– Непостоянна! Я знаю, Джаспер. Ты мне это говорил уже миллион раз. Я знаю, что такое публика.

– Умница. Помни об этом. И не задирай нос.

– Не буду. – Хлоя уже почти кричала. – Я просто пытаюсь остаться самой собой.

Мужчинам не оставалось места в ее жизни. Даже в редкие выходные она была занята многочисленными интервью и фотосъемкой. А примерки с Трикси и Рудольфо оборачивались часами кропотливого и напряженного труда. И, кроме всего прочего, надо было учить текст, участвовать в обсуждениях сценария, найти время на еженедельный маникюр и педикюр, регулярную гимнастику, массажи, нельзя было отставать от моды. Так что времени не оставалось даже на газету и приличный сон, не говоря уж о том, чтобы встретиться с мужчиной.

– Если бы только публика знала, какая мясорубка эта так называемая сказочная жизнь актеров, – вздыхала Хлоя, в то время как Нед уже давал сигнал, что ее пятидесятиминутный перерыв на обед окончен.

Обеды всегда вызывали у нее несварение. Все было в спешке, на ходу. Пока она уходила с площадки, переодевалась из расшитого бисером платья или другого шикарного наряда в свой повседневный костюм, шла в кафе, ждала, пока принесут салат из тунца и «Перье», обменивалась новостями с Ванессой и Дафни, которая иногда заходила, уже пора было возвращаться на сцену.

– О-хо-хо, о-хо-хо, пора на работу. Вы прямо как труженики-гномы, – шутила Ванесса.

– Я думаю, дорогая, тебе нужен мужчина, хотя бы с чисто медицинской точки зрения, и у меня на примете есть как раз один. Именно то, что тебе нужно, и очень красивый, дорогая. – Дафни все не унималась; всякий раз, когда они встречались за обедом, она обязательно сводила разговор к этой теме.

Ванесса хихикнула. Она обожала романтические знакомства и интриги.

– Кто же он, кто-нибудь, кого мы знаем? Я бы тоже хотела, чтобы она с кем-нибудь спарилась. А то ведь начинает уже меня раздражать. – Ванесса улыбнулась, поддразнивая Хлою.

Она души в ней не чаяла, хотя иногда у них и бывали стычки. Ванесса стала для Хлои просто незаменимой, ловко устраивая светские мероприятия, деловые встречи, решая проблемы с нарядами. Она была и доверенным лицом Хлои, и исполнителем; ее новая жизнь слегка напоминала ей те далекие дни, когда она была любовницей могущественного араба, но, разумеется, эта жизнь была намного интереснее прошлой.

– Спарилась? Что это значит? Я что-то не припоминаю такого выражения. И что, этим занимаются живые люди?

– Итак, дорогая, в следующую субботу вечером, ужин chez moi.[18] – Дафни любила исполнять роль Купидона. – Этот человек – француз, и он исключительно сексуален.

– О, импорт! – засияла Ванесса, обращаясь к Хлое. – Во всяком случае, не перетрахавший всех твоих подруг. Это ли не здорово?

Хлоя узнала его сразу, как только он вошел в гостиную Дафни. Хотя все три с лишним года она и не думала о нем, в памяти жили ощущения того жуткого вечера в Лас-Вегасе. Хлоя содрогнулась. Ее до сих пор преследовали ночные кошмары.


Филипп Аршамбо сверкнул своей «делоновской» улыбкой, обнажая прекрасные ровные зубы. В темно-синем костюме, с консервативным галстуком, он выглядел романтичным европейцем, разительным контрастом Ричарду Харрелу, поклоннику Дафни, который в своем цикламеновом блейзере и в тон ему галстуке с широкими, как у шарфа, концами, являл собой верх портняжной безвкусицы, да и Луису Мендозе, который вообще не придавал значения одежде, считая, что, раз любая женщина Америки охотится за твоим телом, все, что требуется, – это черная шелковая рубашка, узкие белые брюки и загар. Филипп был высок, красив, с волнистыми темными волосами и лучистыми глазами. И от него исходило удивительное спокойствие.

«Не то что твой нынешний ухажер-комик», – подумала Хлоя, слушая довольно скучную беседу о французской политике, которую Филипп вел за ужином.

Она вспомнила колоритный английский шарм Джоша, вспомнила, как завораживал он ее своим остроумием и чувством юмора. Как много общего было у них в первые семь-восемь лет супружества. Когда же все пошло не так? Почему? «Забудь об этом», – одернула себя Хлоя. Отбросив эти мысли, она сосредоточилась на Филиппе. Да, он был все-таки удивительно красив. Да, исключительно обаятелен. Да, он явно обратил на нее внимание и старался произвести впечатление. А, собственно, почему он должен был вести себя иначе? Она была самой яркой телезвездой. Правда вот, надолго ли, одному Богу известно…

– Когда я смогу снова увидеть вас, Хлоя? – Рука Филиппа легко скользнула по ее позвоночнику. Внезапно Хлоя почувствовала знакомый прилив желания – уже несколько месяцев это ощущение не посещало ее. – Завтра? – Его глаза… какого же цвета они были? Серые? Зеленые? Голубые? Глаза хамелеона, они посылали ей страстный призыв.

– Но завтра же воскресенье. У меня тонны диалогов, которые надо выучить, новый сценарий надо почитать и…

– Дорогая! – вмешалась Ванесса, ее рыжеватые кудри приплясывали, а торс распирал кремовую кружевную блузку. – Никаких извинений, я думаю, тебе следует пригласить его к себе домой, – прошептала она сквозь сжатые зубы, посылая ей под столом довольно ощутимые сигналы своими крошечными атласными туфельками.

– Мы с Ричардом тоже приедем. Не беспокойся, – вступила в разговор Дафни, которая заметила, что Хлоя начала колебаться. – Я знаю, что по воскресеньям у тебе нет прислуги, а ты ненавидишь готовить. Так что завтра по дороге к тебе Ричард остановится у «Нэйт-н-Элз» и возьмет их шотландского копченого лосося, сливочного сыра и еще что-нибудь из деликатесов. И устроим пикник на берегу. Это ли не здорово, дорогая? Прямо как в Англии.

Ричард застонал. В свои шестьдесят пять он чувствовал себя немножко староватым для пикников на берегу, не говоря уже о том, что ему совсем не улыбалась перспектива заезжать в воскресенье в «Нэйт-н-Экз», чтобы встретить там знакомых бездельников из Беверли Хиллз. Но в их отношениях лидером была Дафни, так что Ричарду ничего не оставалось, как изобразить на лице улыбку.

– Хорошо, – сказала Хлоя в ответ на усмешку Ванессы. – Мы все соберемся на пикник.

– С шампанским, – добавила Дафни.

– Naturellement,[19] – сказал Филипп с улыбкой, которая определенно все больше завораживала Хлою. – Шампанское за мной.

– «Дом Периньон», – предупредила Ванесса. – На пикниках пьют только это шампанское.

– Конечно, с удовольствием. – Филипп склонил голову в легком поклоне, его глаза неотрывно смотрели в глаза Хлои.

«Ну, вот и началось», – подумала она.


Ухаживания длились недолго. Физическое совершенство Филиппа так быстро очаровало Хлою, что она даже не успела осознать, что же с ней произошло. Для женщины, которая всегда ценила духовную близость с мужчиной, внезапно это потеряло всякую ценность.

Они начали встречаться каждый уик-энд, затем через ночь, а вскоре и каждую ночь. Потом он перевез многие свои вещи в дома Хлои на побережье и в Беверли Хиллз. Через пару месяцев они решили, что глупо ему тратить деньги, снимая квартиру, в которой почти не бывает, и Филипп переселился к Хлое насовсем.

Он по-прежнему писал статьи для «Пари Матч», «Жур де Франс», иногда для «Огги» или «Темпо». Это занимало почти весь его день. Поскольку Филипп хорошо владел цифрами и у него была легкая рука в биржевых прогнозах, Хлоя позволила ему вкладывать в бизнес часть ее средств. Филипп это делал так удачно, принося ей стабильный доход, что в конце концов Хлоя уволила своего менеджера и позволила Филиппу полностью распоряжаться ее финансами.

– Дорогая, он просто прелесть, но он, как бы это сказать… – пыталась предостеречь ее Ванесса несколько недель спустя.

– Скучный? Утомительный? Себе на уме? – смеялась Хлоя. – Я знаю, Ванесса. Я не так глупа. Я понимаю, что он не Эйнштейн. Не знаю, что со мной, похоже, он владеет моим генетическим кодом. – Она подумала о проведенной ночи, о той страсти, с которой они предавались любви, пока в пять утра ей не пришлось вставать, чтобы отправляться на студию.

– Ну, не знаю, что уж он там с тобой делает, но тебе это, похоже, на пользу, – сказала Ванесса. – Ты давно уже так хорошо не выглядела.

Хлоя покраснела. Ночи и дни, проведенные с Филиппом, были удивительны. Этот человек был просто неистощим. Если они не занимались любовью, он держал ее в своих руках, гладил ее волосы, говорил ей о том, как она прекрасна. Для тридцатидевятилетнего мужчины такая откровенная нежность была необычна. И Хлое это нравилось. И нравился Филипп. Все больше и больше.

Она все еще вспоминала Джоша. Иногда он звонил ей из Англии или откуда-нибудь еще. Первая пьеса, которую он поставил, потерпела полный провал. После этого он исчез на год, и Хлоя даже не представляла, где он мог находиться. Ходили слухи, что он эмигрировал в Австралию, или же говорили, что он живет с парой семнадцатилетних близнецов. Пишет музыку. Выступает в барах, мужских клубах. И вдруг, выплыв из неизвестности, он позвонил ей.

– Привет, Хлоя, любовь моя. Как ты?

Она не могла поверить, что сердце может так забиться от одного его голоса. «Как у глупой школьницы», – ругала она себя потом, после их короткой, но приятной беседы.

Джош рассказал, что работал в Австралии, гастролировал по малонаселенным районам. О близнецах-подростках он не упоминал. Сама она спрашивать не стала. Сейчас он работал на круизных теплоходах. У него все еще было много поклонников. Степенные матроны средних лет и их пузатые супруги, которые помнили молодого Джошуа Брауна шестидесятых. Помнили его песни. Дарили ему аплодисменты, о которых он мечтал. Теперь он отправлялся на ближайшие несколько месяцев в круиз по Карибскому морю.

– Это действительно интересно? – спросила Хлоя, странным образом чувствуя некоторую вину за свой огромный успех, в то время как Джош катился вниз. – Тебе это нравится, Джош?

– Конечно, это здорово, – соврал он. – Все краски праздника, дорогая. Море водки, смеха, птичек. – Хлоя не смогла подавить досаду.