Юлия Алева - Лёд и порох

Русский гарнизон, который Император посулил греческому королю, оставался миражом, и мы оказались в межвременье. Что происходит на войне — нам не рассказывали: контингент раненых не особо вступал в разговоры, а местные солдаты делали вид, что вообще не понимают наших попыток заговорить. Порой с турецкими парламентерами, доставлявшими нам греческих солдат и забиравших себе подлеченных соотечественников, мы получали отрывочные донесения из второго госпиталя — там было еще краше нашего: расположенный в сыром, покрытом плесенью доме, он щедрой рукой раздаривал медикам и сопровождавшему их отряду Джунковского малярию, лихорадку и прочие радости Османской земли. Непоправимых потерь пока не было, но судя по прорывавшимся эмоциям, депрессовали там люди не хуже нас.

Чтобы окончательно не съехать с катушек и пореже задумываться о чудовищной глупости этой экспедиции я приучила себя и пару присоединившихся сестер ходить купаться на рассвете. Все же быть у моря и киснуть в затхлых комнатах — перебор, пусть даже придется нырять в платьях. Нам изначально выдавали в сопровождение казака Афанасия, но тот перманентно глушил с местными цикудьо, поэтому вскоре мы привыкли к одиночеству. Доктора уже поглумились над сходством названия с классическим ядом, но Афоню не брала никакая зараза. К сожалению, об остальных такого сказать было нельзя. Народ валом укладывался то от диареи, то от тошноты. Я жрала уголь как сахар и молилась. Ну и мыла все по сто сорок раз кипяченой водой, конечно. Приучила Устю обдавать все кипятком и мы пока держались.

Но везение не бывает вечным, и, боюсь, виновна в этом именно моя пляжная прогулка, когда накупавшись я не устояла и сорвала с дерева апельсин. Мне почти искренне сочувствовали, когда третий день подряд я задумчиво лопала одни сухарики и трепетно прислушивалась к внутреннему голосу. К пациентам засранцев не допускали, поэтому душный день пришлось провести в снятой нами мансарде.

Зарево пожара на востоке города я рассмотрела не сразу. Оказалось, что у турок случился прорыв на фронте и местные праздновали это вырезая чудом выживших в январе христиан. Ну конечно, как героически помирать, так я либо блюю, либо готовлюсь к этому. Мы с Устей прихватили все самое ценное и рванули в госпиталь. Как оказалось, вовремя, потому что возвращаться к ночи стало некуда, причем не только нам, но и сестрам. К исходу третьего дня осады госпиталя, которую мы все провели без сна, еды и почти без воды, в город вошел тот самый давно обещанный гарнизон. Всю компанию экстренно, под охраной решили переправить под присмотр Джунковского. И тут нужно знать местную пунктуальность: срочно — это в течении нескольких дней. Ну не позднее недели, хотя бы. Или двух.

Отбытие ожидалось на очередном рассвете, и мы начинали привыкать, что все откладывается, как и вчера, и позавчера, и третьего дня. В этот раз я решительно не могла заснуть, и мы с Устей устроились на кресле под оливой, что росла чуть в стороне от госпиталя. Посидели-посидели и решили напоследок искупнуться. Теперь в городе не было страшно, да и от ворот госпиталя до побережья — рукой подать. Прихватили немного еды, пару покрывал и пошли. Как оказалось, по улице мы шли не одни. Причем это выяснилось, когда мы успели добраться до берега, я разделась и нырнула.

— Хозяйку позови. — раздалось в ночи. — И погуляй пока с Андреасом.

Я бестолково щурилась, пытаясь рассмотреть незваных гостей. Один силуэт был мне очень хорошо знаком, и вроде бы по кустам шевелились еще тени — или это лишь ветер? Так и пришлось идти к берегу в мокром платье, вода стекала по лицу, рукавам и подолу. Позорище. Ну так и он тоже не обязательно красавчик.

Для непосвященных — армия Греции обычно лидирует в рейтингах самой оригинальной формы. Здесь собрали и шапочку с кистями до самого того, и чулки с подвязками, и юбочки-солнце и тапочки с помпонами. Живописно выглядит, но меня терзают сомнения насчет боевых успехов в подобном облачении. Мой гость одевался весьма по-европейски — мышастый сюртук, брюки, заправленные в сапоги, белая рубаха. Оброс бородой — непривычно. На передовой обычно бывал гладко выбритым, со щетиной или бородой там более раскрученные персонажи ходили. А теперь лишь эти раскосые глаза да чуть побитые сединой пряди напоминали того, кто стал очередным лицом той внезапной войны. В моей стране после Великой Войны героев в режиме он-лайн не случалось. И пусть их выкашивали пули и взрывы, но этот, казалось, под Божьим покрывалом ходит.

— Здравствуйте, Дмитрий. — я завернулась в большую простыню, поданную Устиньей, быстро переоделась внутри нее, пожертвовав условностями типа множественного нижнего белья, отпустила девочку и жестом пригласила комбрига присесть. — Выпить хотите?

— Я не пью. — Он чуть сутулясь устроился на большом валуне.

- Зря, тут алкоголь любую заразу убивает. — он молча протянул руку.

— Ксения Татищева. — я едва успела перевернуть ладонь, чтобы пожать.

— А меня, стало быть, знаете, — он наблюдал, как я достаю из корзины бутылку, наливаю нам обоим и, к чести его, не стал дожидаться моего первого глотка.

— Ну, за встречу, Хакас. — пробормотала я. Не сказать, что граппа легко ложится на измученный стрессами желудок, но весь день я лопала сухарики. Хуже уже некуда. — Давно Вы тут, Дмитрий?

— На Кипре-то? — усмехнулся он. — С полгодика будет.

— Вы же понимаете, я не об острове. — я откинулась на покрывало и выдохнула.

— А Вы? — ушел от ответа мой собеседник.

— Четыре года. — звучит-то как жутко. — В общей сложности.

Он с изумлением уставился.

— Это как?

— Через два почти была возможность дом навестить, но я там… В общем, вернулась.

— Как? — он вскочил и бросился ко мне. Наблюдая это заросшее лицо и диковатые глаза потомка Чингиз-Хана, я вдруг вспомнила, что были у него и контузии. Неоднократно. Не реже пяти-шести раз в году.

— В Петербурге дверь была… Только там революционеры бомбу уронили и больше она не работает. — я наблюдала, как чуть подрагивающими пальцами он достает портсигар, извлекает из него сигарету, прикуривает от зипповской зажигалки. Здесь такое не встретишь — как только не спалился на столь явном анахронизме?

— И что?

— Пожила там пару месяцев и вернулась. Здесь у меня тоже… Жизнь.

Разговор не клеился и я, вдоволь наглядевшись на мужика из телевизора, как-то перестала понимать, зачем притащилась к нему.

— Слушай, давай на ты, а? — он перестал сражаться с привычками и уселся в любимой позе — одно колено параллельно земле опирается о другое.

— Не вопрос. — Я потянулась за влажным покрывалом, свернула его подушкой и подложила под шею.

— Там точно больше нельзя пройти? — он смотрел на меня с надеждой малыша, которому впервые рассказывают про то, что Деда Мороза не существует.

— Сумка динамита.

Он понимающе промычал.

— Ты как про меня узнала?

— Там-то? — он усмехнулся. — А здесь в «Ведомостях» очерк был с портретом. Сильное впечатление, конечно. Вот и подумала, что земляка надо повидать.

— То есть ты на войну приехала увидеться? — он странно посмотрел на меня со смесью любопытства и снисходительности звезды к фанаткам.

— Русские своих не бросают. Я здесь за это время еще ни одного своего не встречала — а насчет тебя сомнений быть не может. Да и вообще, любопытно, как оно там все.

— Ты в тринадцатом пропала? — он добивал запас сигарет, и я начала беспокоиться, что же мы будем делать позже.

— Нет, в пятнадцатом. Здесь такая штука — из какого дня ушел — в тот и вернешься. Но сколько потом в своем мире отживешь — настолько сюда опоздаешь. — данный вывод я сделала еще в первые месяцы, и косвенно он подтверждался опытом Феди.

— Стоп. Еще раз. — он отвлекся от огонька сигареты и внимательно посмотрел на меня. Ох, от этого взгляда я раньше… Ой. Но не теперь.

— Навоюешься здесь (кстати с кораблями у тебя отлично получилось), найдешь лазейку, даже если через десять лет вернешься в тот же день…

— В шестнадцатый хочу… Прикинь, эти суки меня в Новый Год выпилили. По машине шмальнули, я в кювет… Тачка полыхает, еле успел выпрыгнуть, а помню ж, что вокруг минное поле… А оно ни разу не минное, и трассы нет. Да что там трассы, тачки не осталось.

— А как ты без документов-то? — вспомнила я свою самую большую головную боль.

— Да ерунда все твои бумажки. Я и сейчас без них обхожусь. Винтовка есть, и ладно. Но поначалу пришлось… Да… — он вспомнил что-то забавное. — А ты?

— Я эпоху изучала там, поэтому устроилась почти гладко. Сначала у купчихи в компаньонках служила, после ее смерти в лавке у купца счета вела. Потом замуж выскочила…

— За купца? — усмехнулся Хакас.

— Нет, за артиллерийского поручика. — показала язык я. Приятно все же сбросить скорлупу условностей. — Овдовела… Теперь вот веду тихую светскую жизнь.

Где-то на море громыхнуло.

— То-то оно и видно. Прогресс толкаешь потихоньку?

— Только если чуть-чуть. Здесь не так легко что-то заработать на инновациях. До Сколково люди еще не доросли. — проворчала я.

— А что дальше думаешь?

— Раньше думала, что еще лет 20 стабильности будет, но недавно у немцев химзавод рванул с какой-то ядреной отравой, значит, наши современники тут случаются. И теперь гарантий нет.

Он откинулся, совершенно по-кошачьи вытянув длинные ноги.

— А знаешь, я вот про разные войны в детстве читал, а эту почти и не знал, только сроки… Раньше думал, что победим тех уродов, на завод свой вернусь. А оказалось, что война сама за мной ходит…