Лес понимала. Фредди решила следовать зову сердца, даже если счастье продлится недолго. Случись такое прежде, Лес принялась бы отчитывать сестру — отчитывать с сознанием своего нравственного превосходства. Но теперь она не стала упрекать Фредди и, не покривив душой, сказала:

— Ты останешься самой собой, и поступай так, как велит тебе сердце. И ты — моя сестра, которую я уважаю и которой восхищаюсь.

Слезы застили Фредди глаза. Этих слов она ждала давно… Бог знает сколько лет.

Глава 20

Сначала Алекс боялась, что Джек Колдуэлл будет протестовать против того, чтобы Джон Маккалистер взял на себя часть ее обязанностей — лечение погонщиков, но когда Колдуэлл сам обратился к Джону, чтобы тот залечил его губу, опасения исчезли. Как-то само собой получилось, что к Джону стали обращаться за помощью все в ней нуждающиеся — и в главном лагере, и в лагере наблюдателей. Впрочем, серьезных травм не было — занозы, синяки, ссадины, вот, пожалуй, и все.

Самым серьезным испытанием для всех было ранение Фредди; для Джона же извлечение пули стало настоящим потрясением. Впервые за долгие годы он вынужден был выполнять ту работу, которую делал во время войны, ту работу, которая в числе других обстоятельств привела его к отказу от общения с людьми. Теперь он больше не мог оставаться безучастным. Тем злополучным вечером произошел переворот в его сознании, и Джон постепенно стал меняться. Он очень изменился с тех пор. Алекс могла бы сказать, что он обрел внутренний покой. Во всяком случае, именно эти слова приходили ей на ум, когда она наблюдала за Джоном. И все же кое-что ее беспокоило… Джон почти постоянно находился в фургоне, сидел на одной с Алекс скамье, и она все чаще замечала, что мысленно он не с ней. Воспоминания уносили его куда-то очень далеко. Порой она замечала, как он подносил руку к лицу, внимательно смотрел на свои длинные тонкие пальцы и хмурился. Дважды погонщики обращались к нему за помощью, и оба раза Джону очень хотелось отказать им — Алекс чувствовала это. И все же он делал то, о чем его просили: обрабатывал раны и бинтовал их. Но каждое движение давалось ему с величайшим трудом, в победе над собой.

Алекс придержала мулов, когда проводник подал ей знак с берега небольшого ручья. Можно было не торопиться разбивать лагерь, поскольку она собиралась сделать рагу из кролика, используя уже приготовленное мясо, оставшееся с вечера. Сама Алекс не особенно любила крольчатину, но погонщики рады были разнообразию, благодарить за которое следовало Лутера — меткого стрелка.

Алекс не спеша распрягла мулов и улыбнулась, глядя в синее небо. Странное дело, открытые пространства перестали пугать ее. Возможно, потому, что сейчас чаще стали попадаться перелески и изредка одинокие дубы. Или, возможно, потому, что она поделилась своей тайной с людьми, которые были ей дороги, — Алекс теперь уже не хотела прятаться в свою скорлупу, как в начале путешествия.

Так много перемен произошло с тех пор, как они покинули ранчо «Королевские луга». Иногда Алекс думала об отце — теперь она, кажется, поняла, почему он настоял на этом перегоне. Сестры больше не были изнеженными богатыми наследницами, как когда-то.

— Победим мы или проиграем, я всегда буду благодарна отцу за этот опыт, — сказала Алекс, поделившись своими мыслями с Джоном. — Не было бы этого путешествия, я бы столько всего упустила. Я бы не узнала Фредди и Лес. Да и себя тоже. И тебя, — добавила она, понизив голос.

Алекс поставила повозку на тормоз возле плакучих ив, росших вдоль берега ручья, и потянулась за костылем. Нащупала на поясе пистолет. Готовая к охоте на змей, она уже собиралась спуститься на землю, но тут Джон положил руку ей на плечо.

Она невольно вздрогнула, однако улыбнулась ему, любуясь его волевым загорелым лицом и серыми глазами, так много ей говорившими.

Этот странный человек, постоянно молчавший, был способен выразить взглядом самые тонкие чувства. Алекс сама себе удивлялась: прежде ей и в голову бы не пришло, что она сможет так сильно привязаться к немому мужчине.

Глядя в лицо Джона, Алекс вдруг заметила, что с ним что-то происходит, — взгляд его показался ей незнакомым, не таким, как обычно.

— Джон, что-то не так?

И тут она все поняла, и у нее перехватило дыхание. Он собирался поцеловать ее. Она смутилась, подумала: «Почему здесь и сейчас?» Затем явилась другая мысль: «Я не могу этого допустить».

Но она не могла пошевелиться, не могла заставить себя отстраниться от него. В тишине раздавался тревожный стук их сердец — оба в равной степени страшились этого поцелуя и желали его. Сотни раз Алекс задавалась вопросом, как она отреагирует, если этот момент настанет.

Конечно, она знала, как ей следует поступить. Следовало вспомнить о Пайтоне и о той ужасной ночи. Ведь Пайтон никогда больше не сможет наслаждаться жизнью. И она не имеет на это права.

Да простит ее Бог, но она так жаждала почувствовать прикосновение губ Джона к своим губам, так мечтала о его объятиях! И ей очень не хватало его сильных рук, обнимавших ее в те минуты, когда они едва не погибли. Алекс не в силах была сопротивляться. Беспомощная, она смотрела на Джона, смотрела в его глаза.

— Я думала, что если это случится, то ночью, — прошептала она, дрожа в его объятиях, — а не днем, под палящим солнцем…

Он обнял ее еще крепче, прижал к груди. Алекс тихонько застонала, на ресницах ее заблестели слезы. Ей так приятно было ощущать тепло его тела, чувствовать его сильные руки.

Она обвила руками его шею и закрыла глаза. Как это замечательно — чувствовать, что тебя обнимает мужчина. А ведь уже не верилось, что подобное случится вновь.

Казалось, время укрыло их своим крылом, они чувствовали себя так, будто этот благоуханный, напоенный ароматами лета мир существует лишь для них двоих. Для них пели птицы и журчал ручей, для них жужжали пчелы, и солнце им одним дарило свое ласковое тепло. И сердца их бились только друг для друга. Алекс подумала о том, что для счастья больше ничего и не нужно — только то, что происходило в эти мгновения.

Джон осторожно провел ладонью по ее лицу, и прикосновение его пальцев было сродни дуновению теплого ветерка. Он посмотрел ей в глаза, и никаких слов не хватило бы, чтобы передать послание, содержащееся в его взгляде. Этот чудесный человек любил ее.

Чуть подавшись вперед, он легонько коснулся губами ее губ, коснулся так осторожно, словно боялся испугать ее проявлением страсти. Грудь Алекс вздымалась, сердце ее забилось быстрее. Она то ли всхлипнула, то ли вздохнула — и прильнула к нему, прижалась к его груди. Он любил ее. Не в силах бороться с собой, Алекс приоткрыла губы и запрокинула голову.

На сей раз его поцелуй был долгим и страстным, и он вызвал к жизни те чувства, которые, как надеялась Алекс, ей удалось запрятать так глубоко, что не пробудить. Его ладони скользили по ее спине, и он все крепче прижимал Алекс к себе. И целовал ее снова и снова.

Стук копыт заставил их разнять объятия. Алекс и Джон смотрели друг на друга и не понимали, как могло случиться, что они забыли обо всем на свете.

— Господи, — прошептала Алекс, поднося к губам дрожащую руку.

Пайтон никогда так не целовал ее. Ни один мужчина ее так не целовал. В поцелуе Джона были нежность и страсть, благоговение и жажда соития.

— Тпру! — Грейди проскакал мимо фургона и остановил табун. — Любуетесь природой?! А ведь тут скоро появятся двенадцать голодных погонщиков.

Алекс покосилась на ухмыляющегося Джона и рассмеялась:

— Нас чуть не застукали.

Ткнув раз-другой костылем в землю, чтобы распугать змей, она с улыбкой принялась за свою обычную работу.

День был чудесный. Солнце приятно припекало, и Алекс почти не обращала внимания на москитов, обычно ужасно ее раздражавших. Она могла думать лишь о поцелуе Джона. И о том, что она прочла в его глазах.

Алекс понимала, что счастье ее не вечно. Она опустила голову, и взгляд ее упал на обручальное кольцо, сверкнувшее у нее на пальце. Она вмиг рухнула с небес на землю, и падение это было столь же стремительным, сколь и ужасным.

Обстоятельства смерти Пайтона были таковы, что она останется его женой навек.

«И только смерть разлучит нас» — эти слова к ней неприменимы. Она была связана с Пайтоном вечными узами» и эти узы после его смерти стали лишь крепче, крепче, чем тогда, когда он был жив.

Луч солнца упал на грань кольца, и вспышка на миг ослепила Алекс. Этот отблеск стал для нее знамением. Небо призывало ее вспомнить о страшном своем грехе и покаяться.

Алекс покачнулась и ухватилась за стол. Когда головокружение прошло, она обвела взглядом лагерь, высматривая Джона. Она должна была сказать ему, чтобы он уходил. Искушение оказалось слишком велико для нее. Быть рядом с ним — такого наказания она могла не выдержать.

Но Джона поблизости не было. Последние дней десять он таинственным образом исчезал во время обеда, исчезал без всяких объяснений. Алекс в отчаянии ударила кулаком по столу. Решимость пройти испытание до конца и, наказывая себя, искупить вину за смерть Пайтона таяла с каждым днем, проведенным рядом с Джоном. Алекс чувствовала, что воля ее слабеет. Где взять силы противостоять искушению?

Когда Фредди подошла к столу, чтобы получить свою порцию, она, взглянув в бледное лицо Алекс, не на шутку встревожилась.

— Эй, что это с тобой? Ты не заболела? — с озабоченным видом спросила Фредди.

— Это все Джон, — вздохнула Алекс, потупившись. Не в силах более хранить свою тайну, она прошептала: — Я люблю его, Фредди.

— Так это же чудесно! — улыбнулась Фредди.

— Это самое страшное, что могло со мной случиться!

Взяв костыль, Алекс заковыляла к ручью. Она хотела остаться наедине со своей совестью.


— Я переживаю из-за Алекс и Лес.

Взяв миску с мясом и бобами, Фредди пошла есть не к костру, как обычно, а за фургон. Мясо с бобами было основным блюдом в меню погонщиков, и, кажется, ни один из парней не возражал, но Фредди они приелись до такой степени, что она была бы счастлива никогда в жизни не видеть ни одного боба.