Единственный способ добраться до «Турмалина» — по дороге, что вьется вниз от бульвара Ла-Хойя и заканчивается парковкой. Тут почти всегда все места заняты, и я уже почти решаю припарковаться подальше, но тут замечаю, как кто-то уезжает. Включаю поворотник, чтобы никто не спер удобное местечко, и наконец паркуюсь, как только машина отъезжает.

Даже при выключенном двигателе моя старенькая машинка выдает беспокойные стук и свист из-под капота, пока я верчу в руках телефон и оглядываюсь по сторонам. Люк не прислал смс, и я задумываюсь на мгновение, а не поздно ли все отменить.

С самоуверенным Люком я еще в состоянии справиться, но с милым, искренним, навеселе Люком, с щенячьими глазками просящего меня быть ему другом… Сопротивляться невозможно.

Торчать в машине вечно я не могу, поэтому, посмотрев на время, пишу ему сообщение:

«Тут все занято, паркуйся где-нибудь подальше», — отправив, я ступаю на раскаленный тротуар и иду к багажнику.

Доска обычно едва помещается в мой маленький хэтчбек и втиснута между откинутыми сидениями, причем, чтобы закрыть багажник, нужно хорошенько подтолкнуть. Эта операция требует некоторой изворотливости, что не очень приятно, но я уже привыкла.

Сумев вытащить ее наружу, я слышу за спиной знакомый голос.

— Помочь?

— Уже не надо, — прислонив доску к машине, я тянусь к сумке, чтобы заблокировать двери. — Но спасибо.

Когда я оборачиваюсь, вижу его с доской и свернутым полотенцем подмышкой. На нем тонкая белая футболка и голубые шорты, низко — очень низко — сидящие на бедрах. Он выглядит настолько хорошо, что у меня перехватывает дыхание. В голове, а, возможно, и еще кое-где, зазвенели тревожные звоночки. Эта затея — плохая затея.

Внезапно я начинаю переживать, что нас может увидеть НеДжо и расскажет об этом Оливеру. Оливер сболтнет Лоле, а та — Харлоу. А Харлоу тут же вооружится против такого вопиющего нарушения девочковых правил, как обстоятельное пожирание глазами Люка.

Мы просто друзья.

Дружить — это очень хорошо.

— Готов? — спрашиваю я, оглядевшись по сторонам. Мне и самой слышно, какой странный у меня голос. Надеюсь, он примет это за нетерпение, а не за попытку скрыть полуобморочное состояние.

Слегка покачав головой, он со смехом признается:

— Ни капли.

— Кстати, хороший борд, — замечаю я и провожу рукой по носу доски. — Не слишком длинный и нужной ширины для твоего тела. Рада, что ты выбрал лонгборд. На него легче вскочить.

— Мне нравится, как ты меня нахваливаешь, будто ее выбрал я, а не консультант в магазине, — он напряженно улыбается и смотрит мне за спину.

— Просто пытаюсь повысить твою уверенность в себе.

Боже, до чего нелепо. Мы оба неловко топчемся вокруг этой идеи дружбы.

Проверив, что все нужное с собой, я киваю в сторону воды.

— Ну что, пойдем.

Парковка расположена существенно выше уровня воды. «Турмалин» окружен возвышающимися над пляжем скалами, некоторые из них больше двадцати метров в высоту. Нам нужно спуститься с довольно крутого холма, и я слышу позади себя звуки шагов Люка по дорожке. Дойдя до песка, понимаю, что он молчаливей обычного, даже не отпустил ни одной шуточки, когда я упомянула длину его доски.

Пытаясь угадать, в чем дело, я разглядываю кристально-чистое голубое небо и простирающийся до горизонта океан. На берег обрушивается прибой, а воздух соленый на вкус. Это действует успокаивающе для моих нервов. Наверное, просто у каждого из нас бывают молчаливые дни. И мне очень нравится эта необычная грань Люка.

Когда мы добираемся до пляжа, я выбираю место попросторней, чтобы положить доску. Люк прислоняет свою к большому камню и поворачивается ко мне.

— Что там у тебя? — спрашивает он, наблюдая, как я вытряхиваю содержимое своей небольшой сумки.

— Солнцезащитный крем и болты для финов [плавники серфборда — прим. перев.], — и протягиваю ему бутылку воды.

— Спасибо, но у меня есть.

Киваю и не знаю, как быть с Молчаливым Люком, потом, решив, что и с таким справлюсь, откладываю бутылку в сторону и начинаю раздеваться. Никогда не любила гидрокостюмы, и даже в ледяном Тихом океане я всегда в купальнике. Сегодня я надела довольно скромный — слитный — потому что мы будем мокрые и почти голые в течение долгого времени, а усугублять ситуацию не стоит.

Снимаю футболку и бросаю ее на песок, потом стаскиваю шорты.

— Мне тут нравится, — говорит Люк, положив руки на бедра и оглядываясь по сторонам — демонстративно не глядя на меня. — Я был здесь раньше, но только на пикнике.

— И никогда ради серфинга? — спрашиваю я, нанося крем на руки и плечи.

— Ха, не-а. Я едва подхожу к воде.

Я замираю.

— Да ладно!

Он ерошит волосы и выглядит немного глуповато.

— Боюсь, что так.

— Погоди-ка, хочешь сказать… Как ты жил так близко к океану большую часть своей жизни и не заходил в воду? Ты же плаваешь. Участвовал в национальном чемпионате по водному поло.

— Ну да, но вообще-то это бассейн. И там никто не водится, жаждущее меня сожрать.

Я недоверчиво хмыкаю.

— Люк, в океане, кажется — ну, я не знаю — восемь миллионов видов всякой живности, и только микроскопический процент из них захочет что-то там с тобой сделать.

Он наклоняет голову и смотрит вполне серьезно.

— Я смотрел «Челюсти», Логан.

— А в бридж ты играешь?

Явно в замешательстве, он отвечает:

— Иногда, с бабушкой и ее подругами.

— Согласно статистике, в прошлом веке больше людей умерло за игрой в бридж, нежели от нападения акулы в Калифорнии, Орегоне и Вашингтоне вместе взятых.

— Ты только что это придумала.

Возможно, да, я это придумала.

Бросив тюбик с кремом на песок, я поворачиваюсь к нему.

— Ничего не понимаю. Если ты не любишь океан, зачем согласился прийти сюда?

— Я ведь уже говорил тебе: ты мне нравишься. И пока ты меня не опускаешь ниже плинтуса, с тобой весело, — уголок его рта приподнимается в улыбке, после чего за ним следует и другой. — Хотя и в первом случае тоже.

Честный Люк серьезно сбивает с толку.

— Может, хочешь заняться чем-нибудь еще? — предлагаю я. — Ну там, сходить в кино?

Он размышляет и поглядывает на воду с немалым опасением.

— Нет. Нет, думаю, я хочу сделать это, — а затем начинает кивать, словно его телу понадобилось некоторое время, чтобы согласиться со словами.

— Уверен? — спрашиваю я, давая шанс отступить. — Не хочу заставлять тебя делать что-то дискомфортное. Честное слово, тут не соревнование.

— Нет, я… Я хочу, — протянув руку за шею, он снимает футболку. Чувствую, как мои легкие сжимаются при виде его голой груди в лучах яркого солнца, четко вылепленных мышц торса и резких линий живота. Я отвожу взгляд.

— Ладно, — говорит он. — Вперед.

— Хорошо, — мой голос более уверенный, чем я себя чувствую. Я беру его доску и очерчиваю ее контуры на песке палкой, которую нашла среди камней. — Сначала азы.

Люк в растерянности наблюдает за моими действиями:

— А почему тут контур, а не сама доска?

— Потому что доски дорогие, и мы не хотим ее сломать, — отвечаю я, бросив палку в кусты. — Так. Вот твоя доска, — взяв его за предплечья, тяну его встать в центр нарисованной доски, а затем показываю на ее части: — Это ее нос, тут рэйлы [края доски — прим. перев.], тут хвост. Вот эта линия посередине называется стрингер, придерживайся ее, чтобы сохранить равновесие. Запомни это, — говорю я, а потом показываю на лежащий на песке шнур лиша [крепится к доске и ноге серфера — прим. перев.]. — Наверное, и сам догадываешься, но это лиш. Не заходи в воду без него, пристегнутого к твоей ноге, окей?

— Ясно.

— Греблей и прочим мы займемся уже в воде, а сейчас давай про более простые вещи, — я встаю рядом с ним, расставив ноги чуть больше ширины плеч. — Первое: положение твоего тела. Убедись, что ты в центре доски — не у носа и не у хвоста. Нет, дай мне… — говорю я, когда он пытается скопировать мою стойку, и, схватившись за его лодыжки, правильно ставлю его ноги. Он такой теплый, а кости такие твердые. — Ноги не расставляй слишком широко. Одну поставь впереди прямо на стрингер, вторую — позади.

— Так? — сделав, как я сказала, спрашивает он.

Я поправляю его.

— Идеально. Быть в центре доски означает больше контроля. Всегда оставайся в центре.

Кивая, он еще раз выверяет позу.

— Да, думаю, я понимаю, о чем ты.

— Так. Теперь руки… — подавшись вперед, скольжу по его предплечьям, пока не обхватываю ладонями его запястья. Кончиками пальцев чувствую устойчивый ритм его пульса и тепло кожи. Это напоминает мне, как он удерживал мои руки над головой, и во рту тут же становится сухо. С момента, как он снял футболку, я старалась не смотреть на его торс и руки — прекрасно помня, как они выглядели, когда он был надо мной, но при этом понимая, что надолго меня все равно не хватит.

Тело Люка — это тело пловца. Плечи широкие, а мышцы спины и бицепсы крупные, как и у всех сильных пловцов. Торс длинный и стройный, а на плоском животе я насчитала восемь кубиков. Это тело создано, чтобы быть сильным и часы напролет преодолевать сопротивление воды. Его тренировали быть выносливым.

И боже, оно такое и есть. Он может брать меня всю ночь и кончить только к рассвету.

Напоминание об этом мне сейчас так некстати.

— Ты там как, Логан, в порядке? — спрашивает он, и я тут же переключаю свое внимание туда, где все еще держу его за запястья.

— Теперь баланс, — заставляю себя продолжать, как будто каждая мысль не написана на моем раскрасневшемся лице. — Ту руку, что будет впереди, располагай любым удобным тебе образом, а та, что сзади, должна быть на линии плеча и согнута в локте, смотрящем назад, — я показываю, и он повторяет.