Он осознавал и душой, и телом, что Луиза — единственная женщина, которую он ощущал частью самого себя. Единые в помыслах и делах, всегда готовые бороться и идти вперед, они могли бы счастливо жить вместе в любви и уважении. За все эти годы он поцеловал ее всего трижды, но эти поцелуи запомнились ему ярче, чем самые страстные совокупления с другими женщинами.

У Расселла Роберт был в ударе — без конца улыбался, вставлял остроумные замечания и отвешивал дамам комплименты. В гостиной, обшитой красным деревом, было двадцать человек, Луиза сидела по правую руку от хозяина. Уиллу казалось, будто в его красивый дом наконец-то вдохнули жизнь — у Луизы сверкали глаза, ослепительны были ее обнаженные плечи в платье из кремового французского атласа. Рядом с ней меркли все остальные женщины. Какая нелепость, что она вышла замуж за этого Престбери! Уилл постарался разузнать все про Престбери и его семью. С семьей оказалось все в порядке. И с той безжалостностью, которая помогала ему не щадить ни себя, ни других, чтобы добиться успеха в жизни, он понял, что, если сможет, то без малейших угрызений совести уведет Луизу от мужа. Он не из тех, кто легко сдается. Судьба явно предоставила ему второй шанс, после того как первый у него отняли много лет назад, так не вовремя ворвавшись в полночный час в парижскую мастерскую.

19

Джон Престбери всматривался в календарь, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз был в магазине. Что-то он все стал забывать. Когда Роберт приступил к управлению магазином, он поставил себе за правило наведываться туда два-три раза в неделю, никогда заранее не извещая о своем приходе, чтобы застать врасплох и сына, и служащих. Убедившись, что после его резких замечаний его французская невестка больше не будет вмешиваться в дела и все идет гладко, он стал редко посещать магазин. Малейшее усилие крайне его утомляло, и тогда он ощущал судорожную боль в сердце, которую лишь слегка притупляли лекарства. А сегодня, как по волшебству, Престбери почувствовал себя лучше. За окном заманчиво светило солнце. Ему снова захотелось увидеть свой магазин. Он соскучился по запаху свежих тканей, по звону дверного колокольчика, по бумажному шелесту, сопровождающему упаковку товаров, и по благодарным взглядам клиентов в ответ на его сочувствующее лицо, многие из которых не раз в своей жизни носили траур. Дела затихали по мере того, как умирали старые клиенты и открывались другие магазины траурных принадлежностей, но «Престберис» ни разу не изменил своему принципу заботливого отношения к требованиям покупателей, а это — самое главное. — Я ухожу, — сказал он жене.

Когда экипаж остановился у магазина, Престбери испытал сильный шок. В одной из витрин были разложены товары черного цвета, и задрапирована она была не так, как обычно, но его взбесила другая витрина — в ней были выставлены платья таких оттенков, каких никогда прежде не бывало в «Престберис». Розовато-лилового! Бледно-серого! Да еще какого-то особенно ядовитого сиреневого!

Стуча тростью, Престбери ворвался в магазин. Внутри обслуживали покупателей, только поэтому он сдержал душивший его гневный крик, но из уголка его рта уже закапала слюна. Он резко отдернул черную занавеску, закрывающую витрину изнутри, и схватил первую же вещь. У него чуть глаза не вылезли из орбит. «Готовое платье»! В его магазине! «Престберис», который всегда, еще когда был скромной лавчонкой, гордился тем, что все шьет на заказ, унизили и обесчестили, завалив этими треклятыми фабричными тряпками, которые носят только рабочие да бедняки!

Старик отшвырнул платье и злобно огляделся. Луиза обслуживала клиентку, но он уже не мог сдерживаться. Ринувшись вперед, взмахнул своей тростью и ударил ею о прилавок. Клиентка взвизгнула, Луиза с изумлением уставилась на него.

— Где твой муженек? В кабинете? Иди за мной! — И он с трудом приподнял шляпу перед клиенткой. — Прошу прощения, мадам.

Все служащие таращились на них. Он с грохотом толкнул дверь, Роберт, увлеченный счетами, виновато подскочил и захлопнул гроссбух.

— Отец! Что ты здесь делаешь? Ты же не совсем здоров? Что случилось?

— Я тебе дам, что случилось! — И Джон Престбери потряс кулаком перед носом сына. — Что там в витрине, а?! Как ты посмел позорить «Престберис»!

Роберт был совершенно сбит с толку. Но Луиза, кажется, поняла, в чем дело.

— Вы, наверное, про эти светлые вещи. Мы с мисс Эшкрофт оформили витрину еще утром.

Реакция Роберта испугала Луизу не меньше, чем поведение его отца.

Это был взрыв невероятной злобы.

— Я говорил тебе, чтобы ты никогда не выставляла эту свою одежду в витринах. Проклятие! Тебе обязательно надо пролезть вперед всех!

Джон Престбери повернулся к ней:

— «Свою» одежду? Что это значит? Что здесь происходит, черт побери?

Тут Луиза поняла, что Роберт и не думал показывать свекру ее план. Джон Престбери понятия не имел о готовом платье, которое поступало к ним с фабрики Уилла и которым был теперь забит склад.

Джон Престбери рвал и метал. Немедленно вернуть все готовое платье. Его магазин никогда ими не торговал. А его невестка больше здесь не работает. Он в бешенстве ткнул в нее пальцем:

— Быстро домой! Чтоб ноги твоей грязной больше не было на этом пороге. Я никогда не доверял твоим французским корням и не буду доверять. Убирайся! Уби…

Он задохнулся от чудовищной боли, сдавившей ему сердце. Он чувствовал, как медленно сползает по стулу, и видел обезумевшее лицо Луизы, которая сорвала с него шейный платок и рывком расстегнула воротник. Последнее, что старик видел, — это как француженка обхватила его руками, словно пытаясь вдохнуть в него собственную молодость и силы и спасти от смерти.


На похоронах было много народу. Многие пришли воздать последние почести честному торговцу. После похорон вдова, ее сын, дочь и невестка собрались в библиотеке, где должны были огласить завещание. Других родственников у Джона Престбери не было. Завещание оказалось кратким и четким. Дом, магазин и все остальное его состояние переходят во владение к его жене, а после ее кончины — к его дочери Агнес. Про Роберта не было сказано ни слова. Верена слышала, как ее сын издал глухой стон дикого разочарования, но даже головы не повернула. Завещание ее не удивило. Она знала, что так и будет. Джон Престбери ни за что не отдал бы свой магазин, символ своего личного жизненного успеха, чужому ребенку. Своим завещанием он наконец-то свел с ней счеты, доказал, что ей так и не удалось его обмануть.

Роберт пропал на два дня. Он выбежал из дома и не возвращался. По просьбе свекрови Луиза, как всегда, открыла магазин.

— Ваш муж запретил мне туда возвращаться, — заметила она.

— Его время прошло, — решительно заявила Верена. — Теперь это мой магазин.

Роберт вернулся домой в рабочее время.

— Мне тут сказали, что, пока меня не было, ты заправляла делами. Ты только этого и ждала, не так ли? Не поддайся я на твои уговоры, все было бы прекрасно. Будто я не знал, что, женившись на француженке, попаду в беду. Ты торчала у моего отца занозой в заднице, и это из-за тебя он не сделал дополнительного распоряжения, по которому магазин перешел бы ко мне.

Луиза с трудом сдерживалась. Ссориться с ним бессмысленно. Она уже знала его слишком хорошо, предлагать ему самим начать с нуля не имеет смысла. Его преданность «Престберис» — лишь предлог, чтобы не работать самому, он всегда будет отлынивать.

— Я предложила твоей матери, чтобы вы с ней стали компаньонами. Для этого нет никаких препятствий, ты будешь иметь равное положение и получать половину прибыли.

Он сощурился, заметно повеселев.

— А она согласилась?

— Да. По-моему, да. Поговори с ней об этом.

Но Роберт понял, что все улажено. Конечно, мать не любит его жену, но признает ее прозорливость. И, хотя он был благодарен жене за то, что она за него похлопотала, он пока не готов был в этом признаться, продолжая винить ее в том, что это по ее милости его не включили в завещание. Его слова были язвительными и вызывающими:

— Теперь тебе придется доказывать, на что ты способна, чтобы исправить причиненное мне зло. Если фабричная продукция будет раскупаться так же хорошо, как и теперь, то я не допущу, чтобы моя узколобая мать этому воспрепятствовала. Действуй, дорогая моя жена. Посмотрим, действительно ли ты так умна. Хочу напомнить тебе, что я не перееду из этого дома до тех пор, пока мы не сможем позволить себе такое же жилье, так что посмотрим, как скоро ты справишься.

Луиза окончательно поняла, почему он на ней женился. Любовь здесь была ни при чем — он никого не способен любить, кроме себя самого. Он хотел с ней спать. А она-то, как последняя дурочка, изо всех сил пыталась сохранить былую привязанность. Теперь ничего не осталось. Весь ужас заключался в том, что в образовавшуюся пустоту хлынуло отчаянное желание увидеть Пьера, которое было острее, мучительнее и смертельнее, чем когда бы то ни было. У нее задрожали губы, и она закрыла их ладонью, чтобы унять рыдание.

Роберт пристально ее разглядывал.

— Что такое? Откуда эти слезы? Ты что, думаешь, что не сможешь добиться успеха?

Луиза уже не могла выносить его издевательства. Ей внезапно стало невыносимо все — и он, и этот дом, и «Престберис», и вообще их совместная жизнь. Она не выдержала и горько разрыдалась.

— Да! Да! Да! — кричала она не своим голосом, срываясь на визг. — Могу и добьюсь, но только не в качестве твоей жены! Я возвращаюсь в Париж! Домой!

Он настиг ее на середине лестницы, схватил и с размаху прижал спиной к перилам, ей показалось, что у нее сейчас сломается позвоночник. Над ней нависало его мертвенно-бледное лицо.

— Если ты уедешь, — яростно прорычал он сквозь зубы, — то ты уедешь одна. Пол по закону принадлежит мне. И он останется со мной.