В любом случае раздумывать времени не было. Не хочет, не может или еще по каким-то причинам ушел, об этом она подумает после того, как встретится с подругой и объяснит той доходчиво, что гадости делать Копейкину не станет. Нужно же образумить Маринку, ее ревность и ненависть до добра не доведут. Можно образумить собственным примером. Вот она, Настя, смирилась с тем, что ее бросил Гурин. Смирилась и с тем, что от нее сегодня ушел Влад. Жизнь продолжается и без них, и без Копейкина.

С такими мыслями Настя подходила к дому, в котором проживала подруга и ее подопечные, не дававшие ей покоя. Чудесный летний вечер только начинался, на скамейках кое-где сидели старушки, люди дееспособного возраста еще торчали на производстве. Особого интереса у старушек Настя не вызвала, они прошамкали ей вслед: «Ходят тут всякие» – и перешли на обсуждение коммунальных проблем.

Настя остановилась у подъезда Копейкина и подозрительно посмотрела на кусты сирени, в которых, по ее расчетам, должна была скрываться подруга. Кусты росли плотно и своими ветками заслоняли проход к дому. Насте пришлось присвистнуть, чтобы Маринка отозвалась. Свистеть по-человечески она не умела, но присвист получился довольно громким. Старушенции обернулись к ней и покачали седыми головами.

Настя не обратила внимания, у нее свои проблемы, у тех свои. Из кустов послышалось «Мяу!». Обычно Маринка гавкала. Это был у них с детства условный знак: «Гав! Гав!» Но кошачий возглас получился таким достоверным, что Настя подумала, подруга решила сменить имидж и тренировалась не один день. Она раздвинула кусты руками и просунула в образовавшуюся щель лицо.

На нее чуть не прыгнула ощетинившаяся кошка, державшая хвост трубой.

Настя едва успела отпрянуть и защититься вмиг закрывшимися ветками. Переводя взгляд по сторонам, она обрадовалась, что никто не заметил ее странного маневра. Выходит, Маринка все еще гавкает, а она просто выбрала не те кусты. Нужно лезть в другие, с противоположной стороны подъезда. Настя подошла к ним и покашляла. Свистеть на этот раз она не стала, мало ли что о ней подумают старушки. После ее «К-хе, к-хе!» кусты с обратной стороны зашевелились, и оттуда послышалась возня.

Как Маринка собиралась оттуда следить за Копейкинской пассией, было непонятно. Оттуда же ничего не видно! Настя вновь раздвинула руками зеленые ветки и сунула голову.

– Тикай, пацаны! Облава! – раздался крик, и послышалось шуршание. Три подростка юркнули в подвальное окно вместе с бутылкой вина, оставив после себя одноразовый стаканчик и краюху хлеба.

Настя нахмурилась и вылезла обратно. Вряд ли вместе с ними сидела Маринка. Если только она изучала подростковые комплексы и находилась в экспериментальной среде. У пацанов комплекс неполноценности был налицо. У Насти он тоже уже начинался.

Маринка как сквозь землю провалилась, а ведь недавно позвонила и сообщила, что находится в условленном месте! Наверняка, пока Настя добиралась, произошло нечто ужасное, заставившее подругу переменить дислокацию. Копейкин в порыве ревности убил свою жирафу! Или ее в порыве ревности убила Маринка! И теперь они вместе избавляются от ее трупа?! Настя предполагала самое худшее, что могла предположить. Но о чем можно думать под постоянное и такое противное карканье вороны, засевшей где-то поблизости и мешающей жить нормальным людям?!

– Перепелкина! Кар-р-р!

Ворона знает русский язык?! Она выучила ее фамилию. Все ясно с этой пернатой хищницей.

Маринка сидела с газетой в руках на лавочке на детской площадке и упивалась мучительными поисками Настены.

– Чего ты лазаешь по кустам? – прошипела та, когда Настя к ней подошла и села рядом.

– Как чего?! – возмутилась она. – Мы же договаривались!

– Мы договаривались встретиться, а не шерстить кусты под зоркими очками моих соседок. Хороша же я была бы в их понимании, сидя в кустах среди бела дня!

– Уже вечер, между прочим, – вздохнула Настя, понимая, что спорить с подругой бесполезно.

– Вот именно, – прошипела Маринка, уставившись в газету, закрывающую ее лицо, – могла бы приехать раньше.

– Как смогла, так и приехала, – начала сердиться Настя. – И не держи газету вверх тормашками, он сразу догадается, что ты на самом деле не читаешь!

– Это немецкая газета «Дойче цайтунг», ее как ни держи, ничего не поймешь.

– Зачем тебе немецкая газета?!

– А что я, дура, с нашей сидеть?! Эту как ни верти, ничего не видно. Я специально выбрала ту, где фотографий меньше. Естественно, я позаботилась о том, чтобы не вызвать подозрение у Женьки. Он, кстати, только что пробежал мимо. Я проследила, он бежал по направлению к аптечному киоску…

– Он что, заболел? – испугалась Настя. – Давай его пожалеем и уйдем отсюда!

– Сейчас, все бросила и ушла. Если бы он сам заболел, то вряд ли бегал бы. Я чувствую, жирафа отбросила копыта. Надеюсь, не без твоей глазливой помощи. Как-никак, а лучшая подруга, которая должна помогать в беде. На которую можно опереться в тяжелых жизненных ситуациях…

– Марина, я не вижу никакой беды…

– Я тоже, – засомневалась та в возможностях слежки через газету и принялась проковыривать в ней дырку для глаза. – Теперь вижу, здорово получилось!

– Марина, я не о том хотела сказать…

– Молчи, молчи, он возвращается!

Настя посмотрела во двор. Мимо действительно пробегал запыхавшийся Женька с аптечным пакетом в руках. Он хотел было пробежать мимо, но, заметив Настю, остановился.

– Девчонки, – Копейкин обрадовался, – а я вас не заметил!

Маринка пробурчала что-то, но отняла газету от глаз и широко улыбнулась.

– Да я тоже тебя не видела, зачиталась. В Германии жуткий ураган, есть жертвы… Кстати, с твоей жираф… с девушкой все в порядке?

Женька трагически махнул рукой и присел на лавочку. Настя поняла сразу, что он сделал это не из-за стойкого внезапно возникшего интереса к ее подруге, а просто из вежливости. Мало ли что там у человека случилось, а он все равно старается уделить им минутку своего времени.

– Спешишь? – поддержала она его. Тот мотнул головой. – Ну, беги!

– Как это беги?! – возмутилась Маринка. – Только человек присел… Может быть, ему помощь нужна. Она еще дышит или уже отключилась?

Настя испугалась, неужели ее страшные предположения оказались верными?!

– Лежит, – ответил Женька, – страдает, – и вытащил из пакета пузырьки, – зуб у нее разболелся, а к врачу уже поздно. В круглосуточную она не хочет, у нее личный стоматолог. Вот и ношусь из аптеки и обратно, то одно ей посоветуют, то другое. Ей болеть нельзя, у нее завтра серьезный показ.

– Что она у тебя может показать, Копейкин?! – Маринка сложила газету за ненадобностью. – Я в том смысле, что с больным-то зубом. Знаешь, я тебе посоветую действенный способ, когда не хочется идти к стоматологу, а зуб болит. Привязываешь к ее зубу нитку, нитку к дверной ручке, лучше к ручке металлической входной двери и даешь ей в глаз! Она отлетает, и зуб выскакивает!

– Очень смешно, – поспешила вставить свое веское слово Настя. – Женя, она шутит. Когда-то в детстве ей так самой зубы удаляли! Живодеры!

– Да, – многозначительно заметила Маринка, – иногда приходится рвать по живому. Из сердца, то есть изо рта, с корнем…

Копейкин, правда, не обратил особого внимания на этот диалог, если бы до него дошел его истинный смысл, то Женька бы обиделся. И удивился. Вместо этого он показал подругам успокоительное, которое ему посоветовали в аптеке. Маринка скептически рассмотрела пузырьки, заявила, что предпочитает более действенные методы, и вернула лекарства обратно Женьке. Настя ничегошеньки не знала о борьбе с зубной болью, пока в этом плане судьба ее явно оберегала. Зато она помнила, что слабое, но все же облегчение дает стояние с открытым ртом перед горящей лампочкой, от которой исходит теплый поток целительных лучей.

– Правильно, – поддакнула Маринка, – ставишь ее с открытым ртом на стол под люстру, и пусть стоит весь вечер, получает целительные потоки. Для того чтобы ее не угнетала обстановка, можно дать успокоительное. Все флаконы сразу. Только пусть предварительно напишет записку, что она сама их все выпила. Надо же, у нее зубы свои, а я думала, что у всех моделей коронки или вставные челюсти. Видели фильм «Челюсти»? Вот, я думала, у моделей такие же.

– Она шутит, – Настя толкнула подругу в бок, – начиталась иностранной прессы!

– Так я побежал, – грустно вздохнул Женька, – если лекарство не поможет, поставлю перед лампой.

Девушки проводили взглядами его сутулую от забот спину.

– Спасибо, Настена, – всхлипнула Маринка, – ты настоящая подруга! Только можно было не один ее зуб сглазить, а все сразу. Главное, прихватить зубы мудрости, они самые болючие… Если, конечно, у этой дурехи есть зубы мудрости.

– Марина, – позвала ее Настя, – зачем тебе это?

– Зачем? А Влад тебе зачем? Он тоже чей-то. Счастья хочется, как ни странно. В нашем возрасте уже хочется семейных радостей. Чтобы под марш Мендельсона пройтись в белом платье…

– И чтобы он тебя любил…

– И чтобы любил… Да ну тебя, это совершенно не обязательно! Достаточно, что я люблю.

– А ты любишь? – Настя спросила очень серьезно, наклонившись к лицу подруги, чтобы посмотреть той в глаза. Маринка смутилась. – Мне кажется, нет. Когда любишь человека, стараешься не делать ему больно. А Женька переживает из-за своей невесты. И тебе нравится делать ему больно. Ты просто ему мстишь за то, что он не обращал внимания на тебя все эти два года. И не спорь со мной! Я знаю, что права. Ведь это ты со своим профессором Селезневым подковали меня теоретически лучше любой свахи и психотерапевта. Или психиатра, кто он у тебя там, твой профессор, не знаю. Вечно путаюсь в определениях.

– Не мой, – всхлипнула Маринка.

– Что «не мой»? – не поняла Настя. – Это ты про профессора? Подруга дорогая, да ты в него влюблена! Как называется этот комплекс?! Учителя и Ученицы? Вы с Селезневым его еще не изучали? Понятно. Напомни ему, что, когда дойдет до изучения материала, экспериментальная база окажется у него под рукой. Пусть посоветует, что делать, чтобы снова начать жить нормальной жизнью.