– Хотелось бы услышать твое слово, Чен!

– Ну конечно, я – как все и не стану вредить репутации девушки. А насчет того, кто украл бумаги… Теперь я склоняюсь к мысли, что это был Хенли.

– Какие бумаги? – вскинулся Годфри. – Не те ли, ради которых Йен тогда нас всех обыскивал?

– Именно, – подтвердил китаец, – те самые. Но теперь, слава Богу, мы избавились от этого типа! Кстати, надо бы расспросить мисс Монтроуз – пусть припомнит все подробности поведения Хенли, когда он напал на нее, и все, что он ей говорил. Возможно, это поможет нам установить, на кого он работал…

– Верно, расспросить не помешает. – Йен кивнул. Ну и хитер этот Чен – повесил свои грехи на человека, которого уже нет. Впрочем, больше всего его радовало то, что Эсме теперь в относительной безопасности, у Чена больше нет оснований для причинения ей вреда, если только он не придумает что-нибудь новенькое.

– Но мы ведь не знаем точно, шпионил он или нет! – неожиданно подключился к разговору Годфри. – У нас нет никаких доказательств, и в таком случае тебе все-таки придется отвечать за убийство!

– Во-первых, не забывай, что у меня дипломатическая неприкосновенность. Во-вторых, насколько я знаю сиамцев, смерть иностранца их, как правило, вообще не тревожит. Английские власти скорее всего тоже не станут особенно волноваться по поводу смерти какого-то моряка. К тому же я убил его, осуществляя свое право на самооборону, а значит, ни карьере моей, ни репутации ничто не грозит…

– Вы говорите о мистере Хенли, словно о кошке! – поморщился преподобный Тэйлор. – Безусловно, покойный был большим грешником, но все-таки он тоже человек!

– Если вы полагаете, ваше преподобие, – с достоинством ответил Йен, – что я не сожалею о случившемся, то это не так. Надеюсь, вы все-таки не считаете, что я нахожу удовольствие в убийстве? А вот насчет того, что Хенли достоин называться человеком, я сильно не уверен. Не знаю, как по вашей морали, преподобный, но если вы спросите меня, то, по-моему, этот негодяй вполне заслужил свою смерть!

Однако Тэйлор не спешил сдаваться под напором Йена:

– И все равно мы должны похоронить покойного по-христиански – не оставлять же его тело на растерзание диким зверям!

– Ну, против этого и я не возражаю, – примирительно протянул Йен.

– Как проповедник, я должен буду произнести над могилой заупокойную речь…

– Это как вам угодно, ваше преподобие.

«Надеюсь, – с усмешкой подумал Йен, – святоша по крайней мере не станет настаивать на том, чтобы поставить надгробный памятник негодяю?»

– Что ж, – видимо, изрядно устав от прений, произнес Годфри, – с Хенли дело решенное. Остается главный вопрос – что делать с девушкой. – Губы Годфри сложились в сальную улыбку. – Ну и хитрец же ты, Йен! Держу пари, ты сразу раскусил, кто она такая, – не зря же вы постоянно запирались с этим «парнем» в каюте. Сказать по правде, приятель, я тебе завидую: пташечка что надо – я бы и сам от такой не отказался. Черт побери, везет же тебе на баб! Впрочем, неудивительно – перед твоим мужским обаянием не устоит и самая чопорная особа: что уж говорить о такой податливой штучке, как эта!

Йен уже собирался было без обиняков сообщить Годфри, что он о нем думает, как вдруг рядом раздался звонкий женский голос:

– Представьте себе, господин атташе, я устояла, хотите – верьте, хотите – нет. – Шагнув от двери, где она, очевидно, стояла в течение всего разговора, Эсме продолжала: – И я бы настоятельно попросила вас, господин атташе, не раздражать меня лишний раз. Я, между прочим, еще не простила вас за все те сплетни, что вы распространяли обо мне, даже не потрудившись проверить, являются они правдой или ложью!

Атташе покраснел так сильно, что лицо его сделалось почти одного цвета с огненно-рыжей шевелюрой. Впрочем, сие обстоятельство осталось никем не замеченным, ибо взгляды всех присутствующих устремились на Эсме.

После того как Йен за много дней плавания привык видеть ее в мешковатой мужской одежде и закрывающих половину лица черных очках, вид девушки в ее подлинном обличье кружил ему голову. Хотя платье Эсме – простенькое, со скромным кружевным воротничком и кружевными манжетами в качестве единственного украшения – не выглядело особо привлекательным, тем не менее узкий лиф соблазнительно подчеркивал тонкую талию и аппетитные груди, а под мягко спадающей юбкой угадывались очертания грациозных девичьих ног.

Лицо Эсме тоже изменилось. Тени под глазами исчезли, да и сами глаза перестали казаться по-азиатски раскосыми, – очевидно, все это было лишь результатом умело наложенного грима. Теперь огромные черные как ночь глаза девушки широко распахнулись навстречу миру, словно неведомый волшебник стер с ее лица усталость. Это было уже не лицо заморенного непосильной работой щуплого мальчишки, а румяное, пышущее здоровьем личико юной красавицы. Но главным, что привлекало внимание мужчин в новой, преобразившейся Эсме, были, пожалуй, ее волосы. Она не заколола их и не заплела в косичку, как прежде, а распустила по плечам великолепным, пышным каскадом. Глядя на Эсме, Йен вдруг вспомнил, что один раз уже видел ее с распущенными волосами, когда она сидела ранним утром на палубе в ночной рубашке.

Невероятным усилием воли он заставил себя отвести глаза. Впрочем, как заметил посол, он был далеко не единственным, кому пришлось сдерживать, себя, – Гарольд тоже смущенно прятал взгляд, а Годфри, напротив, бесстыдно пялился на Эсме, словно шестнадцатилетний подросток, и весь изъерзался в своем кресле, не отдавая себе отчета в том, что со стороны выглядит весьма глупо. Даже Чен был явно поражен переменой, произошедшей с Эсме, и, глядя на нее, не мог скрыть своего восхищения. Его преподобие был единственным, кто – не столько в силу своего сана, сколько в силу возраста – смотрел на Эсме не как на женщину, а как на свою временно заблудшую подопечную с доброй отеческой улыбкой.

Сама же девушка, казалось, не замечала устремленных на нее восхищенных взглядов – ей все еще не давало покоя замечание Годфри. Эсме, разумеется, отдавала себе отчет в том, что должны подумать мужчины, увидев вместо парнишки-переводчика, на которого мало кто обращал внимание, ту самую Эсме Монтроуз, которой они не раз за чаем перемывали косточки. Теперь, разумеется, не один только Годфри решил, что переодетая парнем красавица путешествовала с лордом Уинтропом в качестве его любовницы.

В свою очередь, Эсме, безусловно, понимала, что Йен спас ее от расправы со стороны Хенли не просто по обязанности: он действовал как джентльмен. И к тому же он был неравнодушен к ней – в этом Эсме готова была поклясться. Но что толку сейчас думать об этом – ни к чему хорошему это все равно не приведет…

– Я, кажется, велел тебе отдыхать, – решительно произнес Йен. В голосе его, однако, звучало скорее не осуждение, а забота. – Чем меньше ты будешь разгуливать по палубе, тем скорее заживет твоя нога!

Почувствовав внезапную слабость, Эсме прислонилась к стене, и тут же Гарольд, до которого только сейчас дошло, что даме, которая к тому же не совсем здорова, следует уступить место, поспешно вскочил:

– Пожалуйста, мисс Монтроуз!

Кивком поблагодарив молодого человека, Эсме села.

– Насколько я поняла, джентльмены, – официальным тоном проговорила она, – его сиятельство собрал вас, чтобы обсудить интересующий всех вопрос: что же со мной делать дальше. Поэтому прежде всего я хочу спросить господина посла, каковы его планы. Когда-то вы, ваше сиятельство, сказали: если Лека разоблачат, вы при первой же возможности отправите меня обратно в Бангкок. С тех пор вы не передумали?

Мужчины с любопытством следили за происходящим. Еще бы – на их глазах мисс Монтроуз подтвердила, что посол давно знал, кто такой Лек. Как заметила Эсме, из всех присутствующих больше всего интереса к ее словам проявил секретарь посла. Не зря ли она ляпнула, что посол знал секрет Лека почти с самого начала? Но уж очень ей надоело все время хитрить, оценивать ситуацию, взвешивать каждое слово!

Что касается Йена, то, судя по его беспечному виду, ее заявление нисколько не смутило его.

– Как ты думаешь, Годфри, – с преувеличенной серьезностью спросил он, – что нам теперь делать с мисс Монтроуз? Отправить ее обратно? С этим я не вижу проблем – мимо нас все время проплывают встречные баржи, посадим ее на одну из них, и… Или лучше подождем, пока ее ненаглядный мистер Майклз сам явится за ней?

– Ты не посмеешь! – выкрикнула Эсме.

– Разумеется, не посмеет. – Отец Тэйлор кинул на посла суровый взгляд. – Иначе он будет держать ответ перед нами!

– Так его, так! – раззадорился Годфри. – Велите этому обольстителю, ваше преподобие, чтобы он оставил девушку в покое! Припугните его адскими муками или чем-нибудь еще пострашнее…

– Сдаюсь, сдаюсь! – Йен шутливо поднял вверх руки. – Впрочем, думаю, наша красавица будет неплохой женой этому купцу, не так ли, Годфри?

Чем больше мужчины веселились, тем ниже склонялась голова Эсме. Она, уж конечно, не видела в происходящем ровно ничего смешного и опасалась, что посол, чего доброго, и впрямь отправит ее обратно к Майклзу. Но даже этот путь может оказаться небезопасным – лишь после случая с Хенли девушка окончательно осознала, какими бедами может грозить путешествие в одиночестве.

Наконец, не выдержав нервного напряжения, Эсме решительно поднялась. Трудно иметь гордый и независимый вид, когда боль в щиколотке не дает тебе покоя, однако усилием воли она постаралась взять себя в руки.

– Как я вижу, – с достоинством проговорила она, – в данный момент разговаривать с вами, господин посол, совершенно бесполезно. Когда вы снова будете способны вести себя как джентльмен – смею надеяться, что это произойдет достаточно скоро, – тогда мы и поговорим. А до тех пор я буду ожидать вас в своей каюте. – Эсме повернулась, давая понять, что собирается удалиться…

– Немедленно сядь обратно, – приказал Йен, но она и не думала подчиняться. – Послушай, ну я прошу тебя, останься! – уже мягче попросил он.