Стелла Камерон - Лунный прилив

Из высоких окон в темный коридор пробивался тусклый голубой свет. Пронзительный сигнал сирены отзывался эхом и тонул во тьме. Эндрю на мгновение остановился и потер веки. Господи, как же он устал. Скорая помощь этой ночью, должно быть, тоже не дремлет. Лето всегда приносит на южное побережье толпы туристов из промышленных районов Англии. А с ними растет и число несчастных случаев. Скорбные стоны то и дело доносились до Эндрю, пока он оперировал дочь Бэкеттов.

Почему? Он не мог выкинуть из головы этот вопрос. Черт возьми, ну почему он не смог ее спасти? Три недели малышка держалась изо всех сил, а когда он уже был уверен в том, что улучшение лишь вопрос времени, она сдалась. Эндрю опустился на край стула возле распашной двери, ведущей в коридор из отделения преждевременных родов.

Обычно, узнав о том, что Эндрю работает педиатром, люди говорили что-то вроде: «Должно быть, здорово работать с детьми. Не представляю, как можно каждый день выносить зрелище страданий и смерти стариков». Он откинулся на стуле и прислонил голову к стене. Неужели они думают, что умирают только старые? Или, может быть, полагают, что это проще — наблюдать за тем, как навсегда смыкаются веки тех, кто почти ничего не успел увидеть? Когда-то и он был убежден в том, что помогать детям — сплошная радость. Это действительно так — когда удается.

Уже почти наступила полночь. Грир Бэкетт, должно быть, сейчас спит. Сжав губы, Эндрю ощутил, как напряглись мышцы его лица. Неужели недостаточно страданий для двадцатичетырехлетней женщины — потерять мужа в автомобильной катастрофе, в которой она сама получила сложный перелом бедра? Через несколько часов после аварии у Грир начались схватки, и в том положении не оставалось ничего, кроме кесарева сечения. Врачам пришлось пойти на большой риск: ребенку полагалось жить в утробе матери еще целых два месяца. Но малышка оказалась настоящим борцом. И она почти выкарабкалась.

Только сегодня он общался с юной американкой и передавал ей хорошие новости о состоянии малышки Коллин. Его передернуло. Когда Грир оповестила всех о том, какое имя она выбрала для дочери, даже самые искушенные медсестры в палате не удержались от смеха. Женщина назвала девочку в честь мужа — Колина. А теперь маленькую Коллин похоронят рядом с отцом на английском церковном кладбище, за тысячи километров от дома Бэкеттов в Сиэтле.

Эндрю нужно было увидеться с Грир. Внезапная вспышка боли пронзила его, и он зажмурился. Долгие годы обучения и практики не помогли Эндрю спасти ребенка Грир Бэкетт. В смерти девочки не было его вины, и все же Эндрю не покидало чувство ответственности.

Тебе не безразлична эта женщина. Эндрю поднялся со стула и толкнул кулаками двери. Металлические пластины зазвенели от его ожесточенного удара. Ты хотел бы оказаться с ней рядом, в другое время и в другом месте. Правило, Монтхэвен, всегда помни золотое правило: никогда не позволяй себе проникаться чувством к пациентам.

Завернув за угол, Эндрю нажал кнопку лифта. Он изнемогал от усталости. Грир Бэкетт сейчас совсем одна в чужой стране. Вполне естественно, что он сочувствует ей. Двери лифта плавно разъехались, и он зашел в кабину, щурясь от ослепляющего белого света. Эндрю никак не мог вспомнить, зачем Бэкетты приехали в графство Дорсет. Наверняка просто отдохнуть. В качестве контакта при экстренной ситуации в паспортах обоих супругов были указаны имена друг друга. Грир настояла на том, чтобы врачи не извещали их семьи. Она упоминала о младшей сестре, которая живет в Штатах, но запретила ей звонить. «Иначе Кейси сразу сорвется сюда. Мы и сами справимся. К тому времени, как мы вернемся, худшее будет позади», — рассудила Грир. Говоря «мы», она имела в виду себя и ребенка.

Грир написала только одно письмо, и Эндрю вызвался его отослать. Она пояснила, что это касается работы. Письмо предназначалось Джошу Филду, и обратного адреса на конверте не было. Грир, со свойственной ей силой духа, решила пройти это тяжелое испытание в одиночку. Эндрю оставалось только уповать на то, что силы не изменят ей и теперь.

С легким толчком лифт остановился на третьем этаже дорчестерского медицинского центра, и его дверцы бесшумно разъехались. Эндрю направился было к посту медсестер, но в нерешительности остановился, глядя на табличку с надписью «Операционная». Наверняка Грир уже давно спит. Лучше подождать до завтра.

— Здравствуйте, доктор Монтхэвен. Вас нечасто здесь встретишь.

Эндрю взглянул на сестру:

— Да.

Он потеребил стетоскоп, висевший на шее, и ответил на улыбку практикантки, лица которой не помнил. Она еще совсем ребенок. Восторженный. Видит жизнь в розово-белых тонах.

Девушка заправила за ухо прядь светлых волос.

— Доктор Монтхэвен?.. — В серьезном взгляде ее голубых глаз отразилась озадаченность.

— Все в порядке, сестра. Продолжайте работу. Мне не нужна помощь.

Он стремительно прошагал мимо практикантки, сопровождаемый ее ошеломленным взглядом. В следующий перерыв на кофе «этот красавчик доктор Монтхэвен» станет главной темой для обсуждений. Эндрю поморщился. Он, всеми желанный и притом до сих пор свободный красавчик — ему было известно, что женская половина персонала больницы называла его именно так, — на сегодня утратил свою привлекательность. Этой ночью он чувствовал себя скорее на сто, чем на свои тридцать три. А единственная женщина, заинтересованный взгляд которой в последнее время стал пределом его мечтаний, сейчас оправлялась от операции в одной из этих больничных палат. Он что, сошел с ума?

Его поведение уж точно нельзя было назвать разумным. То, что он зачем-то поднялся сюда в середине ночи, доказывало его помешательство. Что он намеревался сделать? Зайти в палату к спящей Грир и оставить записку в изголовье кровати? «Дорогая миссис Бэкетт. Я не хотел вас будить, но думаю, вам лучше узнать о том, что ваша дочь умерла сегодня в 23:07. Мы сделали все, что смогли. Мне очень жаль...»

Эндрю замер. Он попытался сделать вдох, но воздух словно застрял у него в груди. В конце коридора виднелась бледная полоска, освещавшая черепичный пол напротив палаты Грир. Должно быть, она не спит.

В одно мгновение кровь отхлынула от его лица и тут же прилила снова, бешено запульсировав в висках. Это было личное, сомнений не возникало. Эндрю имел слишком большую врачебную практику и слишком часто видел, как умирают люди, чтобы настолько бурно реагировать на каждый несчастный случай.

Когда Эндрю впервые увидел Грир Бэкетт, его поразила ее миниатюрность. Казалось бы, он привык к тому, что был намного выше большинства женщин, да и многих мужчин тоже; к тому же Грир тогда лежала в кровати. Но через несколько часов после родов Грир, когда Эндрю пришел к ней в палату, чтобы обсудить состояние Коллин, и увидел эту мальчишескую фигурку, вырисовавшуюся под одеялом, он почувствовал себя просто гигантом. Копна ее темно-рыжих волос разметалась по подушке, большие голубые глаза сверкали на бледном лице. И, несмотря на все раны и синяки, на выражение муки в этих прекрасных глазах, она пробудила в Эндрю эмоции, которые выбили почву у него из-под ног. Ему вдруг безотчетно захотелось, чтобы эта женщина принадлежала только ему, чтобы Коллин была их ребенком и чтобы он мог защитить их от всех бед.

Все это случилось три недели назад. За три недели он почти забыл о том, каким был его мир до появления Грир Бэкетт. Он то и дело изобретал предлоги, чтобы подняться к ней в палату. И с каждой минутой, проведенной рядом с этой женщиной, в Эндрю росло желание защитить ее. Казалось, она была столь же вынослива, как и ее дочь, отважно боровшаяся за жизнь, — словно они вдохновляли друг друга на эту схватку со смертью.

Эндрю медленно двинулся к ее палате, сосредоточенно вслушиваясь в собственные шаги. Его посетило мимолетное желание развернуться и уйти, но он преодолел свой страх. Для того чтобы сделать то, что он обязан сделать, все равно никогда не будет подходящего момента. На десятом шаге Эндрю ступил в полосу света, струившегося из палаты Грир. Повернув ручку двери, он заглянул в комнату.

Он ожидал застать ее лежащей в кровати, но Грир сидела на стуле возле окна, устремив взгляд в ночную тьму. Вытянув правую ногу, она перенесла центр тяжести на левое бедро. Грир уже несколько дней ходила с помощью костылей, но это до сих пор ужасно изматывало ее. Хирург, наблюдавший ее, отметил выносливость своей пациентки, но посоветовал не перенапрягаться.

Грир подняла голову и внезапно вскочила. Эндрю посмотрел в окно и понял, что она заметила его отражение в стекле.

— Я не хотел вас испугать, миссис Бэкетт. — Думая о ней, он называл ее Грир, но никогда не обращался к женщине по имени.

Она обернулась:

— Здравствуйте. Тоже бессонница или вы так преданы работе, что никогда не уходите домой? — В мягкой улыбке обнажились белоснежные зубы.

Такое ощущение, что у всех американцев идеальные зубы, подумалось ему не к месту.

— Ни то ни другое, — отозвался он. — Просто много дел. — Не следовало ему так говорить — это не поможет уклониться от ответа.

— Здесь, наверху?

— Нет. Я зашел сюда к вам. Только что освободился.

Откашлявшись, она снова улыбнулась:

— Вы так добры ко мне, доктор Монтхэвен. Присаживайтесь.

Эндрю подошел к ней. Каждый мускул, каждый нерв его тела был напряжен. Он был настолько сосредоточен, что, казалось, слышал движение молекул воздуха вокруг. Эндрю был на взводе и даже не думал садиться, он лишь молча изучал лицо Грир, игнорируя вопрос, застывший в ее блестящих глазах.

Ее медные волосы, прежде спутанные, теперь были аккуратно расчесаны и ниспадали на плечи волнистыми прядями. Ее прекрасные, плавно очерченные губы приобрели прежний цвет, на кремовой коже проступили милые веснушки, разбросанные на носу и щеках. Синевато-багровые следы от шва подчеркивали маленький шрам над правой бровью, но синяк под глазом уже исчез, и опухоль тоже прошла. На Грир была только больничная рубашка, и маленькая упругая грудь вздымалась под тонкой тканью при каждом вздохе.