По мере того как ум его прояснялся, он начинал осознавать, насколько потерял контроль над собой и ситуацией. Он забыл о стаде в самый трудный и ответственный момент. Боже, поверить трудно! В то время как он катался с этой женщиной по траве, под ними дрожала земля, а он не слышал ни топота копыт, ни криков вверенных ему ковбоев.

Потрясенный, он пробормотал:

— Такое больше не должно повториться…

Фредди торопливо заправляла рубашку. Подняв глаза, она спросила:

— По-твоему, то, что сейчас было между нами, тоже не имеет никакого значения? — И с вызовом вскинула голову.

Он медленным взглядом окинул ее грудь, ее бедра.

— Ты знаешь, что это кое-что значит, черт возьми!

Но это его совсем не радовало. Сексу нет места во время перегона скота. Трейл-боссу на перегоне есть чем заняться, и, разумеется, не обжиматься с женщиной. Как мог он не предусмотреть заранее, что один вид этой красавицы будет сводить его с ума? Зачем он вообще ввязался во все это?

— Где наш лагерь? — растерянно спросила Фредди.

— Около двух миль отсюда.

Погонщики все еще трудились над тем, чтобы сбить стадо в кучу, но паника постепенно утихала. Вдали горели огни двух лагерей. Несмотря на то что за ними расстилались пустынные прерии и впереди — никого, она локтем подтолкнула его, требуя, чтобы он отошел. Отойти сама она не могла.

— Что тебя гложет? — спросил он.

— Да, это кое-что значит для тебя, но повториться не должно. Я об этом думаю.

— До Абилина еще долгий путь, Фредди. Если у нас с тобой начнется что-то, то вскоре об этом узнают все.

— А ты не хочешь, чтобы кто-то знал о твоих шашнях с такой падшей женщиной, как я? — Фредди стреляла в него словами, почти не разжимая зубов. — Ну что ж, Фриско, ты ведь тоже не подарок. Может быть, мне тоже не хочется, чтобы кто-то узнал о моей ошибке — с тобой!

— О чем это ты толкуешь, черт возьми?!

Ему приходилось ускорить шаг, чтобы идти с ней наравне.

— Ты такой же, как все. Ты считаешь, что женщина со сцены — легкая добыча, вот ты и воспользовался моим несчастьем!

Фриско, остановившись, уставился на нее, а она пошла вперед, не оглядываясь.

— Ты порешь чушь! Я никем никогда в жизни не пользовался!

— В самом деле? Ты не можешь воспользоваться шлюхой или актрисой только потому, что они и так испорчены? Ты это хочешь сказать?

Вот этого Фриско особенно не любил в женщинах: вывернут слова мужчины наизнанку и совершенно извратят смысл.

Он схватил Фредди за плечи и, почти вплотную приблизив ее лицо к себе, сказал:

— Мы не сделаем ни одного шага, пока ты не скажешь мне, что все это значит!

— Это ты должен мне сказать, что это все значит!

— Фредди, клянусь Богом, я не знаю, о чем ты говоришь.

— Ладно, не переживай! — сказала она, стряхивая с себя его руки. — Этого больше не произойдет, можешь быть уверен, ты, сукин сын!

Ему потребовалось не меньше десяти минут размеренной ходьбы, чтобы успокоиться и наконец понять, что она имела в виду.

— Я сказал, что этого не должно повториться, потому что… — произнес он у нее за спиной.

— И не повторится! — бросила она через плечо.

— Потому что мне надо думать о деле, да и тебе тоже. Этот перегон чертовски важен для нас обоих. Я не могу думать о том, как бы с тобой уединиться, вместо того чтобы заниматься решением насущных вопросов.

Фриско уже успел убедиться, что женщина может навредить делу сильнее, чем любое количество виски. Даже в те времена, когда он пил, Дэл не забывал об испуганном стаде, метавшемся в нескольких ярдах от него. Если бы ему кто раньше сказал, что человек может забыть о бегущих на него быках в объятиях женщины, Фриско рассмеялся бы выдумщику в лицо.

— Вот и я о том же. Ты воспользовался моей минутной слабостью, использовал меня как шлюху, а теперь, когда удовлетворил свое любопытство, ты сбегаешь. А я чувствую себя втоптанной в грязь.

Схватив Фредди за плечи, он развернул ее к себе лицом.

— Я хотел тебя с той самой минуты, как увидел впервые, и я не собираюсь просить за это прощения. Но у нас ничего не должно быть во время этого перегона. После… дело другое.

Он сам загонял себя в угол.

— Ничего у нас не будет ни теперь, ни после! — крикнула она, вырываясь из его рук. — Честно говоря, это я тебя использовала. Я играла роль, репетировала сцену! Так что не обольщайся, думая, что я с замиранием сердца стану ждать, когда ты снова захочешь получить удовольствие. Все, что между нами было, — это лишь сцена из «Дома на обочине». Репетиция прошла удачно, роль отработана, и ты мне больше не нужен.

Он был почти на восемьдесят процентов уверен в том, что она лжет. Тем не менее ее слова ужалили его, подействовали именно так, как она рассчитывала.

— Ты и с Колдуэллом тоже репетировала, Фэнси, крошка? — сквозь зубы процедил он. — Отрабатывала сцену обольщения?

Когда ответа не последовало, он понял, что попал в яблочко. Ревность жгучей волной закипела в груди. Мысль о том, что Колдуэлл целовал ее, лапал, была ему невыносима. Он вообще не мог думать о том, что ее касался другой мужчина.

— Джек был ошибкой, — наконец сказала она. — Кажется, мне вообще суждены только ошибки.

Ему хотелось знать, как далеко у нее зашло с Колдуэллом.

— Джек, похоже, так не думает. Из того, что я слышал, получается, что вы с ним собираетесь славно повеселиться во время этого путешествия. «Начать с той точки», на которой вы закончили, — так, кажется, он сказал. Так что же это было, Фредди? На какой точке вы закончили с этим ублюдком?

— Джек — игрок, дамский угодник и все такое! — крикнула Фредди, сверкая глазами. — Но он оказался единственным мужчиной в Клисе, который пожелал появиться со мной на людях. А единственная причина, по которой никто не знает о том, что мы встречались, — это мое нежелание огласки. Дело во мне, не в нем! Он один плевать хотел на то, что другие люди думают обо мне. Вот это и было для меня самым важным. Важнее всего на свете! Я всегда буду благодарна Джеку Колдуэллу за то, что он постучал в мою дверь, когда мне казалось, что я умираю от одиночества! Я благодарна ему за то, что он напомнил мне, что не все мужчины считают актрис шлюхами!

Дэл предпочел пропустить речь Фредди мимо ушей. Он поразмыслит над ее словами как-нибудь на досуге, но не сейчас.

— А что касается нашего с Джеком приятного времяпрепровождения в этом «захватывающем путешествии», — продолжала Фредди, наступая на него, — то этого не случится. Хотя бы потому, что Колдуэлл — будущий муж Лолы и я ему не доверяю. С ним покончено — и, сударь, с вами тоже покончено!

Дэл не удерживал Фредди, когда она пошла от него прочь, просто шел следом, в двух шагах позади. Его задевала та самоотверженность, с которой она бросилась на защиту Колдуэлла, и особенно ему не нравилось, что она противопоставляет его, Фриско, какому-то Колдуэллу. Получалось, что Колдуэлл — праведник, а он, Дэл Фриско, — подлец, способный презирать женщину на том лишь основании, что она выступала на сцене. Но как он может презирать ту, которая… Чем дольше он думал о ней, тем сильнее желал. Мучительно, до боли. Да, он сказал, что «это не должно повториться», но как чертовски трудно будет удержаться от соблазна! Когда они достигли лагеря, он был почти рад тому, что сможет какое-то время ее не видеть.

Как обычно, после такого рода происшествий в лагере никто не спал. Первый, кого встретил здесь Фриско, был Джек Колдуэлл. Джек, Лутер и Уорд стояли возле фургона с полевой кухней и, потягивая кофе, смотрели, как Алекс зашивает рану на бедре Дана Клоутера. Колдуэлл, в свою очередь, смотрел на Фредди, подошедшую к костру, чтобы налить себе кофе.

Выругавшись про себя, Фриско решил, что будет думать только о деле; это поможет ему подавить непреодолимое желание немедленно броситься на Джека и дать ему в морду.

— Глубокий порез? — спросил Фриско, обращаясь к Клоутеру.

Дэниел снял штаны и кальсоны, давая возможность Алекс обработать рану, и стоял сгорбившись, прикрывая причинные места ладонями, пунцовый от смущения.

— Не слишком, — сквозь зубы простонал он: как раз в этот момент Алекс полила рану виски, которое использовалось на перегоне исключительно для медицинских нужд. Алекс делала свою работу с каменным лицом, сосредоточившись на операции.

— Еще кто-нибудь пострадал? — спросил Фриско, обращаясь к Алекс, но краем глаза наблюдая за Фредди.

Алекс доложила о нескольких не столь серьезных повреждениях и, подняв на Фриско взгляд, спросила:

— Так будет продолжаться каждую ночь до самого Абилина?

— Возможно. Но вы прекрасно справляетесь.

Алекс не переставала его удивлять. Повар пока из нее был неважный, возможно, она так и не научится готовить вкусно, но еда всякий раз бывала приготовлена вовремя. Фриско начинал видеть в Алекс свою помощницу, человека, способного в самый критический момент сохранять трезвость рассудка, человека, на которого в трудную минуту можно положиться. Может быть, она падает от физического и нервного изнеможения всякий раз после того, как закончит лечить ребят или готовить еду; может быть, она каждую ночь плачет, уткнувшись в подушку, но всякий раз собирается в комок и по первому зову идет, с выражением хмурой решимости на лице, делать свое дело.

— Твой конь сам вернулся в табун, и жеребца Фредди ребята тоже нашли и привели, — сказал Грейди.

Табунщик усмехнулся, глядя на попытки Дэниела прикрыть наготу, затем бросил взгляд в сторону Дэла, упорно смотревшего куда-то вдаль, на табун, и пошел прочь.

Дэл последовал за своим первым помощником и другом, готовый взять свежего коня и отправиться на помощь ковбоям. Не было нужды объяснять Грейди, каким образом они с Фредди потеряли коней. Единственное, что в этой ситуации могло показаться необычным, так это то, что оба оказались целы и невредимы.

— Я возьму чалого, — сказал Дэл.

Грейди кивнул, но продолжал стоять, не торопясь идти за конем для босса.