Брайони слышала, как с рычанием завелся мотор, и спустя мгновение ее прижало к комфортабельному сиденью, когда машина набрала скорость. Кристофер вел ее быстро, и Брайони только и успевала замечать, как решительно он переключал скорости, и ощущать движения его бедра, когда он нажимал на педаль. Близость его тела волновала ее, и, когда они остановились у ресторана Чарли Бейтса, она не стала ждать, пока он откроет ей дверцу, а сама торопливо вышла из машины, вдохнув воздух полной грудью.

Кристофер, прищурившись, посмотрел на нее. Было ли ей в самом деле так плохо? Найдя Равенхайтс покинутым, он велел Майклу провести тщательное расследование и узнал о самоубийстве ее сестры, а затем, как это ни печально, и о смерти ее отца. Глубоко озабоченный происшедшим, он основательно выяснил обстоятельства обеих смертей. То, что он узнал о жизни ее сестры в Лондоне, удивило и огорчило его, а сведения о сердечной болезни Джона Виттейкера могли даже вызвать чувство вины. Но вызвали лишь раздражение. Человеку со слабым сердцем не имело смысла так цепляться за ферму и ставить ее превыше всего. Однако Кристофер готов был поставить последний доллар, что Брин понятия не имела, как далеко зашла болезнь ее отца.

Следя за тем, как она старается держать себя в руках, как идет рядом с ним в высшей степени сексуальной походкой, легко покачивая бедрами, как она чарующе улыбается ему, он задавался вопросом, каким образом ей удалось так преобразиться. Брайони, несомненно, посадила себя на страшную диету. Да, конечно, контактные линзы вместо очков. И волосы… Тогда, при первой встрече, он не обратил внимания на ее волосы — прекрасные густые каштановые с рыжинкой, они удивительно гармонировали с ее необыкновенными глазами. Не похоже, что она когда-либо их красила: ее красиво изогнутые брови были того же самого оттенка…

Внезапно он спохватился, поймав себя на этих мыслях. Какого черта он философствует, когда она явно мечтает о мщении. Иного объяснения быть не могло — он абсолютно был в этом уверен. Скорее всего, она винит его в смерти отца и, разумеется, в потере дома. Кристофер вспомнил ее глаза за очками, полные боли, гнева и слез, когда она уезжала со двора его отеля в этом своем нелепом старом драндулете.

А сейчас эти глаза, которые смотрели на него, были чарующими… И полными лжи. Полными обмана. Но такими прекрасными! Брайони играла с ним тонко, он вынужден был признать. Да, даже задыхаясь от скрытого гнева, он не мог не согласиться с этим. Внезапно он улыбнулся. Неплохо бы ей напомнить, что не одна она умеет играть в подобные игры.

— Я думаю, ты не прочь перекусить, — сказал он, беря ее за руку. Почувствовав, как ее рука дернулась, он улыбнулся еще шире. — Я и сам очень голоден, — прибавил он, наклонив голову так, что его губы оказались в каком-то дюйме от ее маленького ушка. Она задрожала.

За столиком в зале ресторана Брайони немного успокоилась. Она выбрала себе блюда и смотрела, как Кристофер заказывает вина для себя и для нее. Когда появилось густое красное бордо, он сам наполнил ее бокал.

— Я не пью, — возразила она негромко.

— О-о? — Он удивленно поднял брови. — Мне трудно в это поверить. Теперешние женщины… — Он не договорил, но глаза его были тверды как алмазы, когда он посмотрел ей в лицо.

Брайони вспыхнула. Черт, ей следовало бы знать, что женщины, с которыми он имел дело, наверняка знали толк в винах. Она потянулась за бокалом и сделала осторожный глоток. Это мало помогло.

— Очень крепкое, — проговорила она, и Кристофер слегка усмехнулся. Брайони почувствовала, как сердце тревожно замирает в груди. Опять ей показалось, что она готова совершить какую-то непоправимую ошибку. Но какую именно? В чем? И где?

Кристофер поднял бокал к губам и выпил. О чем она думает? Наверное, поздравляет себя с тем, как ловко его провела. Ну что ж, у нее, пожалуй, есть на это право. Он позволил ей взять верх над ним, но лишь один раз. Первая схватка закончилась в ее пользу, но теперь борьба утратила элемент неожиданности. Он слегка нахмурил брови. Нет, она не была для него серьезным соперником. Ей следовало преподать хороший урок, но что-то в подсознании неотступно, как зубная боль, твердило, что ему будет непросто это сделать.

— Выпей, — внезапно произнес он настойчивым тоном, отбрасывая от себя неприятные мысли. — Просто восхитительное бордо.

Враг всегда остается врагом. Морган научил его этому. А красивые женщины особенно опасны. И это ему тоже следует помнить.

Брайони нехотя сделала еще глоток противной жидкости, стараясь, чтобы это выглядело так, будто она получает удовольствие. Вечер начался плохо. И продолжение могло быть еще хуже.

Им принесли заказанные блюда, и Брайони в смятении уставилась в тарелку Кристофера. Она до краев была заполнена… Ей показалось поначалу, что это просто обман зрения, но нет, и в самом деле так. Улитки… Огромные жирные улитки. Она видела, как он взял маленькую серебряную вилочку и ловко подцепил пахнущую чесноком улитку, которую извлек из раковины. Она тут же опустила глаза и, чтобы сдержать тошноту, быстро отхлебнула из своего бокала, на этот раз без всякого колебания. Ее собственная тарелка с дынями, фруктами и китайским крыжовником оставалась нетронутой.

— Ммм, — протянул Кристофер, полуприкрыв глаза от наслаждения. — Французская кухня — это что-то волшебное. Ты согласна с этим, Брайони? — ласково спросил он, но глаза его при этом коварно блестели. Цепким взглядом он подмечал, казалось, каждый нюанс в выражении ее лица, проникал этим взглядом в самую душу.

— Да, конечно, — поспешно согласилась она.

— Попробуй. Это превосходно, — продолжал он негромким и мягким голосом, нанизывая на серебряную вилку кусочек темного мяса. Наклонившись над столом, он протянул ей эту гадость, как величайшее лакомство.

Мерцание свечей и этот их маленький угловой столик — все выглядело так романтично. А что всего трогательнее, так это то, что он кормил ее, прямо как в сериалах, со своей собственной тарелки. Но стоило ей взглянуть на серебряную вилку с ужасной наживкой, как живот ее сделал двойное сальто.

Кристофер наблюдал за ней с легкой улыбкой. Эта особа, должно быть, немало потрудилась, чтобы сделаться столь утонченной. Акцент почти незаметен; походка, платья, косметика — все указывало на полную перемену во вкусах и в стиле жизни. Последнее, что он мог бы сделать для нее, подумал он с веселым злорадством, это провести с ней урок изысканной гастрономии, который придаст некую законченность ее новой личности.

Брайони не заметила ледяного блеска в его глазах, когда медленно нагнулась над столом. Не заметила она и того, как он почти перестал дышать, когда она нехотя разомкнула губы и мягкий влажный комочек скользнул ей в рот. Почти не жуя, она тут же проглотила его и, содрогнувшись, быстро потянулась к бокалу, чтобы сделать порядочный глоток.

Кристофер опустил глаза в тарелку, не в силах убрать улыбку с лица. Он велел официантке принести еще вина и не торопясь осушил свой бокал. Его сильные пальцы держали тонкую ножку бокала с таким изяществом, что Брайони невольно подумала, а что бы она ощутила, окажись они на ее теле. И тут же, потрясенная, отогнала эту мысль. Откуда такое приходит в голову?.. Но в глубочайшей, сокровеннейшей части своего сознания она по-прежнему представляла его руки на своей груди, его пальцы, трогающие, ласкающие…

Официантка принесла еще одну бутылку отборного вина и следующую перемену блюд. На этот раз ей подали форель с крабовым соусом, а ему — блюдо белых, скользких, отвратительного вида головоногих. Брайони была на грани того, чтобы вскочить и немедленно убежать, но упрямство и гордость заставляли ее сидеть неподвижно.

— Итак, Брайони. Из какой же части Йоркшира ты приехала? — спросил он, испытывая легкую досаду от того, что даже теперь не мог глядеть на нее равнодушно. К тому же эта интимная обстановка за отдельным столиком, казалось, распаляла его все больше.

— Из Лидса, — солгала она неожиданно.

Кристофер усмехнулся и кивнул.

— A-а, Лидс… — Если она бывала в этом городе больше чем раз или два, то он готов съесть ее платье. Мысль о том, как он будет сжевывать прямо с ее тела сиреневую ткань, неожиданно вогнала его в жар. Он сделал глубокий вдох и постарался взять себя в руки. Лживая, лицемерная, жаждущая крови молодая ведьма. Но Боже, она неотразима!

Чтобы отвлечься, он взял свою вилку и попробовал поданного ему кальмара. Брайони взяла маленький кусочек бледно-розовой форели и быстро проглотила его. Наверняка чтобы отбить вкус только что съеденной улитки. Он скрыл удовлетворенную ухмылку и тщательно наколол кусок беловатого мяса на свою вилку.

— Если тебе нравятся улитки, — произнес он и, видя, как она испуганно вскинула голову и как явное смятение появилось у нее на лице, с трудом удержался от смеха, — тебе стоит попробовать и этого кальмара.

У Брайони появилось бешеное желание сказать ему, куда бы она хотела послать его с этими моллюсками, но она только закусила губу Тяжело, но надо терпеть. Он опять перегнулся через стол, с таким интимным выражением на лице, как если бы они давно уже были любовниками, и, хотя ей страстно хотелось запустить в него сейчас чем-то тяжелым, она послушно открыла рот и почувствовала, как эта морская дрянь скользит по ее языку.

Она быстро откинулась назад и рефлекторно сглотнула. И только после этого вся содрогнулась. Кристофер испытал удовлетворение, заметив, как при этом поднялись и опустились ее груди под сиреневыми оборками. И тут же уткнулся в свою тарелку, потому что Брайони метнула в него взгляд, который испепелил бы его на месте, если бы у него хватило смелости встретить его. Он сделал глоток вина и расплылся в широкой улыбке.

А Брайони вдруг почувствовала нелепое желание расплакаться. Она сердито потянулась за новым бокалом вина и сделала пару больших глотков. На этот раз вино пошло лучше. Оно оставляло во рту ощущение теплоты и приятной расслабленности во всем теле.