А я растерянно смотрела ей вслед.

Вот и поговорили…

Кристина подбежала к внедорожнику Логинова, почему-то стоявшему здесь на парковке, достала из сумочки ключи.

– Кристина, подожди, извини, я не хотела, – я быстро шла за ней следом.

Но не успела.

Она уже сидела внутри. Взревел мотор. Машина резко сдала задом, едва не зацепив меня. Буквально в последнюю секунду я успела отскочить в проход.

– Идиотка! – крикнула вслед внедорожнику, который за пару секунд набрал скорость и рванул к перекрёстку.

Ну и пусть катится!

Я повернулась обратно к зданию клуба, но не успела ступить и шагу…

Резкий удар.

Скрежет сминаемого металла.

Треск пластика.

И мой испуганный шёпот:

– Кристина…

61

Я заставила себя развернуться. На мгновение замерла от страха. А потом вдохнула и пошла к месту аварии. Так быстро, как позволяли туфли на высоких каблуках. Через десяток шагов вовсе их скинула и побежала.

Туфли – глупость.

Туфли подберу потом.

Над машиной поднимался нехороший дымок, рассеиваясь туманом. И это заставляло меня бежать ещё быстрее.

И только подойдя к внедорожнику вплотную, я остановилась. Издали этого не было видно, да и сзади машина казалась просто машиной. А здесь, рядом, была груда смятого, искорёженного металла, столкнувшегося с бетонной преградой, которая словно бы вгрызлась тупыми зубами в бампер, сминала и корёжила в бессильной ярости, что не может откусить, насытить своё жадное чрево.

Разве может металл вот так легко мяться?

Словно скомканный лист бумаги…

Резко пахло бензином, который тонкой струйкой сочился из треснувшего бака, а ещё паром, смешанным с машинным маслом, и совсем немного кровью. А может, это мне только казалось.

От страха.

Я совсем забыла о Кристине, оцепеневшая из-за неестественности, какой-то фантасмагоричности зрелища.

Так ведь не бывает.

Не знаю, сколько ещё я так стояла, пялясь на искорёженный внедорожник, если бы не стон. Он шёл изнутри, спрятанный за этим жёваным металлом.

– Кристина?

Я подошла ещё ближе. Под босыми ступнями хрупали, кусаясь, кусочки пластика и осколки стекла.

Водительское стекло выдавило при ударе, позволяя разглядеть салон. Кристина лежала на руле, зацепившись за него левой щекой. Руки бессильно свисали по сторонам. Я не видела её лица, а это сейчас казалось важным.

– Кристина…

Я коснулась плеча и снова услышала стон.

Осторожно перехватила её под мышками и потянула назад, прислонила к спинке сиденья. Действовала очень аккуратно, боясь повредить ей что-нибудь. Да и тянуть далеко не пришлось. Салон смяло очень сильно.

Она ударилась не лицом. Скорее всего, грудью о руль. Потому что лицо было почти нетронутым. Только несколько небольших царапин от осколков и прокушенная губа, из которой показалась тёмная капля крови.

Капля – это немного.

Значит, всё будет хорошо.

– Кристина, слышишь меня? У тебя есть телефон?

Моя сумочка осталась в клубе. И на улице, как назло, никого не было. Надо было позвать на помощь, но я словно зачарованная не могла отойти от машины. Казалось, что, как только упущу Кристину из виду, случится нечто ужасное.

А она вдруг открыла глаза. Повела вокруг мутным взглядом, а потом сфокусировала его на мне.

Захотелось плакать.

Кристина шевелила губами, словно хотела что-то сказать, но у неё не получалось. Тогда она приподняла руку, но сил не хватило, и кисть упала обратно на колени.

– Что ты хочешь, Кристина? – я нагнулась поближе. – Нужно вызвать помощь. У тебя есть телефон?

Я взялась руками за раму и, удерживаясь на них, прогнулась как можно дальше, старясь не упасть на Кристину.

Слышала её хриплое прерывистое дыхание. И это ужасно мешало сосредоточиться.

– Прости меня, – вдруг раздался шёпот у самого уха.

Что?

Я попыталась вынырнуть назад, но Кристина вдруг ухватила пальцами за платье. И откуда взялись силы? Только ведь не могла даже руку поднять.

Я повернулась к ней.

На лице Кристины не было привычной холодной презрительной маски. Сейчас она даже казалась моложе. Испуганная девочка.

– Не бойся, тебя спасут. Сейчас кто-нибудь пройдёт мимо, мы попросим вызвать скорую. Или же найдём твой телефон…

Я говорила мягким тоном, как будто уговаривала испуганного ребёнка, и одновременно обыскивала глазами салон.

– Прости меня, – повторила Кристина и вдруг закашлялась, с хрипом втянула воздух и продолжила: – Я очень виновата… перед тобой… перед вами…

После каждого слова-двух она делала паузу. И снова повторялся хриплый вздох. И мне казалось, что хрипит она всё больше и больше.

– Тихо. Молчи, – остановила я её, вдруг замечая на полу у пассажирского сиденья телефон в красном чехле, – не надо ничего говорить. Ты потом мне всё расскажешь. Хорошо? Потом, когда тебе будет лучше. Я сейчас вызову скорую…

Но отойти от окна она мне не позволила. Пальцы крепко держали ткань платья.

– Ярослав… это я… и тётя Таня… она… капли в вино… он лежал, смотрел… потом уснул… я сама раздела… потом… сказала, что было… что ребёнок… Алина… не он отец… другой…

Что?

Из левого глаза Кристины выскользнула слеза и скатилась по щеке. А потом она снова закашляла. И в этот раз приступ был гораздо сильнее.

– Позаботься… – зашептала она, когда вновь смогла говорить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А на губах выступила кровь. Сначала просто подкрасила рубиновым цветом. А затем что-то булькнуло, и изо рта потекла тёмно-красная струйка.

– Саша!

Я обернулась. К нам бежали. Это хорошо, значит, помощь близко.

– Вызывайте скорую! Срочно! – крикнула как могла громко, чтобы они не теряли времени. И тут же заговорила тише, сжимая бледную ладонь Кристины: – Всё будет хорошо. Помощь уже в пути. Ты будешь жить и сама позаботишься о своей дочери.

– Что случилось?

Барчук добежал первым, почти не запыхавшись. Быстро осмотрел машину, меня, Кристину, у которой начался очередной приступ кашля, но она по-прежнему не выпускала моё платье из пальцев.

– Она врезалась… – слёзы всё-таки текли, и я не знала, как давно это происходит. Громко всхлипнула. – Кажется, что-то повредила. Внутри…

Через несколько секунд подбежали остальные. Впереди парни. Девчонки изрядно отстали. Разуться здесь решилась только я.

– Надо посмотреть, можно ли её вытащить, – Барчук вдруг взял на себя командование, и одноклассники беспрекословно ему подчинились.

Он отстранил меня. И я отошла на несколько шагов, растерянно глядя на суету, почти не слыша испуганного шёпота вокруг.

Дверь заклинило. И открыть её получилось не сразу. Барчук проверил ноги Кристины.

– Не зажало, – сообщил он. Но вытащить наружу не позволил: – Пусть сперва врачи оценят её состояние.

И ответом на его слова раздался тревожный сигнал скорой помощи.

Это было похоже на плохой сон.

Мир вокруг освещался мелькающими бело-голубыми огнями. Суетились люди, что-то говорили друг другу, иногда кричали. Кристину вытащили из машины и уложили на каталку.

Кто-то сказал, что мне тоже нужно в больницу.

Я покачала головой. Кристине плохо, это ей нужна помощь. Не мне.

Тогда кто-то заставил меня посмотреть вниз и приподнял мою ногу. На ступне была кровь.

Я пожала плечами. Наверное, наступила на стекло. Это неважно. Но меня всё же усадили в машину и куда-то повезли.

62

Всё остальное смешалось в единый цветной калейдоскоп.

Вот я еду в больницу. И за окном мелькают улицы, деревья, фонари.

Поворот калейдоскопа и смена декораций.

Женщина в белом халате обрабатывает мои ноги и что-то бурчит о том, какая я безответственная. А может, и не бурчит, но лицо у неё такое хмурое, раздражённое, что я различаю недовольство моим поступком.

Снова поворот.

Хмурое лицо Логинова, который сидит со мной рядом в больничном коридоре, вот только смотрит в пространство перед собой. И я смотрю туда же, пытаясь разглядеть его мысли.

Ещё поворот.

В дверях застывает испуганная Милена. Её отталкивает Алина и прорывается вперёд. Лицо девочки искажено рыданием, она что-то кричит и молотит отца кулачками. Но я не слышу звука.

Его словно выключили.

Доктор в светло-зелёном костюме что-то говорит Ярославу, а я только и могу, что следить за его мимикой. И понимаю – всё не очень хорошо.

Алина снова кричит, у неё начинается истерика. И Ярослав, мягко обняв дочь, уводит её вслед за доктором. Перед уходом он что-то говорит Милене, и она подходит ко мне. Говорит, но я не слышу. Только смотрю на неё, силясь разобрать слова.

Но вместо них слышу море.

Оно, играется, плещется, накатывает на берег, то легонько ударяясь о камни, то отходя назад с влажным шелестом.

Тогда Милена протягивает мне руку, и я её принимаю. Она помогает встать. И это хорошо, потому что меня покачивает из стороны в сторону. Не знаю, смогла бы я идти сама. Скорее всего, так бы и осталась на обитой коричневым дерматином скамейке.

В лифте Милена прислоняет меня к стене, одновременно придерживая рукой, и я стою, испытывая благодарность. Почему-то сейчас мне очень трудно принимать самостоятельные решения.

Внизу нас ждёт такси.

Милена помогает мне устроиться на заднем сиденье и сама садится рядом. Она снова придерживает меня, потому что я почему-то всё норовлю съехать на бок. Когда машина наконец останавливается, я испытываю облегчение.