Распоряжения были отданы непререкаемым тоном, но Обри не сделала ни малейшей попытки подчиниться им. Она подошла к окну, оглядела задний двор и посмотрела на падающую листву. Возможно, снег выпадет рано. Возможно, зима выдастся снежной и окажется немыслимым вернуться в Лондон до весны.

– Говорят, на севере забастовка ткачей. Они остались без работы, когда люди начали покупать чулки машинной выделки. Их семьи голодают. Они устраивают демонстрации и пытаются привлечь внимание правительства. Как вы думаете, у нас не будет революции, как во Франции? – поинтересовалась она с отсутствующим видом.

Остин уставился на нее как на сумасшедшую.

– Черт возьми, Обри, если она начнется, я буду первым, кто ее поддержит! Я требую свою трость, или вы хотите посмотреть, как стонущий человек будет ползти по полу, чтобы получить то, что он хочет?

Привлеченная облачком пыли вдали на дороге, Обри продолжала глядеть в окно.

– Лихорадка Адриана еще не прошла. Будет очень прискорбно, если и вы ее подхватите. Ваша мать и Джон делают все, что могут, но у него мало сил. Мне очень жаль, Остин. Если вы думаете, что это может помочь, я могу взять на себя обязанности вашей матушки, и сделать все от меня зависящее. Врач предупредил о нежелательности того, чтобы я бродила между покоями, так что мне придется научить вашу мать перевязывать вашу рану; Но так как вы уже начали поправляться, это не составит особого труда.

Отсутствие эмоций в голосе Обри было неестественным, и Остин обеспокоено посмотрел на нее. Возможно, от нее потребовалось слишком много усилий, чтобы рассчитывать на большее. Она привыкла жить, ничего не ожидая. С чувством вины он понял, как трудно ей было с ним. Она сделала все, о чем он ее просил, и даже больше, а ему нечего предложить ей взамен. – Вам, однако, следовало мне сказать, – ответил он мягко. – Я достаточно окреп, чтобы взять на себя принятие некоторых решений. Никто не ждет от вас чуда. Если моя мать и Джон не смогут вылечить Адриана, то и вы не сможете. Вы и так приложили немало трудов, заботясь об инвалиде; я не прошу вас взяться еще за одного. Но не скрывайте от меня ничего, Обри, – у меня больная нога, а не голова.

Вспоминая в тысячный раз, что она не рассказала ему о визите шерифа, Обри стояла, отвернувшись. Возможно, время уже настало.

К счастью, на дороге, которую она разглядывала, появился экипаж, и она с радостью ухватилась за возможность сменить тему. Карета была большой и богато украшенной, но герб на ее дверце отсутствовал. Кто мог приехать в такую глушь, ни, словом не предупредив? Виновато вспомнив кипы нераспечатанных писем, Обри с любопытством следила за каретой.

– Было время, милорд, когда я приготовилась поверить в противоположное, но давайте отложим этот разговор на другой раз, – ответила она на его предыдущее замечание. – Кто, по-вашему, может быть хозяином прекрасного ландо, запряженного четверкой серых рысаков? Его слуги одеты в желтое.

Остин с интересом задумался над ее вопросом. Он провел в бездействии так много времени, что сейчас был бы рад любой компании.

– У меня есть друзья в Эксетере, чьи слуги носят желтые ливреи. Не припомню их дорожного снаряжения, но в это время года, думаю, они должны быть в Лондоне. Вы не войдете, кто в карете?

– Нет.

Обри удивленно подняла брови, увидев суматоху, поднявшуюся во дворе. Карета подъехала не к парадному подъезду, а к боковому, которым обычно пользовались домашние.

– Кто бы это ни был, он держит большой выезд. На передке и запятках не меньше дюжины лакеев, а кучер отдает Джейми распоряжения с хозяйским видом. Как странно. Кажется, это женщина, а путешествует в одиночестве. Я не узнаю ее.

– В одиночестве с дюжиной лакеев? – насмешливо переспросил Остин. – Невероятное утверждение.

– Лакеи не считаются, – упорствовала Обри. – Леди должен сопровождать отец, или муж, или компаньонка. Несмотря на это, она выглядит по-царски. Как жадно она смотрит на наши окна! Остин, у вас нет второй жены, о которой вы мне не рассказывали? – спросила Обри только наполовину в шутку. Эта женщина, в самом деле, вела себя так, словно была хозяйкой замка.

– Бог мой, Обри! Что мне делать с вами двумя? – возмутился Остин, и только тогда описание Обри начало приобретать для него смысл.

– Эта царственная леди… У нее волосы темнее моих? Выше среднего роста?

Обри кивнула, сгорая от любопытства, пока леди нетерпеливо ждала лакея, который бы доложил о ней. Почти черные волосы женщины были собраны в замысловатую прическу, контрастировавшую с модной в Лондоне греческой. Несмотря на царственную осанку и внушительный экипаж, женщина была одета в пышное платье с низкой талией, вышедшее из моды несколько лет назад.

– Кто она? – потребовала объяснений Обри, когда Остин застонал от ее молчаливого согласия с его описанием.

– Моя сестра!

Обри изумленно посмотрела на красивую, самоуверенную женщину и кинулась к гардеробу.

– Я не могу спуститься вниз в таком виде! Посмотри на меня! Я в старом домашнем платье, юбка измята, а мои волосы…

Остин рассмеялся.

– А не выступить ли вам в роли служанки, а не дочери герцога? Думается, я неплохо разыграл перед вашими друзьями роль секретаря.

Обри возмущенно поглядела на него и не удостоила ответом. Она поспешно умылась и перебрала заколки, собирая непослушные волосы. Затем сбросила передник и с отчаянием уставилась на неряшливый муслин, который носила, выполняя работу по дому. Она не может встретить свою золовку в таких лохмотьях. Что она подумает?

Топот башмаков по лестнице предупредил о приближении Джоан с новостями об их гостье. Обри преодолела смущение и вступила в борьбу с рядом пуговиц на спине.

– Подойдите сюда, я помогу, – успокаивающе проговорил Остин.

Обри села на край кровати, и его ловкие пальцы быстро справились с раздеванием. Она выглянула, чтобы ответить на стук Джоан, сказала служанке, что скоро спустится вниз, закрыла дверь и поспешно высвободилась из затрапезного платья.

Остин с восхищением рассматривал сквозь нижнюю сорочку фигуру своей жены, когда она кинулась к гардеробу и извлекла бледно-желтое платье из муслина с вставками из лент. Высокая талия подчеркивала грудь, а короткие рукава обнажали точеные руки. За минуту она смогла превратиться из служанки в леди. За такое зрелище он не пожалел бы отдать все золото Англии.

– Да понимаете ли вы, что если Эмили узнала, что ее муж здесь, она не заметит, во что вы одеты – хоть в коровьи шкуры? – спросил он со смехом.

– Первое впечатление очень важно, – настаивала Обри. Она бросила ему полотняную сорочку. – Оденьтесь. Полагаю, она захочет видеть вас хоть чем-то прикрытым.

– Если так, мне придется вначале раздеться, – хмыкнул он, когда Обри тем же манером переправила ему щетку для волос. Он торопливо стащил старую ночную сорочку и потянулся за чистой рубашкой.

Взволнованная видом загорелого тела, появившегося между простыней, Обри поспешно положила щетку на умывальник рядом с ним и направилась к двери. Пока он был ее пациентом, она видела его обнаженным. Однако сейчас, когда он говорил с ней как муж с женой, его мужское естество стало ее смущать. Она не хотела волноваться еще больше.

Но холодная, самоуверенная молодая женщина, вошедшая в гостиную, чтобы приветствовать гостью, казалось, не могла волноваться вообще. Она сердечно улыбнулась, протянула руку и приветствовала очаровательную посетительницу по имени.

– О, Бог мой, вы, должно быть, леди Обри! – Эмили отступила на шаг и с недоверием и восхищением оглядела хозяйку. – Остин говорил, что вы привлекательны, но и словом не обмолвился, что вы – чистой воды бриллиант. И так юны! Вы должны рассказать мне, как вам это удалось. Я думала, мой брат решил остаться замшелым старым холостяком. Я боялась встречи с вами. Где Остин? Он поправился?

Улыбка Обри потеплела от такого напора.

– Он выздоравливает после несчастного случая и не может спуститься вниз, чтобы встретить вас. Я провожу вас к нему, когда захотите. Одна из служанок уже на пути в Дауэр-Хаус, чтобы предупредить вашу мать о вашем приезде. Если бы я знала, что вы приедете, я бы приготовила вам комнату. Ваши покои нужно слегка освежить. У вас есть багаж?

Эмили нетерпеливо потрясла головой.

– Я все оставила в Эксетере. Я не знала, какого приема мне здесь ожидать. Отведите меня к Остину. Я очень хочу знать, что он слышал об Адриане. Не могла же я дожидаться следующего письма. Если его должны сюда привезти, я хочу подождать его прибытия. Вы что-нибудь знаете об этом? – спросила она с тревогой, и ее раскосые глаза впились в лицо Обри в поисках ответа.

Обри надеялась дать своей гостье минутную передышку, прежде чем обрушить на нее новости, но теперь увидела, что это неверная мысль. Если бы в лихорадке наверху метался Остин, она хотела бы узнать об этом немедленно.

– Адриан уже здесь, – мягко ответила она. В ответ на восторженный крик радости Эмили Обри коснулась ее руки и предупредила: – Он очень болен и никого не узнает. Думаю, Джон сейчас рядом с ним. Не хотите ли передохнуть, прежде чем я отведу вас к нему? Ваше путешествие должно было быть долгим…

– Сейчас. Проводите меня к нему сейчас, – потребовала женщина твердо, несмотря на слезы, выступившие на глазах.

– Конечно, – понимающе ответила Обри и повела ее в комнату Адриана.

Джон был заранее предупрежден и позаботился прикрыть изуродованную спину больного легкой полотняной простыней перед их приходом. Несмотря на это, Эмили задохнулась от ужаса при виде истощенного мужчины, лежащего меж простыней. Джон подстриг и вымыл его тонкие белые волосы и бороду, но он все равно не выглядел тем красивым, жизнерадостным моряком, каким был когда-то.

– О, мой Бог, – прошептала Эмили, опускаясь на колени у кровати и прикасаясь к горячему лбу Адриана. Духи Эмили пропитали спертый воздух тесной комнаты. Обри не знала этого запаха, однако мужчина в кровати, очевидно, узнал его даже в горячечном бреду. Он застонал, беспокойно зашевелился, и ее имя слетело с его сухих губ.