— А как ты повеселилась со своим солдатиком?

Луиза уже подготовилась к подобным расспросам, решив, что ни словом не обмолвится о том, каким удивительным был этот день. Она слишком хорошо помнила, как ревновала Катрин во время ее безответной любви к Уорту. Откуда ей знать, не отреагирует ли Катрин так опять, если она хоть чем-нибудь выдаст свои чувства к Пьеру де Гану? Лучше не вдаваться в подробности. Позже она решит, как быть.

— Парад оказался незабываемым зрелищем. — Она в подробностях рассказала про парад и почти полностью умолчала об остальном. Катрин решила, что этот кирасир значит для Луизы не больше, чем все остальные молодые люди, с которыми она время от времени встречалась. Утром обе ушли из дому в один час, каждая на свою работу.


Не имея возможности разговаривать о своей любви с Катрин, Луиза сделала своей наперсницей Мари. Между ними установились крепкие дружеские отношения, хотя по характеру они сильно отличались друг от друга. Мари видела в Луизе ту же энергию честолюбия, которая постоянно подстегивала ее мужа, и преданно играла партию второй скрипки для обоих, с радостью оказывая им любую посильную помощь.

Мари старалась заглушить в себе нехорошие предчувствия по поводу дружбы Луизы с этим офицером. Трудно сказать, понимает ли Луиза, что из-за его происхождения и связей у них попросту не может быть никакого будущего. Для Мари, выслушивавшей счастливые рассказы девушки и проведенных с ним вечерах, было очевидно, что всякий раз, за исключением консерватории, где они сидели в отдельной ложе, он водил ее в такие места, в которые никогда бы не привел женщину своего круга.

Когда Луиза впервые собралась пойти с Пьером в театр, то попросила Мари посмотреть, как она перешила свое платье из простого шелка. Луиза переделала горловину в глубокое декольте и сделала розы из обрезков материала. Мари помогала ей прикалывать розы.

— Надеюсь, пьеса тебе понравится. — Но в ее голосе прозвучало сомнение. Ее тревожил не столько этот поход в театр, сколько выбранная пьеса. Она немного отступила, чтобы взглянуть на отражение Луизы в большом зеркале. — Ну вот! Что ты об этом думаешь?

На пороге показался Уорт. Он уже собирался домой и искал Мари.

— Что такое? Какая пьеса? — Он не стал дожидаться ответа. Покачав головой, шагнул в кабинку и резко развернул Луизу лицом к себе. — Для этого декольте требуется не три цветка. А только один. Этого вполне достаточно, чтобы его подчеркнуть. — Не обращая никакого внимания на умоляющие взгляды, которыми обменялись Луиза с его женой, он отколол две розы и прикрепил их одну над другой к юбке. — Вот здесь они и должны быть, теперь они не могут соперничать с твоими великолепными плечами и грудью.

Луиза уже давно привыкла к его экстравагантным замечаниям, которые вгоняли в краску стольких женщин, вызывая у них гордость и самодовольную улыбку. Но она знала, что Уорт всегда говорит только правду и никогда не льстит.

— Луиза идет на пьесу, которую мы с тобой когда-то смотрели, — сказала Мари. — На «Даму с камелиями».

— Она, наверное, до сих пор собирает полные залы, — пробормотал он, целиком сосредоточившись на розе. — Уорт все делал предельно тщательно и дотошно.

— Когда я была маленькой, то видела настоящую Мари Дюплесси из «Камелий», — вспомнила Луиза, уйдя мыслями в далекие дни своего детства. — Это была бледная темноволосая дама, которая ездила в собственном экипаже. Я тогда даже не догадывалась, какая она молодая, а она ведь была всего немного старше, чем я сейчас.

Пальцы Уорта слегка задевали ее кожу, пока он пришивал на место розу.

— Все. — Уорт протянул иглу Мари, и Луиза поблагодарила его. Уже собравшись уходить, он вдруг внимательно посмотрел на девушку. — Это грустная пьеса. Почти все женщины в зрительном зале плакали, и моя дорогая жена тоже не была исключением. Так что приготовься, Луиза.


Но Луиза не заплакала. Как бы ни была блистательна актерская игра в рамках этой классической темы женского самопожертвования во имя своей любви, Луиза никак не могла примириться с тем, что сохранившуюся в ее памяти хрупкую красавицу играет золотоволосая пышногрудая актриса. Более того, она поняла, что Мари и Уорт хотели, чтобы она провела связь между куртизанкой, социальная принадлежность которой препятствует ее браку с возлюбленным, и своими собственными отношениями с Пьером. Но она — не Мари Дюплесси, которой суждено погибнуть под гнетом внешних обстоятельств. Луизе всю жизнь приходилось с боем завоевывать все, что у нее теперь есть, и к борьбе ей не привыкать. Она высоко ценила беспокойство своих дорогих друзей, Уортов, но ее звезда поднялась уже достаточно высоко, и она не позволит ей закатиться.

Пьер еще никогда не был так внимателен к ней, как в этот вечер. Луиза чувствовала, что он смотрел не столько на сцену, сколько на нее, и, скорее всего, не обратил внимания на такой важный момент, как социальная несовместимость двух главных героев пьесы. За ужином они тоже ни о чем таком не говорили. Его мысли были заняты другим.

— Наверное, в течение следующих нескольких недель я не смогу видеться с тобой так часто, как мне хотелось бы. Судя по тому, что я слышал в Тюильри, официальное провозглашение мадемуазель де Монтихо нареченной императора может произойти в любой момент. Так что с рассвета охрана усиливается, а офицерские дежурства удваиваются и даже утраиваются. Именно в такие моменты убийцы и приводят в жизнь свои подлые планы.

Луиза огорчилась, что ей придется лишиться его общества. Теперь, подвозя ее до дома, Пьер каждый раз провожал ее до двери квартиры, хотя она ни разу не пригласила его войти. Но сегодня, когда она вставила ключ в замок, он вдруг накрыл ее ладонь своей.

— Позволь мне посмотреть твой дом, Луиза. Я мучаюсь оттого, что не могу вызвать в памяти твою комнату, когда тебя нет рядом со мной.

И ей пришлось пропустить его внутрь. Сбросив с плеч шаль, она зажгла лампу. Пьер с интересом осмотрелся, отмечая простое убранство квартиры, ее чистоту и опрятность. Потом перевел взгляд на стоявшую рядом с лампой девушку, на ее шею, плечи и нежную выпуклость грудей, от которых, казалось, исходило бледное свечение. Он еще никогда не желал так ни одну женщину, как ее.

— Луиза…

Но тут из-за двери, ведущей в соседнюю комнату, послышался сонный голос:

— Луиза? Это ты?

— Я. Спокойной ночи, Катрин. Про пьесу я тебе утром расскажу. — Луиза осторожно прикрыла дверь, заметив досаду на лице Пьера. Видимо, он был уверен, что они здесь вдвоем. — Катрин — моя мать, сестра и опекун, — объяснила Луиза. — Катрин должна знать, что я благополучно вернулась домой.

— А разве тебя не тяготит, что приходится отчитываться перед кем-то?

— Иногда, — призналась Луиза, — но я обязана ей всем, что у меня есть. Не приюти она меня тогда, как я тебе рассказывала, сейчас моя жизнь была бы совсем другой. — Если бы я вообще выжила. Одно из воспоминаний моего детства — это как мне приходилось сражаться за корку хлеба не на жизнь, а на смерть. Тебя это удивляет?

— Нет, мне грустно слышать, что тебе пришлось столько пережить. — Пьер перебирал пальцами ее роскошные мягкие волосы. — Как бы мне хотелось компенсировать тебе все твои былые лишения. Дать тебе все, чего бы ты ни захотела. Подарить такое счастье, о котором ты и не мечтала.

Она сердито вырвалась из его рук, прекрасно понимая, какие слова последовали бы за этими, не останови она его. И быстро закрыла ему рот.

— Ни слова больше. Ни слова. Не вздумай предлагать мне никакую компенсацию!

Она не винила его за то, что он попытался предложить ей постель, но ей казалось, что она умрет от отчаяния, если он когда-нибудь предложит ей нечто, равноценное пресловутым нижним юбкам. Она не сможет быть второй Катрин, не сможет покорно дожидаться, когда ее возлюбленный соизволит выделить ей какое-то время, как бы сильно ни любила его. И если сейчас, после ее слов, он навсегда уйдет, то пусть уходит. Гордость не позволит ей удерживать его.

Но Пьер не ушел, хотя был сильно удручен столь резким отпором. У каждой гризетки своя цена, поэтому нужно выждать время, чтобы ее узнать. А пока он будет продвигаться к своей цели с помощью обещаний. Он стал целовать ее шею, плечи и все открытые соблазнительные участки тела. Его поцелуи пробудили в ней чувственную дрожь, она слышала, как колотится ее собственное сердце, и когда он ощутил губами их сумасшедшие удары, то крепче поцеловал нежные очертания ее грудей. Ее руки, как будто повинуясь собственной воле, обхватили его голову и прижали к себе. Когда же наконец он нашел ее губы своими губами, она ответила с такой нежной страстью, что было очевидно — она сдерживается из последних сил. И только присутствие другого человека в соседней комнате и страх, что сюда могут войти, удержали его от дальнейших действий.

Спустившись по темной лестнице и выйдя из подъезда на улицу, Пьер решил, что знает, что следует предпринять. Он уже и раньше подумывал о том, чтобы найти в Париже место, где можно было бы проводить свободное от службы время, и теперь без промедления примется за поиски. Ему просто необходимо бывать где-нибудь с Луизой наедине. Теперь, кажется, он узнал ей цену. Любовь. Она сама все сказала своим поцелуем. Но самое невероятное — он влюбился. Пьер никогда еще не был так влюблен, поэтому и обращался с ней с самого начала так, как никогда бы не стал вести себя с любой другой девушкой ее круга. Луиза, Луиза… Он жаждал ее каждым нервом, каждой клеточкой своего тела при одних звуках ее имени. Луиза. Любимая Луиза.


На следующий день дворцовая охрана известила, что Луи Наполеон объявил о своей помолвке с Евгенией де Монтихо и огорошил всех тем, что гражданская церемония состоится через неделю, а венчание пройдет со всей пышностью на следующий день после этого. Многие сочли подобную спешку неприличной для жениха-императора, однако другие, знавшие его достаточно хорошо, понимали, что попросту его страсть к этой даме дошла до предела. Тех, кто отвечал за организацию процессии и переделку дворцовых экипажей (на многих из них еще сохранился прежний императорский герб), испугал предоставленный им срок — семь дней. Для портных же и поставщиков дорогих тканей помолвка означала еще более лихорадочную деятельность, чем они предвидели. Уорт неустанно принимал заказы, с покупательниц едва успевали снять мерки, как выбранная ими материя тут же оказывалась в раскройном цехе. Это был тот самый толчок, который требовался, чтобы заставить работодателей Уорта уступить его настойчивым требованиям и значительно расширить ателье. Он с Мари, Луизой и всей остальной командой трудились день и ночь, выполняя заказы. Такой же ажиотаж был во всех парижских мастерских. Если у Луизы выдавалась свободная минутка, она отправлялась посмотреть платья, сшитые для мадемуазель де Монтихо в приданое, которые выставляли на публичное обозрение. Луиза запоминала каждую подробность тех сорока четырех платьев, которые сшили мадам Пальмир и Виньон, и, как бы они ни были великолепны, от розового муара с кружевными оборками до отороченной перьями изумрудной тафты, ни одно из них не могло затмить то, что придумывал Уорт.