На таких вечеринках двигаешься, как в беспо­койном сне. Люди проходят мимо, бормоча нечто бессвязное, потому что алкоголь из них уже со­чится. Дом вибрирует от жары и музыки, и те, кто завтра утром даже не вспомнит друг друга, сейчас знакомятся очень и очень тесно. Здесь все старше нас, и хотя со многими я знаком, варианты для от­ступления прикинуть не мешает. Зная, что выход есть, я чувствую себя спокойнее.

— Что за народ на этой вечеринке? — спраши­вает Люси, не сводя глаз с парней, словно вышед­ших из кадра сериала «Побег».

— Веселый, — отвечает Лео. — Повеселитесь немного, пока я переговорю с братом. Мы скоро вернемся.

— Веселый? — пытается перекричать музыку Люси. — Да я на что хочешь спорю, что вон то­го парня показывали на прошлой неделе в про­грамме «Останови преступника»!

Она права. Это он и есть.

— У тебя паранойя, — кричит в ответ Джезз и тянет Люси на танцпол. Дэйзи идет за ними, посы­лая воздушные поцелуи знакомым. Они ввинчива­ются в музыку, причем Люси танцует под сотню до­полнительных, слышных ей одной, ритмов. Пока Лео говорит с Джейком, я прикидываю, как через один из намеченных выходов доберусь до стены и нарисую девушку со снопом бешеных ритмов.

— Эд, — зовет Лео, и я иду поздороваться с Джейком, но почти сразу оставляю их вдвоем: пусть обсудят детали предстоящего дела. Возвра­щаюсь к Дилану и смотрю на танцующих девчо­нок. Толпа прибывает, кислород убывает, темень и запах пота сгущаются.

— Ты чего-то не в себе, — замечает Дилан. — Думаешь, у нас не выйдет?

— Да, думаю у нас не выйдет. Когда хоть одна извилина есть, в такие дела не лезут.

— У тебя есть извилина, — отвечает Дилан.

— Ты о чем?

— У тебя есть извилина. Почему ты полез в это дело?

— К твоему сведению, извилин у меня много. Но у меня счета не оплачены и нет работы.

— Мама с папой оплачивают счета, но поездку в Квинсленд они не оплатят, потому что я спус­тил деньги на игровую приставку.

— Подработай в «Макдаке», дубина!

— Я и работаю, только накопить не успею. А Дэйзи поедет и будет там без меня среди всех этих серферов. Ты же знаешь, им только одного надо.

— Словить волну? — говорю я, глядя на Люси.

— Можно и так сказать. Только пусть найдут свою.

Мы по-прежнему не отрываем глаз от танцпола.

— Серферы, наверное, в ее вкусе, — продолжа­ет Дилан.

— Тогда твое дело труба.

— Если постараться, я тоже могу стать серфером.

— Да? Серферы не носят рубашек в клетку. Они гладят джинсы и бреются дважды в день.

— Опрятный вид мне тоже нравится.

— И ради Бога. Но ты никогда не будешь прилизой.

— Дурацкое слово «прилиза».

— Верно, дурацкое, — соглашаюсь я. Мы опять смотрим на девчонок. Через некоторое время я говорю: — Не ввязывайся в это дело. Игра не сто­ит свеч.

— Стоит, — твердо говорит он. Его глаза на­правлены на Дэйзи, как два прожектора.

Последуй собственному совету, сказал бы Берт. Даже здесь, в грохоте ударных и клубах дискотеч­ного дыма, я отчетливо слышу его голос. Нет, Берт, ты ничем мне больше не поможешь. Ты умер, и мне крышка.

В тот день, когда он умер, я сделал граффити для него. Не на стене магазина, конечно, — это бы ему не понравилось. Рисовал в разрешенном месте, в конце Эдвард-стрит, рядом с доками. Ни­чего особенного не придумалось: обыкновенный портрет, и взгляд у Берта такой, как в те минуты, когда он пил пиво или объяснял мне что-нибудь. Только сам портрет — огромный: я хотел, чтоб его видели все пассажиры всех электричек.

Позже я привел туда Валери, и мы долго смот­рели Берту в глаза. Валери гладила его лицо и ко­сматые брови, а я отвернулся к реке. Вода за по­следнее время спала, потому что дождь выдохся, как история, которую рассказали.

— Дело мне придется продать, Эд, — заговори­ла наконец Валери, и я почувствовал, что мне жаль ее больше, чем себя. — Владелец хозяйственного магазина из пригорода уже несколько лет хотел выкупить у нас это место. Берт не соглашался. Хо­тел передать бизнес тебе.

— У меня бы все равно ничего не вышло, — сказал я, не отрывая глаз от реки.

— Вышло бы, и даже очень, — возразила она. — Но мне нужны деньги. Сделку оформят быстро, и они сразу переедут.

Я представил магазин без Берта и вдруг почув­ствовал, что во мне все засохло и внутренности скорчились в обезвоженном теле.

Вплоть до недавнего времени я часто приходил к портрету. Садился перед ним с банкой пива и рассказывал, куда послал резюме, какие картины посмотрел.

А потом стало ясно, что никакой работы мне не светит, и я перестал приходить. Кое-чего ста­рику Берту видеть не надо.

***

— Значит, так, — говорит Лео, вернувшись от Джейка. — В час ночи я беру фургон на Монте­гю-стрит. В три подъедем к школе. Обходы в два и четыре тридцать. Окно Дилан открыл, всего-то и надо, что перетаскать в фургон компы и все сто́я­щее из информационного центра и доставить Джейку.

— А сигнализация? — спрашиваю я.

— Все под контролем. — Лео вытаскивает из кармана клочок бумаги.

— Как ему удалось?

— Я не задаю лишних вопросов.

Если б я задавал вопросы, то спросил бы, как вышло, что мы идем грабить кабинет, где работа­ет единственный в школе учитель, относившийся ко мне хорошо. «Правильный вопрос», — слышу я голос Берта.

— Пойду подышу, — говорю я. Лавируя в тол­пе, добираюсь до задней двери. Поперек выхода стоит контейнер, до краев забитый напитками. Проталкиваюсь назад к главному входу, но тут как раз в проем входят парень и девушка, и мимо них не проскользнуть. На мои хлопки по плечу парень не реагирует; его разве что пожар сдвинет с мес­та. А может, он и тогда не сдвинется.

На крайний случай всегда есть окно, вспоминаю я и снова ввинчиваюсь в толпу, чтоб добраться до комнаты отдыха. Да, вот оно, как раз рядом с ди­ванчиком, где решила отдохнуть Люси. Рядом с ней парень по кличке «Горилла»: во-первых, он во­лосат сверх меры, а во-вторых, по слухам, некото­рые части его тела по-обезьяньи удлиняются. До­вольно ухмыляясь, он вплотную придвигается к ней. Уйти ей некуда, она в капкане людских тел. Смотрю на нее, на него. На окно. Вспоминаю на­ше свидание. Если он совсем разойдется, она сло­мает ему нос. Я выпрыгиваю из окна, но, коснув­шись земли, оборачиваюсь. Кого я обманываю? Мне ведь хочется посмотреть, как она это сделает!

Положив руки на подоконник, я с удовольстви­ем наблюдаю за их схваткой.

— Сколько тебе лет, детка? — спрашивает Го­рилла.

— Достаточно, чтоб не быть дурой, — отвеча­ет она, глядя на его удлиняющиеся ручищи.

— Впечатляю, да? — продолжает он и касается ее ноги. — Нам с тобой надо будет спариться.

— А эволюцию ты пропустил? — зло бросает она, вырываясь из его цепких лап. Одно удоволь­ствие смотреть, когда ее ярость направлена на дру­гих. Смеясь, я запрыгиваю назад в комнату, пока она не узнала, что у него еще удлиняется.

— Она со мной, Горилла.

— На ней не написано, — заявляет он.

Люси готова меня убить, Горилле нужен повод для драки, а вместе они мне не по зубам, так что я быстро кладу конец представлению.

— Поверь мне на слово, найди кого-нибудь посговорчивей. Помнишь, мне нос сломали? Так это она.

— Чтоб тебя! Да бери ее в вечное пользование!

Я плюхаюсь на диван.

— Слыхала? Ты в моем вечном пользовании.

Она щелкает браслетом.

— Там на кухне парень делает татуировки. Может, попросим, чтоб он наколол мне на руку твое имя?

— Мысль хорошая, но попозже.

— Ты что, влез через окно?

— Другие выходы перекрыты.

Что еще сказать, не знаю. В море простертых тел, увлеченно татуирующих друг друга с головы до ног, трудно придумать тему для светской бесе­ды. Люси не сводит с них глаз, а на такой вече­ринке это небезопасно.

— Не смотри, — предупреждаю я.

— Эффект солнечного затмения: должна уви­деть, даже если ослепну.

— Если будешь пялиться на ту девушку, она и впрямь тебя ослепит.

В этот момент девушка спрашивает Люси:

— Может, тебе фотоаппарат дать?

— Нет, мне бы брандспойт.

— Все в порядке. — Ладонью закрываю Люси глаза. — Больше никто не смотрит.

Девушка возвращается к прежнему занятию, но ладонь я на всякий случай не убираю. Руке при­ятно, она почти на ее губах.

Я смотрю на Люси, и ни малейшей охоты смо­треть на других у меня нет. Головой она покачи­вает в такт музыке, ногами отстукивает ритм.

— Тебе здесь нравится? — удивляюсь я.

— Теперь уже больше. Когда ничего не видно, все не так плохо.

Другой ладонью прикрываю глаза себе.

— Пожалуй, ты права.

— Ага. А это ты так часто дышишь?

— Да, пытаюсь выйти в астрал.

— Не бросай меня здесь, — жалобно хнычу я, и мы заливаемся смехом. В темноте она другая, и я тоже другой. И мы вдвоем можем плыть в нари­сованной музыке.

— О чем ты думаешь? — спрашивает она.

— Думаю, что мы на тошнотворной вечеринке.

— Ага, тут рядом кого-то тошнит. Тень не при­шел бы на такую вечеринку.

— Тень пришел бы именно на такую.

— Ты его знаешь?

— Ну, сталкиваюсь иногда.

— Я чуть не увидела его сегодня. Его и По­эта, — говорит она.

Мне хочется ответить: «Ты и видела, только он тебе даром не сдался». Но вместо этого спраши­ваю:

— Серьезно?

— Ага. У стеклодувной мастерской, где я рабо­таю. Босс прислал мне эсэмэску, и я сразу приеха­ла. Мы разминулись всего на пять минут.

Интересно, я столько раз видел старика-хозяи­на — и ни разу Люси. Я наблюдаю иногда, как он плавит стекло, добиваясь нужной формы.

— И что, твой босс хорошо их рассмотрел?

— Ну, говорит «юнцы небритые».

— Когда я последний раз видел Тень, он был бритый.

Да этот старикан небритее, чем мы с Лео, вме­сте взятые!

— Ты перестал на меня злиться? — спрашива­ет она.