— Идите домой, оба, — приказала Хьюстон, увидев, что к ним на шум взрыва по улицам сбегаются люди.

— Поехали, — закричала она Кейну, и он последовал за ней по южной дороге города, а затем дальше — в степь.

Хьюстон гнала лошадь как можно быстрее, иногда оглядываясь на Кейна, который ехал за ней со странным, озадаченным выражением лица.

Взошло солнце, а они все скакали, изредка останавливаясь на отдых. В полдень они оказались у безлюдной станции где-то в степи между Колорадо и Нью-Мехико, и Хьюстон заплатила невероятную цену за пару свежих лошадей.

— Он в порядке? — спросил хозяин станции, кивая на Кейна, который, облокотившись на стену, бил себя ладонью по голове.

Хьюстон протянула ему двадцать долларов.

— Вы нас не видели.

Он взял деньги.

— Я не сую нос в чужие дела.

Хьюстон пыталась разговаривать с Кейном, но он только молча смотрел на ее двигающиеся губы и шел за ней, только когда она вела его.

Им приходилось есть, не слезая с лошадей, не останавливаясь даже после захода солнца. Только однажды Кейн попытался заговорить, но, казалось, не мог себя слышать и тогда стал жестикулировать, и Хьюстон в конце концов поняла, что он хочет знать, куда они едут.

— Мексика, — прокричала Хьюстон четыре раза, прежде чем он наконец понял.

Кейн замотал головой, но Хьюстон пришпорила лошадь, не обращая на него внимания. Она не сомневалась, что он не хотел вовлекать ее в свои неприятности, но не собиралась поддаваться на его уговоры вернуться. Если ему суждено было провести свою жизнь в изгнании, то она будет рядом с ним.

Кейн поймал ее вожжи и тянул их, пока она не замедлила бег своей лошади.

— ОСТАНОВИСЬ! — заорал он. — МЫ СДЕЛАЕМ ЗДЕСЬ ПРИВАЛ НА НОЧЬ.

Каждое слово было произнесено на пределе возможностей его легких, и Хьюстон несколько раз даже прикрыла глаза, когда громкие звуки разрывали тихий ночной воздух.

Кейн, не говоря больше ни слова, спешился и повел лошадь на небольшой холм в рощицу. Хьюстон последовала за ним. Он распряг лошадь и соорудил место для ночлега. Она хотела ехать дальше, чтобы оторваться от полиции Чандлера на большее расстояние, но, должно быть, Кейн пострадал от взрыва, и ему необходим был отдых. На то, чтобы собрать людей и организовать их, понадобится время, поэтому они могли сделать привал.

У нее в руках было седло, когда она вдруг заметила, как Кейн смотрит на нее. Взгляд его был почти пугающим.

Он неторопливо взял у нее из рук седло, швырнул его на землю и бросился на нее.

Он был похож на голодного зверя, и после того, как Хьюстон справилась со своим удивлением, она не смогла противодействовать ему. Пуговицы отлетали от ее пыльного костюма для верховой езды с тем звуком, с каким трескаются кукурузные зерна на сковороде. Его губы успевали, казалось, целовать одновременно все ее тело. Его большие сильные руки рвали все, что мешало им прикоснуться к ее коже.

— Кейн, — она то ли плакала, то ли смеялась. — Кейн. Моя единственная любовь, моя настоящая любовь.

Ему не нужны были слова, когда он повалил ее голую на землю и ворвался в нее с той же силой, с какой динамит взорвал утром стену. Хьюстон почувствовала себя этой падающей стеной, а когда они пребывали в сладостной неистовой страсти, ее охватила уверенность в том, что это все, что ей нужно, и то, что она сегодня сделала, было единственно правильным решением.

Пока они лежали рядом, Кейн крепко держал ее в объятиях, как будто решив никогда ее не отпускать. А Хьюстон, так же крепко прижавшись к нему, содрогалась от мысли, что могла потерять его.

Прошло много времени, прежде чем Кейн поднялся и пошел взглянуть на лошадей. Хьюстон хотела помочь ему, но он заставил ее лечь обратно, накрыв одеялом, чтобы она не замерзла в прохладном ночном воздухе.

Он не позволил помочь ему, даже когда разжигал костер. Хьюстон стала возражать, что их могут заметить, но Кейн закричал, что она должна доверять ему, и она согласилась. Она была рада, что могла положиться на него, ей было приятно лежать на спине и ждать. Он принес ей тарелку фасоли с маисовой лепешкой и чашку жуткого кофе. Но Хьюстон казалось, что это самая вкусная еда, какую ей доводилось пробовать.

Когда они поели, Кейн потушил костер и лег рядом с ней, прижав ее к себе. В следующую секунду они оба заснули.

Глава 32

Когда Хьюстон проснулась, светило солнце, Кейн держал ее в объятиях и ангельски улыбался.

— Нам надо ехать, — сказала она, садясь, сбросила его руки и натянула на себя остатки костюма. Спереди у него отсутствовало так много пуговиц, что вид был совершенно неприличный. — Они скоро нагонят нас. Не думаю, чтоб их привал затянулся настолько, насколько затянулся наш.

Он схватил ее за руку:

— По горячим следам в погоне за убийцей, так?

— Сейчас не время для шуток.

— Хьюстон, ты должна рассказать мне, что задумала. Почему ты решила бежать в Мексику?

— Я расскажу тебе, пока мы будем седлать лошадей, — сказала она и встала, нетерпеливо ожидая, когда Кейн сделает то же самое. — Я считаю, что мы сможем спрятаться в Мексике, — говорила она, накидывая попону на свою лошадь.

— Надолго?

— Навсегда, конечно, — ответила она. — Не думаю, чтобы суд оставил убийцу безнаказанным. Думаю, мы сумеем жить там более-менее скромно. Еще я слышала, что там люди не так любопытны, как в нашей стране.

Он поймал ее за руку.

— Подожди. Ты хочешь сказать, что собираешься жить со мной в Мексике? Если я буду изгоем, то и ты будешь изгоем?

— Да, конечно, я буду жить с тобой. А теперь оседлай, пожалуйста, лошадь — и поехали.

Хьюстон не успела ничего добавить, потому что Кейн обхватил ее за талию и закружил.

— Дорогуша, это самое прекрасное, что я когда-либо слышал. Оказывается, тебе наплевать на деньги.

— Кейн! — сказала она рассерженно. — Пожалуйста, отпусти меня. Они найдут нас и тебя…

Она замолчала, потому что он закрыл ей рот поцелуем.

— Да никто за нами не гонится, разве что шериф, обезумевший от того, что ты разнесла вдребезги его тюрьму. Хьюстон, милая, как бы я хотел видеть сейчас его лицо.

Хьюстон отступила на шаг от него. Его слова звучали для нее полнейшей бессмыслицей, но в глубине ее души стало зарождаться чувство страха.

— Может, ты объяснишь, что имеешь в виду?

Кейн начертил три круга носком ботинка.

— Я просто хотел посмотреть, как ты… ну, как ты отнесешься к тому, что я больше не богач.

Она наградила его своим пригвождающим к земле взглядом.

— Я хочу знать о Джекобе Фентоне.

— Хьюстон, я не сказал тебе ни слова неправды, просто я, наверное, не все тебе рассказал. Я нашел его мертвым у лестницы, и меня забрали за убийство в тюрьму, но, оказывается, слуги видели его мертвым раньше, чем подошел я. Только мне не пришло в голову их расспросить. Хорошо, что ты догадалась.

— Тогда почему ты был в тюрьме, когда я пришла? Почему тебя сразу же не освободили?

— Ты знаешь, в общем-то, меня освободили. Хьюстон, милая, — он раскрыл объятия ей навстречу. — Я просто хотел убедиться, что тебе нужен я сам, а не мои деньги. Знаешь, когда ты ушла из тюрьмы после того, как я сказал, что лишился денег, я был уверен, что ты идешь к Вестфилду, чтобы разузнать, что можно получить до того, как меня повесят.

— Так вот что ты обо мне думаешь?! — сказала она, задыхаясь. — Ты думаешь, что я настолько ничтожное, низкое существо, что брошу любимого мужчину на растерзание суда по обвинению в убийстве и пальцем не пошевелю, чтобы помочь ему? — она направилась к лошади.

— Хьюстон, хорошая моя, любимая, я не хотел тебя обидеть. Я просто хотел убедиться. Я и понятия не имел, что тебе в голову может прийти какая-нибудь глупость вроде… Ну, то есть я хочу сказать, что понятия не имел, что ты взорвешь тюрьму и чуть не убьешь меня.

— Ты, как я погляжу, нисколько не пострадал.

— Хьюстон, не сходи с ума, ладно? Это была маленькая шутка. У тебя что, нет чувства юмора? Да все в городе…

— Да, — сказала она, глядя на него в упор. — Продолжай. Что делают все в городе?

Кейн слегка улыбнулся:

— Может, они и не заметят.

Она угрожающе двинулась на него:

— Не заметят, что благодаря мне исчезла тюремная стена в полметра толщиной? Да, возможно, они все спали во время взрыва. Да, наверное, они будут ехать мимо здания, и никто из них просто не обратит внимания на небольшие изменения в окружающем пейзаже. А шериф, конечно, ни словом не обмолвился о самом примечательном событии последнего десятилетия, о том, как одна из сестер Чандлер подложила динамит под стену тюрьмы, чтобы освободить мужа, которому даже не было предъявлено обвинение в убийстве. — Она снова повернулась к лошади, каждый мускул ее тела сжигала злость.

— Хьюстон, ты должна меня понять. Я хотел знать, меня ты любишь или мои деньги. Мне представилась возможность узнать это, и я воспользовался ею. Нельзя обвинять за это человека.

— Тебя можно. Я хочу, чтобы ты выслушал, что я скажу — единственный раз в жизни. Я говорила, что люблю тебя — тебя, а не твои деньги, а ты не слышал ничего из того, что я тебе говорила.

— Ну знаешь, — он пожал плечами, — ты говорила, что не можешь жить с человеком, которого не уважаешь, но тем не менее вернулась, и тебя даже не пришлось долго уговаривать. Думаю, тебе просто трудно было удержаться, — он криво улыбнулся.

— Из всех самоуверенных, самовлюбленных мужчин, которых я встречала за свою жизнь, ни один бы не смог перещеголять тебя. Я очень, очень жалею, что мне пришло в голову спасать тебя. Жаль, что тебя не повесили, — с этими словами она вскочила на лошадь.

— Хьюстон, дорогая, ты ведь совсем так не думаешь, — сказал Кейн, взобравшись на лошадь и поехав следом за Хьюстон. — Это была шутка. Я не хотел тебя обидеть.