— Я слушаю, — официальным тоном произнес я.

— Саша!

— Александр Борисович, пожалуйста. Вы принесли заявление на увольнение? Оставьте у секретаря.

— Почему ты не сказал, что у тебя дети?

— Ты не спрашивала. Ты знала, что я женат.

— Я беременна.

— Не лги. А потом, какая разница, ты хочешь денег на аборт? Или компенсацию за услуги? Пойдем, тебе сделают аборт прямо сейчас. А деньги я тебе дам.

Я не верил ни одному ее слову. Нет никакой беременности, опять все ложь.

— Ты ревнуешь к Корецкому? Я не знала, что он твой сын. Он сам домогался меня.

— Я ревную?! С чего?! Я переживаю за сына, за то, что ему так не повезло с подругой, и не смей идти к нему и врать о беременности. Ты ничего не получишь от него. Он ненавидит тебя за все, за свои чувства, за оскорбленную мать, за унижение. Уйди раз и навсегда из нашей жизни.

— Ты же не помиришься с ней. Она гордая, она тебя не примет.

— Я люблю ее. Любил и буду любить.

— Ты предал ее со мной. А теперь предаешь меня, отрекаясь от собственного ребенка.

— Ты лжешь. Я уже перевел тебе деньги. Хочешь, пошли на аборт.

— Нет. Пусть это будет твоим наказанием. Как твой сын?

— У него все будет, не беспокойся.

— Ты холоден и официален. Но вспомни, каким ты был со мной, как кричал о своей любви.

— Я кончал с именем Любы на устах.

— Это привычка.

— Это любовь. Уходи, не травмируй ее. А мне пора к сыну.

Я встал чтобы уйти. Она упала передо мной на колени с плачем, прося не бросать ее. Брезгливость нарастала и дошла почти до тошноты, я оттолкнул ее.

— Я буду ждать тебя, — кричала она и колотила кулаками по полу, — я всегда буду любить тебя.

Я молча смотрел на нее.

— У тебя уже нет семьи, она тебя никогда не примет, а дети не простят, — продолжала истерить она.

— У меня еще осталась жизнь. Я никогда не пасовал перед трудностями. Моя семья будет моей.

Я вернулся в палату к Ваньке. Снова поцеловал его. Сел рядом.

— Папа, у тебя как? — он смотрел мне в душу, а я очень не хотел, чтобы он видел всю грязь, которая осела там.

— Мы справимся, правда, сынок?

— Правда справимся, папа! Вместе! — произнес он, поднеся мою руку к своей щеке.


Если наступит завтра


Как-то Ванечка решил поговорить с отцом и все выяснить. Был вечер. Отец сидел около его кровати.

— Папа, Марина говорит, что ты сильно обидел маму.

— Да, сынок, я не хотел и сделал очень большую глупость. Я очень жалею об этом, но я действительно сильно обидел маму. Я знаю, ты на меня сердишься, вы все сердитесь. Мне нет прощения. У меня было много женщин до мамы, но люблю я только мою жену, а то, что случилось, это несерьезно, глупо и подло.

Люба подошла к двери палаты. Она собиралась домой и шла попрощаться с сыном. Приоткрыв дверь, услышала их разговор. Люба замерла и стала слушать.

— Папа, ты ее любишь, ту женщину?

— Нет, но она была очень похожа на молодую маму. Я люблю только маму, понимаешь, все свою жизнь. С того момента, как увидел ее пятилетней девочкой на празднике. Я стал врачом, чтобы найти ее, я приехал в Москву, чтобы быть с ней. Понимаешь, сынок, мне никто другой никогда не был нужен, но иногда я ошибался. Если бы ты только знал, как я люблю ее. И если бы она знала.

У Любы на глаза навернулись слезы.

— Папа, если я попрошу маму простить тебя, она простит?

— Как бы мне хотелось, чтобы она меня простила. Но твоей просьбы не хватит. Я ума не приложу, как мне получить ее прощение, я без нее не существую, понимаешь?

— Папа, я попрошу ее. Я думаю, что смогу добиться твоего прощения. Я хочу, чтобы все было как раньше, чтобы вы с мамой были вместе и любили нас вместе. А для этого надо, чтобы она тебя простила. Понимаешь, папа, от ее прощения зависит не только твоя и ее жизнь. Еще есть мы. Если что-то изменится в семье, нас уже не будет, то есть мы будем другими, несчастными и обделенными. Вы оба должны понимать это, ведь вы оба были обделенными вашими родителями. Папа, то, что ты сделал, действительно очень серьезно, но человек должен уметь прощать, и я думаю, если мама простит, вы сможете вернуться к прежним отношениям, потому что вы любите друг друга и любите нас. Только никогда не повторяй своих ошибок!

— Да, Ванечка, она простит, — сказала Люба и вошла в палату.

Саша обнял ее, Люба плакала. Он целовал ее мокрое от слез лицо, нежно прижимал ее к себе и снова целовал. Ванечка смотрел на них и не мог скрыть своей радости.

— Идите оба домой, я один переночую. Мне уже нормально. Идите домой, пожалуйста.

Родители расцеловали Ваню.

— Ты точно один переночуешь? — спросил отец.

— Да, мне уже полегчало.

Утром Люба проснулась в объятиях мужа. Ей было хорошо, она снова была счастлива. Душевная боль ушла, исчез комок, сжимающий горло, и тяжесть в груди. Она поняла, что, даже не простив, не может без него. Он был ее смыслом, ее жизнью, ее миром, всем, что для нее дорого. Она его любила, несмотря ни на что. Она не могла жить вне этой любви, не могла отказаться от нее, не могла сопротивляться ей. Неужели для того чтобы понять, насколько он ей дорог, должно было случиться все это? На работу они поехали вместе. Перед выходом к Любе подошла Марина.

— Ты простила его! Как ты могла? Ты такая же, как он. Я вас ненавижу!

Она отвернулась и ушла в свою комнату. На следующий день Марина перекрасила волосы в красно-зеленый цвет и вставила в уши по десять сережек. Так начался Маринин протест.


Федор


Федор повел Любу в парк, покурить. Она очень много курила последние дни.

— Люба, у тебя все в порядке? — Вопрос Федора дал понять, что все написано у нее на лице.

— В порядке? О чем ты, Федя? Что может быть в порядке? У меня сын после операции, и он болен. Ты сам знаешь, как он болен. О каком порядке ты говоришь?! Валера в воду опущенный, я не знаю, как мне с ним общаться. Он мой сын, моя кровиночка, мое все. Марина и так была сложным подростком, а теперь она курит открыто при мне, волосы у нее неизвестно какого цвета и она со мной не разговаривает. Игнорирует всеми возможными способами. Вчера ушел Сережа, переехал к матери. Теперь она его мать. Не я. Где порядок, Федя? У меня болит все днем и ночью, физическая боль сливается с душевной, и я уже не понимаю, где какая. Я потерялась, Федя! Я не состоялась ни как мать, ни как жена, ни как женщина! Зачем я живу? Ты можешь ответить мне? Ты же друг? Или ты спросишь, все ли у меня в порядке? Я отвечу — да, и ты успокоишься и пойдешь своей дорогой?

— Люба! Прекрати! Я спросил, чтобы ты ответила честно, прокрутила все у себя в голове, как ты умеешь, и приняла решение. Ты сможешь, а кроме тебя этого никто не сделает. Тебе надо определиться, поставить перед собой цели, ближайшие и долгосрочные. Определиться, кем и с кем ты хочешь себя видеть. А дальше пойдет. Ты добьешься своих целей, и все встанет на круги своя.

— Уже не встанет. У меня душа разбита, Федя. У меня ничего не осталось. Вообще ничего. Разбитую чашку не склеишь. Как же быть с душой, с семьей?

— Вы пришли сегодня вместе, я видел. Ты простила его?

— Нет, не простила. И никогда не прощу.

— Но вы вместе?

— Да.

— То есть ты приняла решение остаться с ним?

— А с кем? Кто у меня есть кроме него? Дети? Так это наши с ним дети. В каждом из них его половинка. Он любит их, он прекрасный отец. Я вправе лишать их отца? Ты так думаешь?

— Я не думаю, Люба. Я заставляю думать тебя.

— Мне нечем думать, у меня мозг на грани взрыва, а сердце холоднее льда. Но я его все равно люблю. Феденька, я всю свою жизнь живу ради него и с мыслями о нем. Меня нет без него. Ты думаешь, это я была вся такая уверенная, умная? Нет. Ты знаешь, почему я зам, а он директор? Потому что я могу быть только приложением к нему. Я не самостоятельная единица, я часть нашего тандема, причем слабая часть. Я никто без него. Господи, Федя, а если бы он ушел?!

— Глупости, Люба. Я о том, что ты зам. А вот что ты его безумно любишь, я не сомневаюсь. И, может быть, ты мне не поверишь, но я скажу. Он тебя тоже безумно любит, он никогда бы от тебя не ушел. Что-то сломалось у вас, и не он один в том виноват, вы просто не поговорили, не прочувствовали, не поняли ситуацию и ошиблись. Оба ошиблись, Люба. Может, он больше, потому что совершил неверные действия. Но он потому и директор, что может действовать. Вам надо поговорить. Выяснить все и вернуться к прежним отношениям.

— Ты думаешь это возможно? — робко, с надеждой спросила она. В этот момент Федя увидел в ней маленькую испуганную девочку. Так хотелось ее защитить, подбодрить, вытереть ее слезы. Быть мужчиной рядом с ней. Но он понимал, что, несмотря ни на что, она любит и будет любить только одного мужчину. Ему же, Федору, выпало место друга. И он обязан справиться со своей ролью и помочь ей достойно выйти из сложившейся ситуации. Помочь ей найти себя. Заткнуть злые языки на работе. Поговорить по душам с Сережей, поддержать Валеру, не дать ему сломаться в данной ситуации. И лечить Ваню, искать варианты. Чтобы мальчик жил, чтобы дотянули до пересадки почки и пересадка была возможна. Надо подставить руки где можно и где нельзя. Федя говорил об этом со своей женой вчера. Он признался ей, что теперь в приоритете Люба и ее семья. Наташа поняла и обещала помощь.


Страх


Сразу после обхода Валера зашел в Ванину палату и застал брата в ужасном настроении.

— Лерыч, хорошо, что зашел.

— Ты почему совсем скис, Ваня? Посмотри, вон глаза на мокром месте. Ты же мужик, а мужики не плачут. Операция прошла успешно, у тебя есть все шансы выздороветь. Мама с папой помирились, работают, скоро к тебе зайдут. Ваня, в чем дело?