно, заключила сама с собой какой-то договор, который предполагал принимать все как есть. До поры до времени. Почему бы и ему не заключить с самим собой такой же договор?

— Что ж, давай выпьем… отец, — произнес Вадим и опрокинул в себя рюмку.

— Точно — Краев! — захохотал Александр Михайлович, указывая на него пальцем.