Она озадаченно смотрит на меня.

— Ни о каком.

Раздраженно вздохнув, я наливаю в ладонь кондиционер, пока она моет мне предплечья. Скользнув пальцами ей в волосы, говорю:

— Ну же говоришь, что я не в твоем вкусе. А кто тогда в твоем вкусе?

— Кто-нибудь спокойный. С бородой. И весь в тату.

— Блондинистый пивовар в грубой одежде? — спрашиваю я, и она смеется. — Перебарщивает с воском для усов, из-за чего по всем параметрам ниже плинтуса?

— Типа того, — ее руки возвращаются мне на грудь и снова спускаются к животу. Не отрывая от меня взгляда, она спускается ниже и скользит мыльной рукой по члену.

Ее щеки горят, а я дрожу и закрываю глаза, когда член дергается навстречу ее ладони. Хочу сказать ей, как это хорошо, хочу поцеловать ее, но ощущения от ее прикосновений так стремительно накрыли меня с головой, что я просто замер на месте под потоком горячей воды.

Скользнув пальцем по головке моего члена, она издает тихий стон.

— Совершенно не в твоем вкусе, — поддразниваю ее я.

Она прижимается губами к моей ключице.

— Не-а, ни капельки.

Продолжая скользит рукой и мягко сжимая, она приподнимается на цыпочках поцеловать меня в шею.

Обхватив ее лицо руками, я наклоняю ее голову, чтобы встретиться взглядами.

— Мы не должны это делать, — Лондон смотрит на меня и тяжело дышит.

— Не должны?

Что?

— Конечно, нет.

Но она просто дразнит. Слегка улыбнувшись, она прижимается своим приоткрытым ртом к моему и ныряет теплым и скользким языком внутрь. Внутри меня словно что-то высвобождается. Обхватив ладонями ее грудь и поглаживая соски большими пальцами, я припечатываю ее к плитке душевой, издавая громкие стоны ей в рот. Когда, коснувшись одной рукой ей между ног, я чувствую, какая она уже шелковистая от желания, она отодвигается от моего рта и откидывается головой на стену. Глядя на нее — глаза закрыты, мягкие губы приоткрыты, на шее колотится пульс — я рисую пальцами круги, немного спускаюсь вниз, потом снова и снова круги. Черт, она такая сексуальная, поэтому так нетрудно понять, как сделать ей хорошо: ей нравятся прикосновения вот здесь, снаружи, быстрые и сильные. Наклонившись, я посасывающими поцелуями собираю воду с ее подбородка и губ.

Она ерзает, не в состоянии стоять спокойно. Я тянусь к ее рту, но она отодвигается от меня и, приподняв брови, шепотом спрашивает:

— Презерватив?

Высунувшись из душа, я шарю в шкафчике и, взяв один, подаюсь назад, чудом умудрившись не поскользнуться.

Взяв презерватив в одну руку, другой она тянется ко мне, поглаживая, и подставляет губы для поцелуя. В голове горячо и ноль мыслей, когда я снова касаюсь ее пальцами, и тут же слышу, как она тихо вздыхает от облегчения.

Лондон зубами разрывает обертку, а мои пальцы все продолжают и продолжают поглаживать. По напряжению ее бедер я чувствую, как она близко, поэтому мне не обязательно было услышать ее «Я близко», но, все равно сказав это, она словно запускает электрический заряд прямо в ток моей крови.

А следующие ее слова взрывают бомбу у меня в груди:

— Я хочу кончить, когда ты будешь внутри.

Лондон поднимает на меня взгляд и улыбается почти виновато, что просит о такой близости со мной.

— Ладно?

Я просто киваю, не в состоянии говорить, потому что

внутри меня

словно что-то,

треснув, широко раскрывается.

Подушечкой большого пальца я глажу ее по нижней губе, продолжая кивать.

Мы уже не гонимся за веселым и разгульным трахом, какой я знал долгие годы. Внезапно мне трудно вспомнить, когда я так же легко дарил кому-то еще свою нежность. Сейчас все не так, как было в ту ночь с ней — сейчас два человека испытывают нечто совершенно другое.

А я — словно с содранной кожей.

И хочу заниматься любовью с этой сладкой и недоверчивой девушкой.

Необходимость почувствовать ее губы на моих сбивает с толку, но я все равно наклоняюсь и, прижавшись к ним своими, посасываю и раскрываю, чтобы попробовать ее язычок и вытянуть из нее эти сдавленные и жадные вздохи.

Лондон отстраняется, чтобы сосредоточиться, и я чувствую ее дыхание на своей шее и как ее внимание сфокусировано на том, чем заняты ее руки. Она надевает презерватив, и тут же звуки вокруг исчезают один за другим — даже под потоком воды мы в тишине. Скользнув рукой ниже, она обхватывает меня и от моего ответного хриплого стона поднимает на меня взгляд, ловя каждую реакцию.

— Твердый, — я не слышу ее слова, а читаю по губам, уставившись на потоки воды, стекающей по ее лицу и падающей с верхней губы.

Я представляю, что она перед собой видит: мои сведенные вместе брови, мой подбородок. Сглотнув, я пытаюсь хоть что-нибудь произнести, но не нахожу слов. Понятия не имею, что именно я хотел сейчас сказать, но внутри меня все ощущается слишком интенсивным, чтобы иметь возможность что-то озвучить.

Ее светлые волосы прилипли к щекам и шее. Глаза кажутся огромными, с бирюзовой каймой вокруг темно-синей, ресницы слиплись. От поцелуев губы стали невероятно красными. А от того, что в выражении ее лица исчезла настороженность, мне становится больно внутри.

Она заставляет меня хотеть, о чем я очень давно даже не думал: единение, постоянство, что-то привычное и только для двоих.

— Мне нравится, — тихо произносит она, и от того, что она не сводит с меня глаз, я понимаю, что речь сейчас о большем.

Она признается, что ей нравлюсь я.

Со стоном понимаю, что я сейчас для нее словно открытая книга, и мой взгляд ничего не скрывает — ни нетерпение, ни потребность в ней, — от чего я начинаю дышать так часто и сильно, что почти задыхаюсь. Взяв ее за бедро, я поднимаю ее ногу и закидываю себе на талию. Она такая мокрая и мягкая, и так легко оказаться внутри. Я мог бы ворваться и несколькими жесткими ударами доставить удовольствие нам обоим, но прямо сейчас хочу другого.

Хочу прочувствовать это медленное скольжение.

Хочу увидеть, как на ее лице появится облегчение.

Я хочу, чтобы она видела меня.

На ее лице мелькает боль — еле заметно сведенные брови и сдавленный вздох — и наклоняюсь поцеловать ее и спросить:

— В порядке?

— Да, — кивая, отвечает она. Проведя пальцами по моему затылку и скользнув в волосы, она лукаво улыбается.

— Просто никогда так не делала.

Мой смех превращается в стон, когда она посасывает и покусывает мою шею. Войдя в нее глубже, я почти совсем не подаюсь назад, двигаясь глубоко, еще, еще и еще, пока она не начинает царапать мне спину, покачиваясь в такт и издавая прямо мне в ухо сдавленные, резкие и почти болезненные стоны.

Я знал, что ей не много было надо, но не подозревал, что настолько.

Немного отодвигаюсь, чтобы посмотреть на нее, и тут она кончает: открыв рот, сильно сжимая меня изнутри и издав надрывный гортанный звук.

Прижавшись лицом к ее шее, чувствую, как во мне что-то освобождается, и я стискиваю ее, трахая быстрее и сильнее, посасывая кожу на шее, стараясь продлить ее удовольствие, насколько смогу. Ее оргазм длится и длится, пока она не обмякает, захлебываясь воздухом, и просто смотрит на меня.

Смотрит, как я уже на грани, смотрит, как я падаю за эту грань и кончаю с громким стоном.

Блядь, я едва могу дышать. Руки дрожат, а она такая скользкая, что приходится усилить хватку, иначе я ее уроню. Но ее руки уже на моем лице, рот ищет мой, и она целует меня.

Лучше этого поцелуя не существует на свете — ведь я все еще в ней.

Она такая мягкая и мокрая, а еще эти расслабленные пресыщенные прикосновения — из-за всего этого мне трудно даже представить, что придется выключить душ. Это так просто — целоваться после секса — и в то же время нет. Будь это просто, то было бы частью обычных повседневных дел. И я не стал бы торопиться снять презерватив, первым делом позаботившись не о нем, а о чем-нибудь еще. Не стал бы думать, как долго она пробудет у меня, захочет ли остаться или что предложить ей перекусить.

Но Лондон со мной еще не закончила, поэтому я не хочу рушить эту связь. Еще нет. Не совсем. Мне нравится, какая она податливая в моих руках. Нравится раствориться в ней. Нравится ощущение, как мы только что сделали вдвоем нечто уникальное.

Обхватив руками мое лицо, она прижимается губами к моему подбородку, слизывает воду с моей нижней губы. Ее сверкающие голубые глаза так близко.

— Ты как?

Кивнув, я шепотом отвечаю:

— Думаю, ты меня прикончишь, — после чего снова тянусь к ее рту, но она уворачивается.

— Ты сейчас всю горячую воду переведешь.

Она подается бедрами назад, и я выхожу из нее, осторожно поставив ее на ноги.

Прошло много лет, с тех пор как я чувствовал чье-то тело своим тоже, и это ощущение всплывает во мне возрожденным рефлексом. Я провожу руками по ее бокам до бедер. Поглаживаю задницу, когда она наклоняется выключить воду. Когда выпрямляется, стоя спиной ко мне, позволяю ладоням подняться вверх к груди. Наклонившись посасываю и кусаю кожу на плече — хочу оставить отметину, чтобы все знали, что я был здесь. Мне нравится, как она ощущается рядом с моим телом, вписывается спиной или лицом — неважно. Мы тут идеально подходим друг другу.

— Где у тебя полотенца? — оглянувшись через плечо, Лондон старается подавить дрожь.

— Черт, прости, я сейчас, — вылезаю из душа и, обернув полотенцем бедра, бегу к шкафу за еще одним для нее.

Она уже вышла, когда я возвращаюсь и отдаю его ей. Смотрю, как она вытирает тело, промокает волосы. А я еще не оправился от ощущения, что всего десять секунд назад она была моей девушкой.

— Хочешь верь, хочешь нет, — говорит она, — но я сейчас впервые не одна принимала душ.