Понимая, что их дальнейшее присутствие не требуется, Энтони поднял сюртук. Затем они с Эммой тихонько вышли из галереи.

– Я и забыл, какая Сесилия – лейка, – пробормотал он, закрывая за собой дверь. – Слава богу, ты не такая.

Надев сюртук и поправив галстук, Энтони обнял левой рукой жену за плечи, и они направились вниз.

– Это было очень своевременное вмешательство, дорогая, – сурово сказал он. – Но никогда больше не смей вставать между двумя вооружёнными мужчинами, или мне придётся тебя поколотить. Тебя же могли убить.

– Если ты каждый день будешь мне что–нибудь запрещать под страхом побоев, – ответила она с наигранной застенчивостью, – то очень скоро мне останется только сидеть у камина с книжкой.

Он улыбнулся, но улыбка скоро померкла.

– Кто бы мог подумать, что жестокие слова, которые я в сердцах бросил Бренду девять лет назад, приведут к таким ужасным, долгим последствиям. Я почти разрушил его брак. Богом клянусь, Эмма, я не хотел, чтобы так случилось.

– Слова – сильное оружие, Энтони, – тихо сказала она, – особенно, сказанные в гневе кем–нибудь, вроде тебя, кто так сильно влияет на людей.

«Всё легко тебе достаётся. Слишком легко».

– Если у меня и есть власть, то я плохо ею распорядился, – сказал Энтони, чувствуя отвращение к самому себе. – Я прожил свою жизнь поверхностно, скользя от одного к другому без единой серьёзной мысли в голове.

– Это, вероятно, правда, – ответила Эмма с подавляющей объективностью. – Но, как сказала Сесилия, они сами себе навредили. Если бы хоть один из них набрался смелости и признался другому в своей любви, они бы избавили себя от многих несчастных лет.

– Возможно, теперь их брак станет только крепче после такого испытания. Я на это надеюсь.

– Знаешь, ты ведь использовал свой дар управляться со словами и во благо, – тихо произнесла Эмма. – Мне кажется, я помню каждое дружеское слово, которое ты сказал мне, когда я была ребёнком. А их было много, хотя ты и не мог быть особенно заинтересован в некрасивой, робкой девочке намного младше себя.

– Был ли я добрым Эмма? Очень надеюсь, – он печально улыбнулся. – Вынужден признать, что почти не помню наших встреч. Ты была просто одной из кучи младших Вонов.

Они подошли к арке, разделявшей два зала. Над ней висела ветка для поцелуев, поэтому он остановился и повернул Эмму к себе лицом. Когда он вглядывался в волевые, правильные черты её лица, ум и теплоту в её глазах, он удивлялся, как он мог когда–то считать её некрасивой.

– Я не хочу, чтобы мы стали похожими на Бренда и Сесилию, которые ранили друг друга, не открывая своих истинных чувств, – он усмехнулся. – К счастью, с твоей пугающей правдивостью, думаю, нам это не грозит.

Она опустила глаза.

– Если я должна быть честной до конца, тогда придётся признаться, что я всегда тебя любила, Энтони, даже когда была ребёнком. Когда мистер Эванс упомянул о твоих безнадёжно стеснённых обстоятельствах, я отказалась от всех остальных кандидатур и прямиком побежала к тебе, надеясь, что ты достаточно отчаялся, чтобы жениться на мне, – сказала она, запинаясь. – К счастью, так оно и было.

Она снова посмотрела на него. Её большие глаза, которые в этот вечер казались скорее серыми, чем зелёными, смотрели на него без надежды или иллюзий. Она не ждала любви, но она заслуживала честности.

«Так что же он испытывал к женщине, которая была его женой? Уважение, конечно. Определённо, желание. Симпатию, стремление защитить и ещё сотни других чувств. Словно ощутив удар молнии, он внезапно понял, что на самом деле он был в неё влюблён. Это было так очевидно. Так правильно. Страсть, близость и смех между ними были теми самыми правдивыми вещами, которые полностью отличались от его мальчишеского увлечения Сесилией».

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы привести в порядок разбредающиеся мысли. Потом, глядя ей в глаза, он сказал:

– Я не могу похвастаться тем, что любил тебя большую часть своей жизни, Эмма, но, к моему собственному удивлению, мне кажется, я до безумия в тебя влюбился.

Обхватив ладонями её лицо, словно она была сделана из редкого, хрупкого фарфора, он поцеловал её. Это был первый поцелуй любви в его жизни. В нём были и нежность, и желание, и растущее чувство благоговения. Эмма ответила на его поцелуй со сладостной пылкостью, которая так тесно соединила их души.

После длительных объятий он оторвался от её губ и хрипло произнёс:

– Вчера вдовствующая герцогиня сказала, что всё мне легко достаётся, она была права. Без малейших усилий или достоинств с моей стороны, мне досталась лучшая из жён, – он пробежал восхищённым взглядом по роскошным изгибам тела Эммы. – А то, что ты – самая пленительная женщина в моей жизни – это что–то, вроде приятного дополнения. Чего ещё мужчине требуется от той единственной женщины, с которой он будет делить постель до конца жизни?

У неё перехватило дыхание.

– Ты, правда, так думаешь, Энтони?

Верность представилась ему, как одна из очень взрослых и очень желательных черт характера.

– Я обещаю и клянусь, Эмма, что ты будешь моей единственной и неповторимой до тех пор, пока мы с тобой живы.

Она одарила его такой сияющей улыбкой, что он едва не поцеловал её снова. Ему помешал весёлый голос вдовствующей герцогини.

– Я так рада, что вы нашли ветку для поцелуев, чтобы проказничать. Мы не хотим, чтобы дети развращались.

Энтони и Эмма подпрыгнули от неожиданности, словно их поймали за чисткой карманов. Затем они оба повернулись к вдовствующей герцогине, которая плыла к ним по натёртому до блеска полу.

Она же спокойно спросила:

– Вы разобрались с Брендом и Сесилией?

– Да, Grandmère, – ответила Эмма, будто для вдовствующей герцогини было абсолютно естественным знать всё и обо всех. Возможно, так оно и было.

– Вам лучше не ходить в галерею, – добавил Энтони. – Мне кажется, они мирятся таким способом, который может смутить тех, кто их случайно потревожит.

В голубых глазах вдовствующей герцогини заискрился смех.

– Отличная работа, вы оба – молодцы! Рождество должно быть временем примирения. С этой точки зрения, это может оказаться лучшим Рождеством из тех, что были в Харли.

Почти одновременно Энтони и Эмма сказали:

– Это – моё лучшее Рождество.

Затем они посмотрели друг на друга, рассмеявшись от явного удовольствия быть влюблёнными.

Вдовствующая герцогиня задумчиво на них посмотрела.

– Я поговорила с Амелией и Джеймсом, и они согласились, что было бы очень хорошо, если бы вы двое повторно обменялись клятвами завтра вечером перед службой в Сочельник. Таким образом, вся семья сможет отпраздновать это вместе с вами. Эмма, Джеймс хотел бы быть посажённом отцом, если ты не против.

Эмма восторженно вздохнула.

– Мне бы больше всего этого хотелось. Что скажешь, Энтони?

– Отличная идея, – он обнял её за талию. – Интересно, будет ли рядом со мной Бренд? Когда я был моложе, я всегда предполагал, что когда–нибудь он станет моим шафером. Так мы сможем оставить наши прошлые обиды позади.

– Я подозреваю, что он будет очень рад подобной просьбе, – довольно улыбаясь, вдовствующая герцогиня развернулась и поплыла прочь.

Эмма робко посмотрела на Энтони.

– Я в детстве мечтала о свадьбе в Харли. В моих самых смелых мечтах я даже представляла, что выхожу замуж за тебя.

– Думаю, вторая церемония будет очень к месту, – Энтони вновь привлёк её к себе. – В конце концов, в Лондоне мы поженились по расчёту. На этот раз, моя дорогая, это будет брак по любви.

Слёзы наполнили глаза Эммы. Смахнув их одной рукой, она дрожащим голосом произнесла:

– Ну вот, теперь ты подумаешь, что я – тоже лейка.

– Но ты же – моя лейка, – нежно ответил ей Энтони.

Эмма рассмеялась и обняла его за шею.

– Если я – твоя лейка, то ты – моя самая разумная сделка, – она озорно улыбнулась. – Самый лучший муж за большие деньги.