Стало рано темнеть, и солнце уже зашло к тому времени, как Обри вышла на свежий воздух двора. Харли сказал ей, что урожай уже собран, и аромат свежего зерна подтверждал его слова. Через несколько месяцев мороз скует землю, и наступит Рождество. Не отошлет же ее Остин на Рождество? Она вернулась к. тому же, с чего начала.

Какая-то лошадь фыркала и перебирала копытами где-то позади, и. Обри оглянулась, чтобы узнать, кого могло занести сюда так поздно.

Вместо кого-нибудь из работников, как она ожидала увидеть, из живой изгороди, окаймлявшей дорогу, к ней вышел Джеффри. Его золотистые волосы слабо поблескивали в свете свечи, падавшем из одного окна, но черты его лица были скрыты темнотой и неразличимы в тусклом свете.

– Обри, вы позвольте мне поговорить с вами? – с мольбой спросил он.

Обри уставилась на него, словно он был фантомом из иного мира, как, в общем-то, оно и было на самом деле. Джеффри был олицетворением лондонского общества, которое она оставила в своем прошлом, прекрасного и нереального, чуждого этому миру. В этом рушащемся старом доме была ее семья, теперь это был ее мир.

Но у нее было слишком много внутреннего благородства, чтобы повернуться спиной к бывшему другу.

– Конечно, Джеффри. Не хотите ли войти?

Он покачал головой и показал поводья лошади, которую вел по дороге.

– Я проезжал мимо, но каждый раз, когда я бываю здесь, я пытаюсь увидеть вас. Вы не читали ни одного из моих писем?

Обри неопределенно пожала плечами.

– Я не могла принять ни одного приглашения после случая с Остином, так что откладывала личную корреспонденцию в сторону до лучших дней. Там не могло быть ничего неотложного, что вы хотели бы мне сказать?

Джеффри грустно покачал головой. Выражение неловкости в его глазах скрыла темнота.

– Я только хотел заверить вас, что я все еще здесь, если вы во мне нуждаетесь. Говорят, что вашего мужа повесят за эту последнюю смерть, но я никогда не слышал о судах, вешающих графа из-за служанки. Но если что-то…

Обри резко оборвала его.

– Не говорите чепухи, Джеффри. Остин мог бы сразить вооруженного мужчину в честном бою, но он никогда не поднял бы руку, даже в гневе, ни на кого другого. Если это все, что вы хотели сказать, я пожелаю вам доброй ночи.

Она повернулась, чтобы уйти, но Джеффри остановил ее.

– Подождите, Обри! Я не думал, что это вас шокирует. – В его голосе слышалась непонятная паника. – Есть еще кое-что, что я хотел бы сказать вам. Вы выслушаете?

Обри нетерпеливо повернулась и подождала.

– Сотби будут давать обед в субботу вечером. Приглашены мой кузен и я, а Мария и Анна будут очень рады, если прибудете вы с Эмили. Они надеются, что Эмили посетит их, пока она еще здесь. Когда-то они были очень близкими подругами. Я обещал моему кузену представить вас ему, он ваш сосед, Гарри Эверсли…

– Вы прекрасно все знаете, Джеффри. Я, конечно, передам Эмили приглашение, но сама не пойду туда, куда не приглашают моего мужа. А теперь, если это все…

Джеффри торопливо задержал ее.

– Нет. Есть еще кое-что, Обри, – быстро сочинял он. – Сотби начали смягчаться, и мы думаем, что если бы вы и Эмили могли прийти и доказать им, как не правы они были… Девочки тщательно все продумали, Обри, а я обещал уговорить вас. Ради сохранения покоя, как в старые добрые времена, пожалуйста…

Обри вздохнула и обдумала дерзкое предложение. Если Сотби можно убедить, что Остин не сыграл никакой роли в гибели их дочери, это смоет пятно общественного мнения. И, конечно, если придет Эмили, не будет ничего неприличного в ее поведении. Будет только лучше для Остина, если он посидит и поволнуется, пока она на время уйдет.

Она кивнула в знак согласия.

– Очень хорошо. Если Анна вовремя пришлет приглашение, я уверена, что Эмили присоединится к нам. Я верю вам, Джефф. Не провожайте меня, – предупредила она.

– Не буду, – охотно согласился он, целуя ей руку. – В субботу, в семь. Я пришлю карету моего кузена. Не забудьте.

Но Обри уже быстро направлялась в сторону аббатства.

* * *

Из окна наверху Остин наблюдал, как на внутреннем дворе встретились две фигуры. Он не мог видеть выражений их лиц, но видел, как Обри согласно кивнула, и как радостно ответил Джеффри. Когда молодой лорд вскочил в седло и ускакал прочь, Остин выругался и задернул шторы. Он не думал, что щенок еще не побежден. Теперь его коллекция проблем пополнилась новым экземпляром.

Глава двадцать седьмая

Когда Обри скользнула в спальню, она застала Остина с пером в руке, просматривающим при свете свечи счета. Он отложил в сторону книги и встал со стула при ее появлении.

– Я думала, вы уже в постели, – пробормотала Обри, поспешно скрываясь за ширмой для переодевания в углу. Теперь, когда Адриан выздоровел, ей, в самом деле, нужно перевести его в другую комнату, чтобы они снова получили отдельные покои и уединение.

– Я не инвалид, – осветил Остин суше, чем собирался. Обри остановилась и повернулась к нему лицом, ее гнев перешел все границы.

– Хорошо, тогда вы больше во мне не нуждаетесь. В голубой комнате есть чистые простыни, я буду спать там. Вы получите свою кровать обратно.

Прежде чем она дошла да двери, Остин схватил ее за руку и заставил остановиться.

– Обри, вы для меня больше, чем сиделка.

Мольба в его глазах придала новый смысл грубости его тона.

Обри с надеждой посмотрела в его загорелое лицо, но ничего не прочла. Резкие линии его рта казались еще жестче в полумраке, и когда он смотрел на нее, улыбка не смягчила его губ. Только какой-то завораживающий свет, лившийся из его глаз, удержал ее от оскорбительного ответа.

– Могу я надеяться?.. – тихо спросила она.

Остин знал, что ответ, который ему нужно дать – это оставить ее, но не мог позволить себе так ответить. До тех пор пока у него не будет, что предложить ей, он не мог просить ее остаться. Говорить о любви, не обещая разделить с ней свою жизнь, было не в его духе. Неохотно он выпустил ее руку.

– Если я попытаюсь объясниться, это вызовет только новые сложности. Не позволяйте мне сделать все еще хуже, Обри. Оставайтесь на ночь и давайте обсудим все утром, разумно.

Сейчас, когда он отпустил ее руку, Обри больше чем когда-либо захотелось, чтобы он снова взял ее. Она не хотела говорить ни разумно, ни неразумно. Только когда он держал ее в своих объятиях, она была уверена в его чувствах, но знала, что и это ощущение иллюзорно. Он держал в объятиях многих женщин и не удержал ни одну.

Однако она не сделала попытки уйти. Она обеспокоено посмотрела в его глаза и кивнула в знак молчаливого согласия.

Остин облегченно отошел в сторону, давая ей пройти.

Они больше не обменялись ни словом, пока Мэгги не прибежала с теплой водой, чтобы помочь хозяйке раздеться и вымыться. Остин с нетерпением смотрел, как детали одежды одна за другой взлетали на ширму или летели на пол. Мэгги суетилась рядом, наводя порядок, пока из-за ширмы доносился плеск воды. В конце концов, была принесена длинная белая ночная сорочка. Он беспокойно двигался по комнате, подбрасывая дрова в камин, снимая нагар со свечей и от всего сердца, желая, чтобы Мэгги поскорей убралась.

В полутьме лицо Остина выглядело угрожающе, и Мэгги поспешила из комнаты. Граф был честным человеком, но она знала, что Обри может истощить терпение и у святого. Служанка вознесла молчаливую мольбу о том, чтобы эта ночь положила конец напряженности между лордом и леди. Иногда хорошо проведенная в постели ночь может творить чудеса с молодыми любовниками.

Когда Обри выскользнула из-за ширмы, Остин снял нагар с последней свечи. Разведенный огонь отбрасывал красные отблески на противоположную стену, когда Остин двинулся, чтобы соединиться со своей женой меж занавесей кровати.

Она знала, что если он соединится с ней, значит, он не собирается оставить ее в одиночестве. Его халат был распахнут, и даже в темноте она чувствовала огонь, пылавший в его глазах. Она могла убежать, но не хотела. Какие бы разногласия у них ни возникали, в этом они найдут общий язык.

Когда бледные руки скользнули по его плечам, приветствуя его, Остин зарычал от удовольствия. Его губы нашли чувствительное местечко под ее мочкой, и он закрепил полученное преимущество, когда она стала извиваться под ним. Пульсирующая боль в ноге служила только фоном для биения его сердца.

Он взял ее почти грубо, словно боясь опоздать. Огонь в камине бросал мрачные отблески, плясавшие на занавесках кровати в такт их движениям. Обри перестала следить за происходящим, когда он овладел ею, смело, унося к заоблачным высотам и доказывая, что ей еще многому предстоит научиться, и он хочет быть ее учителем.

Прилив страсти с головой окатил их своей волной, и они слились воедино.

– Вы нужны мне, дорогой друг… – послышалось Обри, прежде чем плотные облака удовлетворения окутали ее. Его поцелуй коснулся ее губ, а затем сон добрался до нее, чтобы потребовать к себе.

Утром Обри проснулась и обнаружила, что потеряла даже те ничтожные силы, которые сохраняла, пока болел Остин.

Перед завтраком Остин послал за Харли, и они все утро провели, запершись в малой гостиной, где обсудили проблемы управления поместьем, урожай и работы, которые оставалось выполнить. Вместо того чтобы свалить почту в кабинете, в ожидании, пока ее бегло просмотрит Обри, письма отнесли прямо к Остину, который тщательно их прочитал. Обри с тревогой наблюдала за этим и с облегчением вздохнула, когда Остин, не задавая лишних вопросов, ответил на несколько писем.

Она почувствовала себя лишней, когда вошел Адриан, и присоединилась к Эмили в детской, пока мужчины занимались разговорами, не предназначенными для ее ушей. Обри отдала бы свое трехмесячное содержание, чтобы узнать, о чем шла речь, но гордость не позволила ей расспрашивать.