Светлана Лубенец - Люби меня, как я тебя

Венька в изнеможении опустился на стул. Нет, такого нельзя себе представить. Кира Геннадьевна вообще никогда не кричала. Раздражаться и говорить строгим голосом – это она могла, это – пожалуйста, а вот ее крика никто никогда не слышал. Но дело не в том! Как смеет какая-то там тонкогубая Наталья Павловна ругать их Киру Геннадьевну? Вот что было Веньке странно и очень неприятно.

– Ты подумай обо всем этом как следует. И вспомни мои слова, когда снова захочется кричать и гневаться. – Учительница встала со стула, подошла к двери и, взявшись за ее ручку, сказала: – А сейчас иди домой. На других этапах мы набрали много баллов, и, может быть, завтра выяснится, что наши дела не так уж и плохи.

На следующий день по пути в школу Венька столкнулся с Осокиной. Ему показалось, что Танька специально поджидала его во дворе.

– Я знаю, что это ты! – выпалила Осокина, загородив ему дорогу.

– Что… я… – растерялся Венька.

– Цветок! Он от тебя!

– Нет! – отрезал Венька, обошел Таньку кругом и хотел было идти дальше, но девочка опять встала перед ним.

– Ты! Я все просчитала, все вспомнила. Я видела, как ты выбирал что-то в цветочном киоске. Думала, что маме… Я в соседнем ларьке хлеб тогда покупала. И потом… – Танька перевела дух, чтобы продолжить еще более убежденно и горячо: – Тебя не было в столовой перед математикой, вот! А когда я цветок нашла, у тебя сделались такие глаза… такие…

– Какие?

– Такие… ужасные…

Венька молчал. Что он мог ей сказать? Она и так, наверное, огорчена: сказочка о прекрасном принце лопнула мыльным пузырем.

– Ты что, в меня влюбился? – еле слышно выдохнула Танька.

Веньке стало совсем плохо. Он молчал в полной растерянности. Разве скажешь ей, что он просто рюкзаки перепутал?

Танька приблизила глазищи прямо к Венькиному лицу.

Он отпрянул и, защищаясь, сказал:

– Знаешь, а может, это… Антуан?

Танька вздрогнула:

– Антуан?

А Венька уже сообразил, что говорить дальше, и обрадованно зачастил:

– Конечно, он! Помнишь, вы с девчонками обсуждали, кто нравится Антуану? Еще меня просили узнать у него. Помнишь?

– Ну! – Танькины глаза сузились до щелок.

– Ты еще говорила, что ему нравится Шиндяева. И вовсе не Шиндяева. Ему нравишься ты!

– Врешь! Специально говоришь, чтобы…

– Нет, – перебил ее Венька. – Я точно знаю. Случайно слышал. Не буду говорить, как и когда, но это правда. – Венька вдруг догадался и про Винта. – Он и с Пашкой поэтому подрался. Ты вспомни: после той физры, где винтуевская команда в баскет продулась, Винт на математике с тобой сел!

– Так это он, чтобы самостоялку списать… Мы заранее договорились.

– А Антуан-то не знал!

Венька думал, что Осокина обрадуется рассказанному, а она почему-то потемнела лицом, сложила губы в презрительную улыбку и сняла с плеча рюкзачок. Это Веньке не понравилось. Он ждал сейчас чего-нибудь нехорошего, но чтобы получилось такое… Танька достала орхидею, сунула ему в руки так, что промялся пластиковый колокол, и сказала как-то по-взрослому горько: «Эх ты!» А потом резко развернулась и пошла к школе.

Венька еще долго стоял посреди двора, сжимая в руках прекрасный цветок, который никому не принес радости. Потом бросил его на землю и стал яростно топтать новыми кроссовками на толстой подошве. Когда подарок превратился в непристойное грязно-розовое месиво, Веньке вдруг стало жутко. Что он наделал? Разве он растерзал цветок? Нет! Это он превратил в ничто свою любовь к Аллочке, а заодно и Танькину надежду. Ничего не осталось. Одна пустота. Венька пнул остатки орхидеи под скамейку и поплелся в школу.

Класс встретил его молчанием. Венька уже сел на свое место, когда Рябу все же прорвало:

– Нет, вы посмотрите на этого Козла! Из-за него мы на последнем месте, а ему хоть бы что!

– На последнем? – скривившись, переспросил Венька.

– Представь себе! Даже 7-й «Д» впереди нас! Кретин! – Ряба, махая руками, обошел колонку парт и приблизился к Веньке. – Мы проиграли, и все из-за тебя, идиота!

Венька удивился, что ему совсем не хочется кричать на Рябу. Убийство цветка вытянуло из него все силы. Убийство? Конечно, он совершил убийство! Он убил живую прекрасную орхидею! Что стоит после этого проигрыш в какой-то игре? Какие пустяки…

Одноклассники что-то говорили, поддерживая Рябу, но тот кричал громче всех.

– Отстань от него, Генка! – Всеобщий гул вдруг перекрыл резкий голос Осокиной. – Ты себя вспомни! Про кросс, про «Веселые старты»!

Венька удивился, что Танька говорит про то, что он хотел сам вчера сказать Рябе, да не успел.

– А еще контрольную из роно по математике вспомни, – продолжила Осокина. – Ты весь класс тогда подвел. Одна «пара» всего была – у тебя, между прочим! А Козлов на «пять» написал.

Рябков замер у Венькиной парты в полной растерянности.

– Танечка, ты не заболела? – ехидно поинтересовалась Прижняк. – Никак ты Козлика защищаешь? К чему бы это?

– Ни к чему! – отрезала Танька. – Справедливыми надо быть, вот что!

В класс вошла Маргарита Ивановна. Началась история. Веньке нравилась история, но сейчас он никак не мог на ней сосредоточиться. Почему Танька вступилась за него? Он скосил на нее глаза. Осокина тупо смотрела перед собой и, видимо, тоже была весьма далека от проблем средневековья.

После урока Венька подошел к ней и сказал:

– Тань! Я тебе цветок подарю, еще лучше того…

– Да пошел ты! – хлестнула его словами Осокина и побежала в столовую.

Венька не знал, что и думать.

Дома он принялся за свою избушку. Он уже собрал почти весь сруб. Трудно было делать окна, но папа ему подсказал, как. Мама дала кусочки белой шелковистой ткани, из которых получились замечательные занавески. Осталось придумать, как сделать крылечко и крышу, – и избушка будет готова.

Таня не понимала, что происходит. Это ее сердило и тревожило до головной боли. Она никак не могла понять, почему Козлов отказался от того, что именно он положил в рюкзак цветок. Неужели он все-таки трус? Зачем тогда вообще все это придумал? Она не сомневалась, что орхидея его. Он же совершенно не умеет врать, у него все на лице написано! Что-то он там говорил про Антуана… Может, все-таки орхидею положил Клюшев? Он сейчас без конца попадается ей на глаза и, кажется, все время хочет что-то сказать. Может, про цветок?

Таня досадливо сморщилась. Почему-то ей совсем не хотелось теперь, чтобы это был Антуан. Как все странно и непонятно… Давно ли она мечтала о Клюшеве? Как ей хотелось, чтобы именно он написал ей что-нибудь романтическое в анкете с Ди Каприо на обложке! А что теперь? Почему ей вдруг стал так интересен Козлов? Он же ничтожество… Она, сколько себя помнит, всегда дразнила и высмеивала его. Что же случилось? Таня рассматривала его на уроках, пытаясь разобраться в своих чувствах. Козлов чувствовал ее взгляд, оглядывался и виновато отводил глаза. Таня понимала, что надоедает ему, но ничего не могла с собой поделать. Почему он не рад ее вниманию?

Чем больше ежился под ее взглядами Козлов, тем больше Тане хотелось подружиться с ним. Он был не таким, как они все. Он был совершенно другим и этим притягивал и смущал ее. Именно для того, чтобы быть поближе к Козлову, она и затеяла в классе одно мероприятие…

После уроков Таня собрала в классе девчонок и сказала следующее:

– По-моему, наш 7-й «А» опять распустился. Я слышала, как Маргарита Ивановна жаловалась Кире Геннадьевне на шум. Антуан с Комиссаровым давно забыли про поручение и за порядком в своих колонках совершенно не следят.

– А по-моему, Танечка, ты тоже не очень-то стараешься, а на истории вообще с Ленкой сидишь вместо Васильева, – заметила ей Катя.

– Принимаю критику, – кивнула Таня, – и собираюсь исправляться. Я готова взять на себя самого сложного мальчика нашего класса и пересесть к нему от Васильева, чтобы положительно влиять и сдерживать его порывы.

– Если ты намекаешь на Антуана, – поджав губки, заявила Катя, – то я от него не пересяду, так и знай! Меня, между прочим, с ним Кира Геннадьевна посадила, и не тебе пересаживать!

– Нужен мне ваш Антуан! – возмутилась Таня.

– Ну-ка, ну-ка… – уставилась на нее Катя. – Это уже становится интересным! Если не ради Антуана, то ради кого же ты затеяла это свое положительное влияние? Не для Генки же Рябы! Круче его у нас вроде и нет никого. Ты к нему хочешь пересесть?

– А может, к Винту? – рассмеялась Оля.

Таня, которая уже десять раз пожалела о том, что затеяла всю эту канитель, хотела от отчаяния согласиться сесть к Винту, как вдруг Катя решила добавить всей компании веселья:

– Тань! У нас еще один чудо-экземпляр есть!

– Какой? – насторожилась Таня.

– Как это какой? Всеми нами нежно любимый Козлик! Может, к нему сядешь? Или слабу?

Последние слова Кати Таня еле расслышала во всеобщем хохоте. Она покраснела, нервно откинула от лица пряди длинных волос и ответила:

– Не слабо! Хотите, сяду?!

– Ладно тебе… – погладила ее по плечу Оля. – Разве ты не видишь, что Катька шутит?

– Она не шутит, она на тебя злится, – сказала Лена.

– За что? – не поняла Таня.

– За то, что все ее сидение с Антуаном на последней парте уже который месяц не дает результата.

– А я при чем?

– Танька, ты что, в самом деле ничего не замечаешь?

Таня перевела взгляд на пыхтящую Дронову и спросила:

– Кать, я в самом деле… не понимаю…

– Брось! – выпалила Катя. – Все ты понимаешь! Все видят, что ты ему нравишься. Раньше он, может, и был влюблен в какую-нибудь Шиндяеву, а сейчас с тебя глаз не сводит. Слепой только не заметит! Чего прикидываешься? Я уж и так с ним и сяк, а он только на тебя и смотрит.

Таня переводила растерянный взгляд с подруги на подругу:

– Не может быть…

– Это он после физики, – уточнила Оля. – Ну… когда ты с Люкой схлестнулась! Все парни тогда обалдели, но с Антуаном разве кто может тягаться. Неужели не знаешь, что он Васильева чуть не отлупил?