— Она ведь вам ничего плохого не сделала. Не надо ее обижать.
Через несколько дней в клинике было объявлено собрание. Утром в ординаторскую вместе с Борисовым вошел незнакомый молодой человек. Они говорили на английском.
— Боже мой, Ричард! — Люба радостно бросилась к молодому мужчине. Они обнялись.
— Люба, ты все такая же. У тебя сын, а ты осталась тощая, как была.
— Ричард, какими судьбами? Ты именно тот человек, которого я меньше всего ожидала увидеть.
— Всему виной наша операция, помнишь?
— Какая?
— Ну та, после аварии поезда. Когда ты делала резекцию кишечника.
— Да, конечно, помню. Но при чем здесь та операция?
— У меня сохранилась пленка с видео. Операция была красивая, сложная, и ты была красивая как хирург. Так вот, когда мне было плохо после неудачного дня, я ее смотрел, и становилось легче. Это была наша первая самостоятельная операция. Удачная операция. Два года назад ее увидел мой дед. Его очень заинтересовал твой анастомоз. Он его повторил, успешно. Его стали применять с хорошим эффектом, с меньшим риском осложнений в послеоперационном периоде, ну и так далее. Он опубликовал статью, потом еще. Метод носит твое имя. И тебе присудили премию, но вручить ее не могли, так как у тебя не было диплома врача. Гарвард ты бросила, интернатуру не закончила. Вот, теперь у тебя, наконец, есть диплом, и мы с дедом приехали вручить тебе премию.
— Ты серьезно?
— Да, доктор Томас Мейсон в кабинете твоего отца.
Люба молчала. Она поникла, съежилась и растерялась.
— Ричард, так нельзя. При чем здесь я? У нас не было выбора, человек погибал… Просто больше никого не было. Все были заняты, а времени у него не осталось.
— Да, погибал, и ты взяла инициативу в свои руки. Ты сделала операцию, ты спасла ему жизнь, и ты сделала новый анастомоз. Тогда ты была более уверена в себе, чем сейчас.
— Я с тех пор почти не держала скальпель.
— Это грустно. У тебя талант, талантище. Возвращайся, тебе будет рада любая клиника. Ты будешь оперировать, сколько захочешь. У тебя будет все. Ты подумаешь?
— Я поговорю с мужем. Но у меня здесь семья. Здесь мой дом.
На собрании показали пленку с записью операции, рассказали о новом методе, и сам доктор Томас Мейсон вручил Любе премию Мейсона.
В коллективе Люба стала своей, она заслужила уважение хирургов.
Мысли. Люба
Я дежурю, уже вторые сутки. Что случилось, непонятно. Петя заболел, и у Киры грипп, а меня вот ничего не берет. Я только что вышла из операционной, снова аппендицит, уже тринадцатый за двое суток, сейчас заполню историю. Беру в руки пачку сигарет. Черт, кончились. И где я теперь возьму себе курево? Я устала, кроме тринадцати аппендицитов, было еще пару холецистэктомий и одно ножевое. Хочу курить, кофе и спать. А еще хочу домой… Хочу почувствовать теплую мягкую и нежную щечку сына, хочу, чтобы он обвил мою шею своими маленькими ручками, хочу услышать его смех и самое главное слово — Мама. Я каждый раз млею, когда он говорит "мама". Вот сижу, вспоминаю его и улыбаюсь, как дура. Медсестры переглядываются, видно и правда думают, что дура. Я не общаюсь с ними. Вообще стараюсь с коллегами меньше общаться. Мужчины ведут себя как похотливые самцы, а женщины — как брошенные любовницы. Ни тем, ни другим я не нравлюсь. Ну и ладно. Дома у меня есть сын, солнышко мое. Сладкий, чудный человечек. Завтра я уйду часа в два, если получится. Заберу его из детского сада с тихого часа и побуду с ним. А вечером придет Саша. И меня ждет следующая ночь в постели с мужем. Хоть бы не уснуть раньше времени. Как вы там без меня мои любимые мужчины?
Вот опять стучат в дверь ординаторской. Привезли кого?
— Любовь Александровна, там скорая с аварии, надолго там, если выживет.
— Пойдемте работать, — говорю я, а в голове, одно: «Черт, я ведь так и не покурила».
11
Нежданные гости
Был обычный летний день. Люба дежурила. Последнее время дежурства выпадали почти через день и много оперировала. Саша отвел четырехлетнего Валерку в детский сад. Занятия в мединституте кончились, студенты на каникулах, и у него осталась работа только в клинике.
Это почти отпуск — шутил он. Саша пришел на работу, надел халат, позвонил в хирургию. «Корецкая в операционной», — сказала ему медсестра.
Саша попросил принести все новые истории болезней и объявил, что через час обход. В дверь постучали, вошел заведующий приемным покоем.
— Александр Борисович, сегодня ночью поступила странная семья с поезда. Муж в алкогольном опьянении, тринадцать ножевых ранений, скончался в скорой, мы его в морг отправили. Жена в алкогольной коме — перелом шейки бедра и правого предплечья, множественные кровоподтеки, но пока больше ничего не нашли, она в сознание не пришла, капаем. Девочка четырнадцати лет, по-моему, не совсем нормальная, а может, испугана сильно. Девочка говорит, что в Москве у нее брат. Что мать его по телевизору увидела, и они к нему поехали, но кто он, она не знает. Еще парень семнадцати лет, его Корецкая оперирует, два ножевых в брюшную полость, кровотечение. Короче, наш главный хирург сказал, что с бомжами связываться не будет, а Любовь Александровна документы парнишки забрала и велела его сразу в операционную поднимать, ментов к нему близко не подпустила. Жесткая она женщина, волевая. Но я не об этом. Девочка цела, только синяки да грязь. Мы ее в приемном держать не можем, а в педиатрию не берут. Она хоть и ребенок, но уже подросток, возьми к себе в терапию, жалко девчонку, может, мать в себя придет, так хоть брата найдем.
— Пойдем, посмотрю. А мамаша что?
— Мамашу тоже посмотри, может, мои что пропустили, но от нее воняет.
— А помыть западло? Слушай, мы больных не выбираем, кого везут, того лечим, а мыть их в приемном отделении вы обязаны.
Саша подошел к девочке, надел перчатки.
— Тебя как зовут, красавица?
— Зина. Мне четырнадцать лет.
— Вы откуда ехали, Зина? И к кому?
— К маминому старшему сыну, он, наверное, в Москве живет, и, наверное, богатый, раз его по телевизору показывали. А жили мы в Казахстане, в Карагандинской области. Мама, когда трезвая — хорошая, и брат Лешка хороший, он умный, он в школе хорошо учился. Отец — зверь, дерется все время, всех нас бьет. А в поезде они пили с каким-то дядькой, потом подрались, потом ножи достали. Леша меня собой закрыл, его подрезали. А мать ничего не видела, она спала, только с полки упала.
Саша осмотрел девочку. Ничего серьезного не нашел, лишь застарелые хрипы в легких. Велел ее вымыть, дать белье, сделать снимок и поднять к нему в отделение.
— Ты хороший, — сказала вдруг ему девочка, — и красивый, ты на Лешку похож, но ты красивее.
Саша улыбнулся.
— Иди в душ, в отделении поговорим. Меня зовут Александр Борисович, я заведующий отделением терапии. Поняла? Я сейчас пойду твою маму посмотрю.
Саша сменил перчатки и вошел в палату травмы. Запах там стоял убийственный. Саша позвал санитарку и велел вымыть и переодеть больную. Когда он подошел к кровати, женщина приоткрыла глаза.
— Я сплю? — шепотом произнесла она.
— Да нет, к счастью, вы просыпаетесь, — с усмешкой сказал Саша, — сейчас я вас осмотрю, послушаю, и будем вас лечить. Вы что пили?
— Нет, сынок, я сплю или я умерла?
— Вы в больнице, в приемном покое, у вас сильные ушибы, два перелома. Перелом руки мы вам загипсовали, а с бедром будем решать. Сейчас вы придете в себя и я осмотрю ваш живот, послушаю легкие, сердце. Меня зовут Александр Борисович, а вас как?
— Сынок, я знаю, как тебя зовут, — заплакала она.
Саша смотрел на опухшее, все в кровоподтеках и ссадинах лицо этой женщины и не мог понять, что такое она пила, что никак не может придти в сознание, ее капают уже шесть часов. Саша снял перчатки и рявкнул на санитарку. Пациентка посмотрела на его руки и вдруг спросила:
— Сынок, ты женат?
— Вымойте ее, переоденьте быстро. Ну неужели вы сами порядка не знаете?! Пока от нее воняет, ее никто в отделение не возьмет.
Саша вышел. Когда он вернулся к себе в кабинет, там была Люба.
— Саша, сегодня ночью к нам поступила семья.
— Любушка, я в курсе. Девочку я положил к себе в отделение, а мамашу я осмотрю, когда ее помоют.
— Саша, ты меня не понял. Вот документы мальчика, которого я оперировала. Его фамилия Борисов, зовут Алексей Борисович, ему семнадцать лет. Паспорт выдан в Казахстане, в Шахтинске.
Саша сел на стул и уронил голову на руки.
— Он жив?
— Да, операция прошла нормально, я удалила селезенку и ушила кишечник, он в реанимации. Через час ты сможешь с ним поговорить.
— Люба, что делать? Я не видел их двенадцать лет. Я почти забыл о них. Моя мать алкоголичка и не самая лучшая мать в мире. Люба, я ее даже не узнал. Боже мой, зато, кажется, она-то меня узнала.
— Саша, возьми себя в руки. Сделай обход в отделении. Сначала работа, а потом мы решим, как нам быть. Они твоя семья, и отвернуться от них мы не можем. Саша, иди и работай.
С этими словами Люба вышла из кабинета и пошла в свою хирургию.
Через час Саша вошел в реанимацию. На кровати лежал очень худой парнишка, бледный, худой, и только огромные синие глаза в обрамлении тёмных ресниц выделялись на лице. Он пристально смотрел на Сашу.
— Очень пить хочется, — пересохшими губами произнес он.
— Сейчас, Леша, пить тебе пока нельзя, только губы смочить.
В палату вошла Люба
— А, ты уже здесь. Как он?
— Стабильно, просит пить.
"Люба" отзывы
Отзывы читателей о книге "Люба". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Люба" друзьям в соцсетях.