Граф и Пурилла обменялись рукопожатием с каждым из них, прежде чем пройти через холл и далее в большой салон с обитыми шелком стенами и расписным потолком.

Помещение было украшено белыми цветами, и Пурилла, пораженная красотой его убранства, вскрикнула от восхищения. Она слышала, как граф произнес:

— Ради всего святого дайте мне выпить, и лучше всего бренди!

Она почувствовала безотлагательность в его голосе и, посмотрев на него, увидела, как побелело и осунулось его лицо. Она беспомощно огляделась, но, к счастью, дворецкий, который шел за ними, услышал слова графа.

— Пожалуйте бренди, милорд, — сказал он. — Присядьте, ваше сиятельство, сейчас все будет в порядке.

Поскольку граф был слишком слаб, чтобы не подчиниться, он опустился на ближайший стул. И, хотя ему показалось, будто миновала целая вечность, не прошло и нескольких секунд, как ему подали бокал бренди, и он поднес его к губам.

Литтон почувствовал, как пламенная жидкость вливается в него» чтобы рассеять тот мрак, что окутал его, и на мгновение испытал радость избавления — ведь он боялся, что сейчас упадет и не в состоянии будет даже пошевелиться.

Он выпил еще немного и вдруг увидел, что Пурилла стоит на коленях подле него, глядя на него широко раскрытыми испуганными глазами. Ему следовало успокоить ее.

Он собирался уже произнести какие-то слова, и в этот миг понял — этого мало. Она не просто беспокоилась за него, ее голубые глаза, безусловно, были полны любви к нему.

Глава 5

Когда Пурилла вошла в оранжерею, граф Рокбрук сидел там перед ворохом газет.

Девушка не решалась заговорить. Подняв на нее глаза, он понял, чем вызвано ее смущение. Новым нарядом из тех, что он заказал для нее в Лондоне.

Платье ей очень шло. Выглядело оно шикарно и вполне соответствовало своей цене.

По выражению ее глаз он догадался — она ждала его одобрения. И он произнес слова, которые от него требовались:

— Вы очаровательны! Бейтс рассказал мне, что утром сюда подъехала целая карета с платьями, и я надеюсь, они вам понравились.

— Они просто замечательны, ничего лучше я никогда прежде не носила, но я чувствую себя немного странно… — Она перевела дыхание и добавила:

— Вам действительно нравится, как сидит на мне это платье?

— Вы очаровательно выглядите, — повторил граф. — Вы это хотели от меня услышать?

По тому, как засветилось ее лицо, он понял, что она боялась не понравиться ему, и подумал, насколько же ранимой и уязвимой оказалась Пурилла, и насколько это усложняло положение. Видимо, его семейная жизнь окажется значительно сложнее, нежели он предполагал.

Последние два дня он чувствовал себя слишком утомленным, ослабевшим, чтобы беспокоиться о чем-либо, кроме восстановления своих сил.

После того как он, буквально обессилевший, добрался до Рока, Бейтс спешно послал грума за доктором Дженкинсом, который отругал графа почти теми же словами, какими распекала его нянюшка.

— Я предостерегал вас, ваше сиятельство, от поспешности, — говорил он. — Мы еще очень мало знаем о сотрясении мозга. Известно лишь одно — пациент должен находиться в покое и стараться как можно меньше двигаться.

Вы проигнорировали это предписание, и теперь вам придется расплачиваться за это.

— Ну хорошо, хорошо! — с досадой соглашался граф. — Вы убедили меня. Я постараюсь не обременять себя делами, но мое нынешнее состояние приводит меня в бешенство.

— Физические повреждения — это одно, душевные травмы — совсем другое, — важно заметил доктор Дженкинс. — Мне кажется, что вам необходимо лечить не только тело, милорд, но и душу.

Граф не стал подтверждать догадки доктора, но, по правде сказать, он понимал, что для обычного сельского доктора Дженкинс оказался необычайно проницательным.

Он был целиком во власти переживаний. Он тревожился из-за Луизы, волновался по поводу женитьбы на Пурилле, хотя здесь, казалось, все шло гладко, и беспокоился относительно будущей жизни с этой почти еще девочкой, которая теперь уже не выглядела столь уж простодушной и сговорчивой, как раньше.

Граф не отличался особым тщеславием, но не сомневался в симпатиях женщин, находивших его чрезвычайно привлекательным, поэтому он был уверен, что любая женщина, на которой он женится, несомненно, будет любить его и довольствоваться обычной привязанностью мужа.

Вопреки его ожиданиям, Пурилле, хотя она и не говорила об этом, требовалась все же не привязанность, но любовь.

В глазах девушки, когда она опускалась на колени возле него, он видел переполнявшую ее любовь к нему и понимал: Пурилла полюбила его всем сердцем и отдавала ему всю душу.

Граф не относился к числу людей, одаренных богатым воображением, но какое-то чувство подсказывало ему это.

Он ясно сознавал — отныне он навсегда стал объектом душевных порывов Пуриллы, а материальные выгоды ее замужества не значили для нее почти ничего. Она полюбила его, как женщина может полюбить мужчину.

«Возможно, я преувеличиваю ее чувства», — пытался убедить себя граф, ночью размышляя о сложившейся ситуации.

Но инстинкт, к которому он редко прислушивался прежде, когда дело касалось женщин, говорил ему правду. Для Пуриллы любовь воплощалась в идеале, который она искала, подобно тому как Ясон искал Золотое Руно.

Граф обнаружил, что впервые в жизни его больше волнует отношение женщины к нему, а не наоборот.

Прежде он увлекался женщинами, завязывал с ними тесные отношения, добивался физической близости и удовлетворял свою страсть, все остальное его мало интересовало.

Но с Пуриллой все обстояло иначе. Его не покидало неловкое и неприятное ощущение, что, если он попытается сделать ее своей настоящей женой — добиться от нее близости — без любви, такой, как она себе ее представляла, она будет потрясена и испугана.

«У меня разыгралось воображение», — снова и снова убеждал он себя.

И все же он не мог избавиться от подобных мыслей. И все ее слова и поступки, все ее поведение, похоже, только усиливали его убежденность. Ей недостаточно того, что он в состоянии ей предложить.

С сияющими от восторга глазами Пурилла подошла к нему:

— Как мне отблагодарить вас? Как объяснить вам, что значит для меня иметь такую красивую одежду и чувствовать, что наконец-то ты совсем не… нищенка во дворце прекрасного принца.

— А вы казались себе здесь нищенкой? — поинтересовался он.

— Ну да, конечно, — ответила она, — даже при том, что я везде хожу здесь с закрытыми глазами.

Граф непонимающе посмотрел на нее, и она объяснила:

— Я так решила. Ведь вам самому захочется показать мне все ваши сокровища. Вот я нарочно и не смотрю ни на картины, ни на все остальное. Жду, пока вы по-настоящему поправитесь и расскажете мне обо всем.

«От такой девушки, как она, следовало ожидать подобной чувствительности», — подумал граф, но вслух сказал:

— Конечно, мне хотелось бы стать вашим гидом и убедиться, действительно ли это дворец ваших грез.

— О да… это он. Я не сомневаюсь!

Их взгляды встретились, и Литтон понял истинный смысл ее слов. Он, и только он, воплотил для нее сказку в жизнь. А место, в котором он жил, само по себе ничего не значило для нее. Замечательным оно становилось лишь как его обиталище.

— Подойдите сюда и присядьте, — позвал граф. — Мне необходимо принести вам свои извинения за мое нездоровье. Оно причиняет вам неудобства, особенно сейчас, когда оно совсем некстати.

— Но в этом нет вашей вины, — сказала Пурилла. — Доктор Дженкинс рассердился на меня за то, что я позволила вам встать слишком рано и переделать столько дел сразу.

— Но я этого сам хотел, — сказал граф, — и поэтому мне не на кого жаловаться и некому пенять, кроме самого себя.

— Вам следует соблюдать большую осторожность, — тихо и очень серьезно произнесла она. — Доктор Дженкинс объяснил мне, насколько опасен ушиб головы, и даже самое небольшое сотрясение мозга может плохо сказываться на здоровье многие годы.

— Смею вас заверить, с моей головой все в порядке, — быстро произнес граф. — Честно говоря, сейчас я разрабатываю план усовершенствований в хозяйстве усадьбы, может, вам это тоже будет интересно.

Он посчитал ошибкой надолго останавливаться на теме их взаимоотношений.

Тем временем он собрал газеты и бумаги, которые разбирал перед ее приходом, и она заметила, что на одном из листков была помещена реклама молотилки.

— Вы собираетесь приобрести молотилку? — спросила она.

— А вы знаете, что это такое? — заинтересовался граф.

— Да, конечно, — ответила она.

— Я полагаю, в наше время каждое поместье должно иметь молотилку.

— И я так думаю, но тем не менее надо быть очень осторожным при ее приобретении.

Граф с удивлением посмотрел на свою собеседницу.

— Возможно, вы тогда были за границей, — пояснила она, — лет десять назад случалось так много неприятностей из-за молотилок. Фермерские рабочие даже протестовали против них.

— Да-да, я слышал об этом, — согласился граф. — Но теперь-то рабочие признают их необходимость.

— В наших краях нет ни одной молотилки, — ответила Пурилла, — и поэтому рабочие будут напуганы, если вы приобретете такую машину и не объясните им, что ее установка не повлияет на их заработки.

Граф удивленно смотрел на девушку.

— Но вы-то откуда об этом знаете?

— Фермы окружают Литл-Стентон, и меня везде знают.

— Странно, Пурилла, неужели вас интересуют такие вопросы, как установка молотилок и отношение к ним рабочих с ферм.

— Ну конечно, для меня это важно, — ответила Пурилла. — Мне рассказывали, как рабочие поджигали скирды и ломали машины, а их за это ссылали и даже… отправляли на виселицу.

Ее голос заметно дрогнул, но она продолжила:

— Их борьба не принесла результатов, но большинство хозяев установило компенсацию своим рабочим за потери в заработке, когда у них отобрали молотьбу, и я думаю, теперь во многих местах Англии уже нет того отчаяния и люди не голодают.