Вернувшись в Равенхайтс, она с облегчением обнаружила, что Кэти еще не встала. Вот это больше похоже на ее сестру, с улыбкой подумала Брин, приготовив поднос с чаем и тостами и осторожно неся его по узкой деревянной лестнице наверх. На полдороге лестница имела выступ, который она осторожно обошла, повыше подняв поднос в самом узком месте.

Вчера она тщательно убрала и проветрила комнату Кэти, сменила простыни и принесла заготовленную еще матерью смесь из сухих ароматических трав, чтобы поместить их в старый шкаф и комод. Она вымыла окна, повесила новые занавески и перевернула вверх дном весь чердак, пока не нашла большую фаянсовую вазу, куда поставила букет из тюльпанов и нарциссов.

Рассохшиеся половицы, как всегда, поскрипывали под ее шагами, возбуждая щемящее чувство ностальгии.

— Вставай, лентяйка. День на дворе, — шутливо сказала она, открыв дверь.

— Ой, да отстань ты! — простонала Кэти, но все же неохотно откинула одеяло.

Брин решительно раздвинула шторы, и бледный мартовский свет проник со двора в комнату.

— Здесь у вас чертовски холодно, — пожаловалась Кэти. Она уже забыла, что на ферме нет центрального отопления. — Не удивительно, что вы не вылезаете из вельветовых брюк и свитеров. — Она взглянула на сестру завистливым взглядом. Та ничуть не изменилась, такая же юная и свежая, как всегда. — Брин, а почему ты не соблюдаешь диету? — спросила она и осеклась, увидев, как болезненный румянец залил щеки Брайони. — О, я сама не знаю, что болтаю, — быстро проговорила Кэти. — Я привыкла брюзжать по утрам, ты же знаешь. — Но в глубине души почувствовала удовлетворение, что она стройная и красивая, а не гадкий утенок, как ее сестра. Она даже и допустить не могла, что Брин обладает внутренней духовной красотой, которая не меньше значит, чем физическая привлекательность.

Брин усмехнулась.

— Хорошо. Ешь тосты, пока горячие. Без меда и джема. Видишь, я еще помню твои привычки.

Кэти вздохнула и, не обратив внимания на тосты, взяла кружку с чаем, поморщившись от вида ее громоздкой неуклюжести.

— Надо бы достать мой чайный сервиз из машины, — сказала она, взглянув на сестру поверх кружки. — Настоящий Споуд[1]. Ты разбираешься в таких вещах? Как по-твоему, хорошая вещь?

— Споуд? Очень хорошая.

— К тому же с золотым ободком. Из настоящего золота, как сказал сэр Лайонел.

— Сэр Лайонел? — Глаза Брин раскрылись еще шире, и Кэти вдруг ощутила вину перед сестрой. Она иной раз вела себя по-свински, а Брин всегда была так добра и внимательна к ней. В Лондоне каждый только и старается подставить тебе ножку, уесть, унизить, а дома с сестрой она всегда могла поговорить по душам.

— О, Брин, я так рада, что я дома. Лондон ужасен. Я, конечно, не жалею, что уехала туда, ведь я стала там знаменитой моделью, но это ведь все равно не дом. — Кэти вдруг заплакала, и несколько секунд Брин беспомощно глядела на нее, совершенно ошеломленная. Она никогда не сомневалась, что сестра безумно счастлива в Лондоне, сделав такую карьеру и имея столько друзей, о которых она постоянно рассказывала, и вдруг эти слезы. Как их понимать?..

Взяв у сестры кружку с недопитым чаем и поставив ее на стол, она быстро обняла Кэти, прижав ее золотистую головку к своей большой мягкой груди.

— Все хорошо, дорогая. Правда, все хорошо. Ты теперь дома, — ласково утешала она. И прижавшись щекой к шерстяному теплому свитеру сестры, Кэти горько рассмеялась сквозь слезы. Дом. Если только он был у нее…


Стоуви, Вермонт, США


— …Вот почему мы должны всемерно и неуклонно развивать движение «зеленых». За нами будущее! Благодарю вас.

Дружные бурные аплодисменты раздались в небольшом уютном конференц-зале отеля. Морган улыбнулся и кивнул нескольким знакомым в первых рядах, которые, поднявшись на ноги, бешено хлопали.

— Я уверен, что вы присоединитесь ко мне в выражении благодарности мистеру Моргану за его содержательную и волнующую речь, — произнес в микрофон местный кандидат от партии «зеленых» и начал собственную политическую речь.

Морган быстро спустился вниз и двинулся к выходу, прокладывая себе дорогу сквозь толпу. Несколько рук протянулись, чтобы похлопать его по спине. Он остановился и немного поговорил с некоторыми из слушателей, поскольку все они потенциальные новообращенные Вермонтского общества «зеленых», а для него, Моргана, в Обществе заключался весь смысл жизни. А главное, это было средство, чтобы уничтожить Кристофера Джермейна.

Какой-то студент задержал его у самого выхода, таща за собой седоволосого спутника, скорее всего своего отца.

— Грандиозная речь, мистер Морган! Я рад, что есть люди, способные противостоять алчности строительных компаний и развлекательного бизнеса, — заговорил он с юношеским энтузиазмом.

Морган сделал над собой усилие, чтобы терпеливо улыбнуться.

— Вы живете здесь, мистер?..

— Хенк. Нет, к сожалению. Мы с папой обычно проводим здесь лишь несколько недель отпуска.

— А останавливаетесь?.. Надеюсь, не в «Джермейн-отеле»? — торопливо спросил Морган. Нынешним вечером главной мишенью его нападок был новый отель Джермейна, открытие которого намечалось на Новый год.

Студент отрицательно покачал головой.

— Никоим образом. Но вы, должно быть, имеете немало неприятностей, сражаясь с такой крупной компанией.

Морган улыбнулся и пожал плечами; при этом движении его темно-русые волосы, гладко зачесанные назад, отразили горевший в плафоне над его головой свет, а глаза сверкнули, как прозрачный оникс.

— Кто-то должен нападать и на крупную рыбу.

Шести футов росту, с широко посаженными темными глазами, прямым носом и тяжеловесной челюстью, Морган производил сильное впечатление. Отец студента, совладелец и редактор маленькой газеты в штате Мэн, понимал теперь, почему тот пользовался такой популярностью как оратор и, по слухам, имел большой успех у дам. К тому же он был фотогеничен, и его снимок на первой полосе газеты пришелся бы кстати рядом с интервью.

— Я — Альфред Джоунс, — представился редактор сам, поскольку сын пока что делать это явно не собирался. — Я владею небольшой газетой. Не хотели бы вы выступить с заявлением для печати? — спросил он вкрадчиво.

— Разумеется, мы нуждаемся в помощи прессы, — с важной миной проговорил Морган. — Иначе крупные корпорации шаг за шагом уничтожат наш мир, так что от него ничего не останется.

— Я разделяю ваше беспокойство, — сказал газетчик, — но, признаться, не вижу ничего ужасного в том, что «Джермейн корпорейшн» построила новый отель…

— А нужен ли в Стоуви еще один отель? — резко перебил Морган, не дав тому закончить. — Что ему нужно, так это больше деревьев, чистые улицы. Меньше отбросов, больше чистого воздуха…

— Конечно, конечно, но люди ленивы. Их нисколько не беспокоит то, что происходит в мире, пока их собственная жизнь удобна и приятна, — глубокомысленно заметил Альфред Джоунс.

— Тем-то и плох этот мир, — прошипел сын, и его длинное лицо покраснело от гнева. — Вот почему нам нужны такие общества, как у мистера Моргана. Вместе люди могут изменить…

— Помолчи-ка, сынок, — сердито оборвал его Джоунс. — Почему бы тебе не взять пример с Тома? Он сейчас…

Но Морган уже его не слышал. Другой голос и в другое время произносил в его памяти те же самые слова. Только имя было, конечно, другое… «Почему ты не берешь пример с Кристофера…» Сколько раз он слышал это! И от скольких людей!.. От школьных учителей: «Почему ты не можешь учиться, как Кристофер?» От собственных родителей: «Кристофер помогает по дому больше тебя и не жалуется». От своих так называемых друзей: «Пошли, погоняем мяч, Морган. Эх ты, мазила! Кристофер бьет лучше, а ведь он младше тебя…» Кристофер, всегда Кристофер! Иногда Моргану хотелось собрать всех этих людей вместе под одной крышей и показать им, кем стал их бесценный Кристофер. Он мог бы впечатляюще рассказать им, как их герои грабит землю, разоряет и уничтожает ее, как он сколотил состояние, пользуясь тяжким трудом других. Он мог бы показать этим школьным учителям, как тот использовал знания, которые они так охотно ему давали, а своим бывшим дружкам-бейсболистам — как тяжко они могли бы работать на одной из строительных площадок Кристофера, как мало зарабатывать по сравнению с огромными доходами шефа. Доказать своим родителям…

И тут Морган болезненно вздохнул. Родителям он уже ничего не докажет. Даже если бы они были живы, они бы не поверили ему. Никакого доверия к нему, особенно после этой последней подлости. Даже он, который хорошо знал Кристофера, был до глубины души поражен, никогда бы не поверил, что Кристофер способен на такую жестокость. Как могут ошибаться люди, подумал Морган, и губы его болезненно скривились. Но больше такого не будет. Скоро он доберется до Кристофера Джермейна. Скоро, очень скоро…

Внезапно он осознал, что две пары глаз наблюдают за ним, и резко тряхнул головой.

— Извините, но так часто приходится видеть, как сыновья спорят с отцами. Конфликт поколений, ничего не поделаешь… Однако мне пора. Возможно, мы еще встретимся и продолжим наш разговор. — И, пробормотав еще какую-то банальную фразу, он быстро удалился, проклиная про себя этого старого дурака.

Но не успел он пересечь фойе, как высокая темноволосая женщина в ярко-оранжевой кофте мягко удержала его за руку.

— Я слышала ваше выступление, — сказала она, и ее большие темные глаза откровенно-ласкающе остановились на нем. — Как это благородно, что вы готовы посвятить свою жизнь «зеленому» движению.

Морган приостановился и вздохнул, приняв напыщенный вид.

— Да. Я готов отдать этой борьбе всю жизнь.

— О, как я вас понимаю! Мы все не хотим, чтобы здесь строилось так много отелей. Вроде того, последнего, принадлежащего «Джермейн корпорейшн».