Пьер недовольно нахмурился. Он не мог рассказать ему нею правду про выходку Стефани.

— Я не должен был этого допустить, — согласился он.

— Само собой разумеется, хотя не могу сказать, что меня не порадовало то, что между двумя людьми, к которым я питаю подлинную отеческую любовь, завязалась столь нежная привязанность. Стефани сейчас в Париже. — И император высоко поднял брови, как бы изображая то радостное удивление, какое, по его мнению, должна была вызвать эта новость. — Она приехала четыре недели назад и остановилась у герцогини Бассано, которая готовит ее к придворной жизни. Императрица совершенно без ума от моей крестницы, поэтому решила включить ее в свою свиту.

— Это большая честь, — пробормотал Пьер. Герцогиня была одной из самых красивых женщин в свите императрицы и вполне могла обучить всему новичка. Но в этом круге избранных Стефани будет как гадкий утенок среди лебедей.

— Герцогиня сейчас подготавливает Стефани к следующему придворному балу, и я бы хотел, чтобы ты встретил девушку у входа во дворец и весь вечер развлекал ее. Задание, кажется, не такое уж и сложное?

— Да, сир, — холодно ответил он. Слава богу, он еще не успел пригласить Луизу. Что ж, придется снова проиграть, и на этот раз — весьма изрядную сумму, он же был уверен, что Луиза поможет ему выиграть. Он стремительно встал, а его крестный вышел из-за стола и похлопал Пьера по плечу.

— Я рассчитываю, что ты сделаешь все возможное, чтобы Стефани не скучала и чувствовала себя в полной безопасности в Париже. Она будет по-прежнему жить у герцогини, а в назначенные дни будет выполнять свои обязанности во дворце, как и другие фрейлины. Ну а с дежурства я тебя сегодня отпускаю.

Пьер покинул эту великолепную часть дворца весьма рассерженным. Ему ясно дали понять, что следующие два-три месяца — это как минимум! — ему придется танцевать со Стефани, и он не может нарушить приказ. Это был именно приказ.

Вечером перед балом его настроение еще ухудшилось. Пьер с беспокойством мерил шагами ковровую дорожку в шатре перед входом, из которого соорудили фойе, дожидаясь, когда подъедет карета Бассано. Изо всех дворцовых окон струился свет, пронизывая ночной Париж, и в мерцающем ореоле этой светящейся громады, которую видно было отовсюду, трепетал на ветру триколор, украшавший купол Павильона Часов, где располагались личные апартаменты императора. На деревьях сада были развешаны гирлянды разноцветных газовых фонариков, которые подсвечивали струи фонтанов, — воистину сказочная картина, совершенно не соответствующая настроению Пьера. Приглашено, как обычно, около пяти тысяч гостей, поэтому улица Риволи и набережная Тюильри были запружены медленно передвигавшимися экипажами. Через фойе проходила бесконечная череда пышно разодетых людей. Лакеи в напудренных париках без устали открывали дверцы все прибывавших и прибывавших карет. Мимо него проходили дипломаты, сенаторы, высокопоставленные военные и другие важные гости, как французы, так и иностранцы, мужчины с орденами и почетными лентами, а женщины сверкали драгоценностями. Наконец прибыли и Бассано. Он подошел, поздоровался с герцогиней и ее мужем и повернулся к Стефани, которая как раз вышла из кареты. И едва ее узнал.

— Ну, вот мы и снова встретились, Пьер.

Его лицо расплылось в широкой улыбке. Он все-таки выиграет это дурацкое пари! Она по-настоящему расцвела со времени их последней встречи, и теперь некоторые незначительные неправильности черт придавали очарование и своеобразный шарм ее лицу, окаймленному золотистыми волосами, уложенными а-ля императрица: они были зачесаны назад и собраны в огромный узел у основания шеи, который держался за счет венчика из цветов в виде перевернутой подковы. Да, герцогиня не теряла зря времени, натаскивая девушку, переданную на ее попечение. Это уже не та неотесанная девица. От былой неуклюжести не осталось и следа. А когда она спускалась по ступенькам кареты, то приподняла свои широкие юбки даже с большим изяществом, чем большинство женщин.

— Для меня это большая честь, Стефани. Значит, вы все-таки приехали завоевывать Париж, как обещали.

Уголки ее смешливых губ плутовато дрогнули.

— Именно. Так что городу не поздоровится.

С бешено бьющимся от волнения сердцем, едва дыша, она вошла с ним во дворец. Герцогиня безжалостно вдалбливала ей, как ходить, сидеть, улыбаться и вообще держаться, а мадам Пальмир нашила ей платьев на все случаи жизни. Во время всех этих уроков и бесконечных примерок Стефани знала, что все это делается ради того момента, когда она снова увидит Пьера. Ей хотелось делать все как надо для него. Хотелось выглядеть лучше всех для него.

Они миновали переднюю, в которой застыли навытяжку лакеи в камзолах, и подошли к длинной лестнице. Поднявшись до верхней площадки мимо гвардейцев в сияющих шлемах, Пьер отдал их приглашения двум капельдинерам.

Войдя в Маршальский зал, Стефани затаила дыхание, не веря своим глазам — столь грандиозное зрелище ей открылось. Казалось, потолок сплошь состоял из хрустальных водопадов, в громадных люстрах сияли тысячи свечей. Все сверкало и мерцало в этом удивительном свете, все гражданские мужчины были в официальном придворном платье, все дамы — в юбках в форме раскрывшегося розового бутона, отчего весь этот зал походил на гигантский живой цветник.

Ее многим представили, и у многих она вызвала живой интерес. Новая симпатичная мордашка всегда становилась предметом обсуждения при дворе, где императрица прочно утвердила культ красоты. Кое-кто из сослуживцев попросил Пьера представить их Стефани, и она светски пококетничала с восхищенными офицерами, упиваясь вновь открытой в себе способностью пленять. Она надеялась, что Пьер обратит на это внимание, и он, наверное, обратил, особенно если учесть, что кое-кто из сослуживцев тайком похлопал его по спине, видимо поздравляя с таким удачным выбором спутницы. Ровно в половине десятого появилась во всем своем блеске императорская чета, тут же ставшая центром всеобщего внимания. Император, с блестящими черными волосами и сверкающими кончиками нафабренных усов, был в алом кителе и белых генеральских брюках; императрица — в платье лазурной тафты под цвет своих глаз, с сапфирами на шее и в волосах, с обнаженными прекрасными плечами, и обмахивалась веером из слоновой кости с темпераментом, какой присущ только испанкам.

Они открыли бал, и, как только все смогли танцевать, Пьер пригласил Стефани. Потом ее не раз перехватывали другие партнеры, но этот танец он обговорил с ней заранее. Они не стали ужинать с остальными гостями: император с императрицей пригласили Пьера и Стефани в числе избранных в другую гостиную. Сначала с ними любезно поболтал их крестный, потом императрица пригласила их посидеть подле нее. А поскольку она была блестящей собеседницей, живой и остроумной, все общество было в ударе. Если б не возможность еще потанцевать с Пьером, Стефани с радостью провела бы здесь весь остаток вечера, но император с императрицей вернулись в зал. Они покинули гостей в полночь. Праздник должен был продолжаться до утра, но Бассано уже собрались уезжать, и расстроенная Стефани должна Пыла ехать с ними. Свое недовольство она открыла только Пьеру, проводившему их до кареты.

— Такое чувство, что ночь только началась, — возмущенно прошептала она.

Он был с ней солидарен и попытался ее утешить:

— У вас впереди еще множество балов. Попробуйте убедить герцогиню, чтобы она нашла вам компаньонку, которая сидела бы здесь с вами до конца.

— Именно так я и поступлю. Я в кои-то веки приехала в Париж не затем, чтобы ложиться спать до рассвета.

Экипаж Бассано отъехал. Пьер остался один, раздумывая, как ему провести еще несколько часов. Ему не особенно хотелось танцевать, однако его не манили развлечения, которые можно сыскать в этом скудно освещенном ночном городе. Ему хотелось видеть только Луизу. Его обуяло болезненное желание поскорее увидеть ее, он сел в вызванную для него лакеем пролетку и назвал извозчику ее адрес. Пьер сошел на узкой мрачной улочке и посмотрел на дом с осыпающейся штукатуркой, в котором она жила. За занавесками в одном из ее окон горела свеча. Он зашел в подъезд и взбежал вверх по лестнице. Остановившись у ее двери, он постучался костяшками пальцев. Из квартиры послышался настороженный голос Луизы:

— Кто там?

— Это я, Пьер!

— Подожди минутку. — Он услышал, как она отодвигает засов и поворачивает ключ в замке. Потом дверь отворилась, и он увидел ее с подсвечником в руке, в накинутой поверх белой ночной сорочки шали, с распущенными волосами. — Что случилось? — взволнованно спросила Луиза.

У него едва не остановилось сердце от любви, когда он увидел ее. Ни одна из женщин, которые щеголяли сегодня в Тюильри в своих пышных нарядах, не смогла бы затмить Луизу в этом простеньком соблазнительном одеянии. Он еще ни разу не видел ее с распущенными волосами, которые тяжелым плотным шелком свисали до пояса. Он вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.

— Я должен был тебя увидеть. Ты одна? — От его прыткого взгляда не укрылась открытая дверь в темную комнату Катрин, к тому же Луиза говорила, не понизив голоса.

— Да, — простодушно ответила она. — Катрин еще на работе, вернется только утром. — Луизу охватил невыносимый страх за него. Она неуверенно протянула руку и притронулась к рукаву его роскошной парадной формы, предназначенной специально для придворных гражданских мероприятий, в которой она еще ни разу его не видела. — Ты уезжаешь? — спросила она дрожащим голосом, ошибочно истолковав причину, по которой он надел эту форму. — Поэтому пришел ко мне так поздно?

И он вспомнил, как говорил ей, что Франция может скоро втянуться в конфликт между Турцией и Россией, но тогда не понял, что своими словами вселил в нее страх разлуки. Впервые она совершенно потеряла контроль над собой, была уязвима и ранима, и все барьеры, которые она с такой тщательностью воздвигала между ними, рухнули в один момент.