— Как — кто поверит? А расписка?

— Кстати, вы мне напомнили. Вот эта бумажка, о ней вы говорите? — Варвара помахала у него под носом сложенным листом.

Что же это, она обыскала его, пока Вадим валялся без сознания, и вытащила из кармана расписку?! Вот это уже он влип, что называется, по полной программе. Чего там она хочет?

— Скажите, вы курите?

— Курю понемногу, от скуки, — сказал Вадим, не сразу сообразив, зачем она его об этом спрашивает.

— Вот и славно! — обрадовалась Варвара. Полезла к нему в куртку, вытащила зажигалку и опять показала ему расписку. — Полюбуйтесь на нее в последний раз.

И щелкнула зажигалкой, поднося язычок пламени к расписке. Вадим дернулся, но лишь ударился головой об пол.

— Какой вы горячий! — рассмеялась она, опять присаживаясь подле него на корточки. — В следующий раз будете знать, кому деньги одалживать.

— Вы имеете в виду, одалживать только таким, на которых сосулька не может упасть?

— Раз вы еще способны шутить, значит, есть надежда, что вы не броситесь на меня, как только я вас развяжу.

— А чего вдруг я должен буду на вас броситься? — хмуро буркнул он.

— Со зла, конечно. Мужчины злятся гораздо охотнее, чем женщины.

Вадим вовсе так не считал, потому огрызнулся:

— Похоже, у вас большой опыт по части мужской психологии.

— Увы, не очень, иначе я знала бы и о расписке, и о той огромной для меня сумме денег, которая откуда-то появилась у моего мужа. Ныне покойного, — поправилась она. — Все никак не привыкну, что я вдова. Странно, раньше я представляла себе вдов непременно старыми женщинами во всем черном… Глупо, да? Но это все лирика. Я предлагаю вам прийти к консенсусу.

— Это еще что такое?

— Не притворяйтесь. Это — согласие по спорному вопросу.

— После того как вы сожгли расписку?

— А мы будем иметь ее в виду.

— Странная вы женщина. Зачем тогда было жечь?

— Постраннеешь тут, общаясь с… в общем, с такими мужчинами.

— Понятно, я — странный, потому что хотел получить назад свои деньги…

— От человека, который не имел к ним никакого отношения.

— Совсем не обязательно из-за этого бить по голове.

Ему стало обидно: за что?!

— А вы не подсматривайте, — ответила она на его невысказанный вопрос. И уточнила: — За мной. А за остальными, раз у вас это так хорошо получается… Я ведь засекла ваше наблюдение только в магазине… В общем, я хочу предложить вам роль частного сыщика. Какой у вас график работы?

— Сутки через трое.

— Видите, как удобно. Спать на работе вам удается?

— Часа три-четыре можно урвать.

— Значит, вам вовсе не обязательно целый день потом отсыпаться. Четырех часов хватит. Все остальное время вы будете работать…

— На вас?

— На нас, — уточнила Варвара.

— Не понимаю, что вы задумали, — пробормотал Вадим.

— А вы пошевелите извилинами. Сколько, говорите, было денег у покойного?

— Тридцать тысяч пятьсот баксов. По крайней мере Борис мне именно эту сумму называл. Сам я этих денег не видел.

— Вон как, тридцать пятьсот, — протянула она. — А почему он занял у вас пять тысяч, а не четыре пятьсот?

Вот ведь какая въедливая баба! Докопалась. Раньше за ним вроде не водилось это — излишняя болтливость. Пришлось на ходу придумывать объяснение.

— Не знаю, — пробормотал он. — Может, еще и на оформление деньги были нужны. Или налог какой.

Если она и не поверила, то не подала виду.

— Собственно, это и не столь важно. Узнаете, когда начнете расследование.

— Но я никогда не занимался никаким расследованием.

— А придется! Если, конечно, вы хотите вернуть свои деньги.

— И сколько вы мне будете платить?

— Я — нисколько. Вы получите процент от найденных денег.

— Чьих денег?

— Одно из двух: либо я слишком сильно огрела вас огнетушителем, либо вы от природы не очень сообразительны. Тридцать пять тысяч мой покойный муж куда-то дел? Дома их нет, я всюду искала.

— Не прошло и девяти дней, — буркнул Вадим.

— Вспомнил! — Она хлопнула себя по бедрам. — А что же вы-то сами и девяти дней не подождали, а заявились к безутешной вдове буквально на второй день после смерти должника требовать своих поганых денег?

— Они вовсе не поганые! — Он дернулся и опять ударился щекой об пол.

— Хорошо, не поганые. Но я вам их отдать не смогу, пока вы сами за ними не побегаете.

— Не понял.

Он даже попытался приподняться, чтобы посмотреть ей в лицо — не издевается ли над ним эта женщина?

— Вы кем работаете — сторожем?

— Телохранителем! — возмутился он.

Она сделала вид, будто не помнила, что он ей об этом говорил. Или проверяет, не обманул ли?

— Ах да, а сторожам, значит, пистолеты не положены.

— Сторожа тоже разные бывают.

Сторож, надо же! Не могла не обидеть. Но ведь она не может знать, что сейчас Вадим работает охранником. Значит, для чего-то пытается вывести его из себя? Проверяет на выносливость? Лицензия на ношение оружия у него еще не кончилась, а пистолет, между прочим, его собственный, в милиции зарегистрированный.

— Телохранителям, похоже, извилины не очень нужны, — заключила она.

— Да с чего вы взяли? — вскипел Вадим. — Кто вам рассказывал такие глупости про телохранителей? Это всего лишь физически развитые люди.

— А умственно?

На глупые вопросы отвечать он считал ниже своего достоинства.

— Как вы сейчас напомнили мне Филю.

— Кого?

— Мою собаку — немецкую овчарку. Он тоже, когда сердится, вот так вбок смотрит. Наверное, чтобы сдержаться и не искусать обидчика.

Теперь она сравнивала его с какой-то собакой!

— И где теперь ваш Филя? Сосулькой убило? — поинтересовался он.

— Это у вас юмор такой, да? Желать смерти ни в чем не повинному животному. Филя, между прочим, живет у моих родителей. В селе. Охраняет дом. Причем по части сообразительности может дать фору и кое-кому из людей.

— Так у вас родители в селе, а я думал — в Кремле! — съехидничал он, сам понимая, что не очень умно.

— Если вы хотите вывести меня из равновесия, то напрасно стараетесь. А вот себе жизнь испортите. В смысле, укоротите. Еще одна такая шутка, и я уйду, оставив вас здесь.

В какой-то миг он чуть было не сказал: «Ну и вали отсюда!» Так раздражала его эта Самоуверенная женщина. Ничего собой не представляет, а туда же! Четыре тысячи она получает. Значит, работница такая. В банке у его шефа женщины получают четыреста — пятьсот долларов…

Правда, ноги у нее неплохие. Ноги он, лежа здесь, вполне мог рассмотреть. И духи приятные. Она присаживалась подле него, а потом вставала, и тогда их запах усиливался. Он не мог бы эти духи назвать, потому что в них не разбирался и женщинам их никогда не дарил. К тому же прежде он такого запаха не знал. Такие духи можно было бы подарить любимой женщине, когда она у него будет. Чтобы она тоже соблазнительно пахла.

— У вас есть машина? — неожиданно спросила она.

— Сейчас нет, — покраснел Вадим.

У него был комплекс на этой почве: все его товарищи и охранники банка имели личные автомобили, а у него был прежде старенький «жигуль», «копейка», который он подарил отцу. Тот устроился на работу в пригородный совхоз, и городским транспортом ему пришлось бы подолгу ездить.

Вадим успокаивал себя тем, что как только купит приличную квартиру, станет копить деньги на машину. Теперь купит, как же! По крайней мере не этим летом, как он прежде планировал.

— Возьмете мою машину, — сказала Варвара и пнула колесо стоявшей в гараже вполне приличной «девятки». — Отчего-то покойный муж оформил ее на меня. Наверное, потому, что я не умею водить машину. Или хотел приобрести еще одну.

— То есть как это возьмете? — удивился он.

— А так. Я напишу вам доверенность. При условии, конечно, что вы согласитесь, как я уже говорила, собрать для меня… — Она замешкалась и тут же поправилась: — Для нас с вами кое-какую информацию.

— Вы так и будете излагать свои требования, прохаживаясь возле моего лица? — возмутился он.

— Во-первых, не требования, а предложения, а во-вторых, вы еще не ответили ни на одно из них.

— Я согласен, — прокашлявшись, сказал Вадим.

Глава шестая

— Не знаете, доверенность надо у нотариуса заверять? — спросила Варвара Вадима, когда некоторое время спустя они сидели в ее квартире и пили чай с травами, которые, как выяснилось, собирала она сама. — У Бориса — покойного мужа — была доверенность, но он все оформлял сам. Я только, помнится, где-то расписалась.

— Нет. Сейчас достаточно доверенности, написанной от руки, — ответил он. — Произвольной формы.

Варя достала из секретера листок бумаги и быстро написала доверенность, которую Вадим не глядя сунул в карман. Не глядя, потому что у этой Варвары дурацкая привычка смотреть в глаза не мигая. Уставится этак внимательно, будто прикидывает — не продешевила ли?

У него из-за этого создавалось впечатление, что женщина держит его за какого-то дебила. Тупаря и зануду. Скажет и ждет ответной реакции: понял он или не понял?

От ее взгляда Вадима почему-то тут же покидала уверенность. Он начинал следить за своими словами, движениями, а от этого становилось еще хуже.

— Вы свои травы у старушек на рынке покупаете? — поинтересовался он, чувствуя, как в разговоре возникла пауза. Чай, которым Варвара его угощала, оказался необычного вкуса, ароматным и удивительно бодрил.

— Нет. Травы я собираю сама.

Он удивился про себя. О ней можно было подумать что угодно, но что она увлекается травами?.. С обликом Варвары это как-то не вязалось. А облик самого Вадима подходит к определению — поэт? А ведь в институте он писал неплохие стихи. Только кто теперь об этом помнит?