— Если ты не отдашь деньги, Малькольм про­колет мне сосок.

— Не люблю слово «сосок», — морщится Лео.

— И я не больше твоего, особенно рядом со словами «циркуль» и «Эд».

— Дай мне до него добраться, и больше он ниче­го не проколет. Держись рядом, и все будет хорошо.

— Если ты не отдашь ему деньги, мне придет­ся ходить с тобой за ручку всю жизнь. И Люси тоже. Лео, с ним куча отморозков. Нужно звонить Джейку, пусть высылает подмогу.

— Как только я верну деньги, Малькольм уй­мется.

Вспоминаю, как кровь лилась у Птаха из носа, как он вопил.

— Это вряд ли. Попроси хотя бы у Джейка деньги авансом, отдашь долг сейчас же.

— Не хочу я, чтоб Джейк знал о долге.

Вид у Лео такой, словно он чего-то недоговари­вает. Сколько его знаю, никогда такого не видел.

— С чего тебе так понадобились пятьсот дол­ларов?

— Не твое дело.

Я показываю на прокол.

— Как видишь, уже мое.

Дилан рассматривает ухо.

— Слушай, а он простерилизовал циркуль? Ес­ли нет, может быть заражение.

— Мое здоровье его мало волнует.

— Так, эти отморозки все еще могут быть в пар­ке. Надо уезжать, — меняет тему Лео. — Хорошо, что фургон для побега с нами. Теперь я имею пол­ное право так его назвать, потому что на нем мы скроемся от Малькольма.

— Я усек, Лео. — Как усек и то, что он уходит от разговора о пятистах долларах, отчего любо­пытство разбирает меня еще больше, и я повторяю свой вопрос.

— Я же говорил, деньги для Ба.

— Ополаскиватель для седых волос подоро­жал? — хихикает Дилан.

— Ба тебя вздует, так что заткнись.

Что правда, то правда. Дилан послушно умолкает.

Лео поворачивается ко мне:

— Бет просила передать, что ждет тебя в услов­ленном месте в пять утра. Она хотела раньше, но я сказал, что ты занят.

— Отлично. Она решит, что я либо с девуш­кой, либо участвую в грабеже.

— Ты с девушкой и ты участвуешь в грабе­же. — Он крутит на пальце ключи от машины. — Я вот что думаю. Сейчас половина второго. Раз­возить девчонок еще рано, время есть. Как зовут ту фокус-покус леди в казино, к которой отпра­вилась твоя мама? Леди-джаз любит все сверхъе­стественное.

— Ну да, секретов у нас полные штаны, давай­те сходим к ясновидящей.

— Говори за себя, у меня в штанах нет сек­ретов.

— Зато полно кое-чего другого, — бросаю я, и Дилан на всякий случай отступает.

— Ладно. — Лео смотрит на меня. — Выкла­дывай, в чем дело?

Дело в том, что из-за него на меня напали. Из- за него чуть не напали на Люси, а он не желает говорить, зачем ему так потребовались пятьсот баксов. Только вот миллион раз все было ровно наоборот, и Лео не задавал мне вопросов.

— Ни в чем, — отвечаю. — Ухо болит. И де­нег на билет в казино у меня нет.

Он вытаскивает из кармана пятьдесят долларов.

— На.

— Откуда?

— Джейк дал. На бензин.

Но я не беру. Если я возьму хоть часть из де­нег за работу, у меня уже не будет другого выхо­да. А я надеюсь, что он есть. В голову приходит сюжет для граффити: с листьев дерева стекают деньги, а парнишка их подбирает. Рядом девчон­ка, смахивает на Люси. А парень похож на меня.

И они целуются под денежным дождем.

Лео засовывает купюру мне в карман.

— Расслабься. Ты же не веришь в ясновидящих. Мы только заглянем в казино. Малькольм туда не придет. Перекусим и отвезем девчонок домой.

— Кому-то надо домой? — спрашивает Джезз, подходя к нам вместе с девчонками.

— Эд хотел заскочить за свитером, — ухмыля­ется Лео.

— В тридцатиградусную жару?

— Вот и я говорю, что обойдется.

Джезз наставляет на него указательный палец.

— Выкладывайте. Что вы замышляете?

— Успокойся, — отвечает Лео. — Ничего мы не замышляем.

Джезз тычет указательными пальцами обеих рук в меня и Дилана.

— Если нужно кого-то пнуть, чтоб узнать прав­ду, Дэйзи так и сделает.

Дэйзи выжидающе постукивает ногой, а я заго­раживаю Дилана. Видел я, как она действует: удар — и Дилан несет правду со скоростью света.

— Мы замышляли сюрприз, — спасает положе­ние Лео. — Мать Эда пошла сегодня в казино на ночь прорицаний к одной ясновидящей — мы ду­мали, вам тоже будет интересно.

Он смотрит на меня. Вот теперь другого выхо­да нет.

— Ее зовут Мария Контесса, — подтверждаю я.

— Мария Контесса? Да она лучшая прорица­тельница на свете! К ней даже копы обращают­ся, чтоб раскрыть преступления. Моя мама тоже к ней ходила. Она в Австралии бывает раз в пять лет...

Джезз щебечет без умолку о великом мастерст­ве Марии, и я понимаю, что нас неминуемо ждет встреча с ясновидящей, помогающей копам.

Лео расплывается в улыбке:

— Прошу в фургон для побега.

И, обхватив за плечи нашу ясновидящую, идет к автостраде.

— А может, у тебя на уме еще что-то было? — допытывается Джезз.

— У меня — ничего.

— Пообещай, — требует она.

Я жду, что он ответит, но в это время Люси за­дает мне тот же вопрос: — Вы с Лео и Диланом что-то замышляете?

Когда-то лежащий на полу Лео открыл мне, что не любит спать, потому что не хочет видеть сны. Открыл, потому что в темноте все иначе: непонят­но, наяву ли мы говорим, да и есть ли мы на са­мом деле.

— Обещаю, — говорит Лео.

— Мне ты можешь сказать, — уверяет Люси.

Мы подходим к дороге, где фары пронзают ночь потоками солнечного света, и я чуть не говорю: «Ты ищешь меня — как тебе такой поворот? Ска­жешь теперь, что у тебя это будет с Тенью?» Но тут Лео заводит мотор, и я забываю обо всем.

Под рык двигателя я наклоняюсь к окошку во­дителя и тихо прошу:

— Скажи, что это не фургон для побега.

— Не дрейфь, он лучше, чем кажется, — ухмы­ляется Лео.

Меня уже не волнует, что нас могут услышать.

— Мне кажется, это розовый «фольксваген», у которого сбоку огромными буквами написано «Свободная любовь».

— И что?

— То, что на нас обратят внимание.

— Поли­ция точно обратит.

— На нас уже обращают внимание. — Лео вы­разительно показывает глазами на девчонок. — За­лезай. Разговоры потом.

История джейковского «ягуара» повторяется. Только на сей раз поймают Лео, Дилана и меня. Легко мы не отделаемся, потому что за ухо нас по­волочет не бабушка Джейка, а копы.

Стою как приклеенный. Лео беззвучно, одними губами шепчет:

— Залезай.

Люси заглядывает в фургон.

— Он обит розовым ковролином, — сообщает она. — И сидений нет.

— А ты садись на пол и держись за стенки. Вот так, — показывает Дэйзи.

Кивая, Люси лезет в фургон свободной любви и вцепляется в розовый ворс на стенах. Рядом с ней сидят Дилан и Дэйзи, так что я забрасываю вело­сипед на противоположную сторону. Застываю на тротуаре, лихорадочно решая, что делать. Будь я стоящим парнем, я не пустил бы ее в этот фургон. И Берт бы сказал: «Не пускай ее в этот фургон». Если ее арестуют, плакал ее университет. Плакали ее планы учиться на стеклодува. Скажи, чтоб она вылезала из фургона и отправлялась домой.

— Эд? — окликает она. «Отправляйся домой, — думаю я. — Отправляй­ся домой и забудь про меня и про Тень. Отправ­ляйся домой и смотри телевизор, просыпайся по утрам и запечатывай в бутылки воспоминания, го­товься к экзаменам и поступай в университет».

Она улыбается, и я думаю только о том, как бу­ду сидеть с ней рядом. Втискиваюсь в фургон и захлопываю дверь.

— Чей это фургон? — спрашивает она, пропу­ская пушистый ворс сквозь пальцы.

— Чокнутого Дэйва, — ляпает Дилан, как все­гда, не успев подумать.

— Вы пошли к Чокнутому Дэйву и взяли дев­чонок с собой? — изумляюсь я.

— Лео не дал нам подойти к дому, так что мы ждали на углу, — уточняет Джезз.

То есть одна извилина у Лео все же есть. Но... Постойте...

— Мы едем в фургоне Чокнутого Дэйва? — Я хочу говорить спокойно, но спокойствию взять­ся неоткуда.

— А кто такой этот Чокнутый Дэйв? — спра­шивает Джезз.

— Так, парень один. Ничего особенного. При­ятель моего брата, — вмешивается Лео. Он смо­трит на меня в водительское зеркальце, и взгляд его красноречиво говорит: «Заткнись!» Люси то­же на меня смотрит... Самое время сказать Лео, чтоб он остановил фургон, и сойти. Но, сделав это, я уже не прикоснусь к веснушке у нее на шее. Никогда.

— Его зовут Чокнутым, потому что однажды он съел пять тараканов, — спокойно говорю я.

Все хохочут, и разговор сворачивает на город­ской фольклор. Что и требовалось доказать. Я чув­ствую взгляд Люси и поэтому не смотрю на нее, иначе расскажу правду.

На повороте нас подбрасывает, и ее нога каса­ется моей. Я упираюсь затылком в стенку фурго­на, ухо пылает, встречные огни в ветровом стекле слепят, в голове мешанина, и мне хочется выйти — но мы на скоростной автостраде, и пока Лео с нее не свернет, побег невозможен. Да и когда свер­нет — тоже вряд ли.

Закрываю глаза и мысленно жму на баллончик: на стене появляется тень парня, а перед ним — тень дороги. Люси рядом, я чувствую ее, и хочу все-все рассказать прямо сейчас. Но теням на сте­не смешно: чего ты добьешься? Что возомнил? Что можно вернуться к подножию холма и там с ней остаться? Рано или поздно вы вскарабкаетесь наверх, а там всегда поджидает кто-нибудь типа Малькольма.

Был жив Берт — и у меня была надежда. Каж­дый день мне было куда идти. Была Бет, и тени при ней отступали. А теперь я один, слоняюсь по галереям, пишу заявления о приеме на работу с кучей ошибок. Заявления туда, где все равно не хочу работать.

Дэйзи кричит Дилану, чтоб он проваливал, и я открываю глаза. Как раз в этот момент он запус­кает в Дэйзи подушкой, но попадает в Люси.

— Упс, — извиняется Дилан, но тут на него бросается Дэйзи, и они что есть силы колошматят друг друга. Картина ясна: любви между ними — как раз чтоб один другого укокошил.