«Жизнерадостной и свободолюбивой Розалинд Ламаз будет так не хватать ее верным друзьям и миллионам поклонников. Голливуд почтил память этой сексуальной, черноволосой, темпераментной актрисы, прощание с которой проходило в знаменитом особняке ее сестры Марии и зятя Эммануэля Сегала в самом центре Беверли Хиллз. Эммануэль сказал мне по секрету, что Дастин Хоффман обязательно будет играть Тулуз-Лотрека в фильме «Мулен Руж», который Манни начнет снимать в Париже следующей весной. Его милая, потрясенная горем жена Мария, несмотря на скорбное настроение, поделилась со мной своими планами – Сегалы собираются провести отпуск на Лазурном берегу в отеле «Вуаль д'Ор», там они встретятся со своим другом Аднаном Кашогги на борту его роскошной яхты «Набила» и примут участие в ежегодных торжествах по случаю дня рождения Линн Уайатт. Худенькая, как тростинка, и, как всегда, божественная Сисси Шарп, в черном элегантном платье от Билла Бласса, посетившая Сегалов, сокрушалась о тяжелой утрате – талантливой и прекрасной Розалинд. Сисси только что вернулась с предварительного просмотра ее нового фильма «Несносная леди», который на следующей неделе выходит на широкий экран и обещает быть кассовым.

«Луис Мендоза после этого фильма прославится как звезда», – поделилась со мной, как всегда, великодушная Сисси.

Конечно, таких звезд, как Сисси, больше нет. Блистательная, талантливая, тактичная. Она одна из главных претенденток на столь нашумевшую роль Миранды в «Саге».

Сисси перечитала заметку, довольная, что Дафни так тепло о ней написала. Вот для чего нужны друзья. Она схватила магнитофон и продиктовала инструкцию секретарю: отослать Дафни корзину орхидей.

Итак, их осталось всего трое, – задумалась Сисси. – Три актрисы, которые могут по праву претендовать на Миранду Гамильтон.

Эта непрофессионалка, английская сучка и бездарная древняя голливудская знаменитость Эмералд – вот ее конкурентки. И, конечно же, не должно быть никаких сомнений в том, что только она, Сисси Шарп, признанная актриса, звезда, имеющая награды Академии киноискусства, достойна сыграть Миранду.

14

На следующий день после похорон Розалинд Эмералд проснулась в грустном настроении. Ей нравилась Розалинд, которая, хотя и была намного моложе, очень дружила с Эмералд в начале семидесятых.

Эмералд вспомнила то удушливое лето, когда они встретились на отдыхе в Сен-Тропезе. Эмералд была как раз между двумя замужествами и приходила в себя после съемок в Испании, во время которых она затратила слишком много сил, отдаваясь по очереди двум главным героям фильма и еще осветителю, что гарантировало ей великолепные крупные планы. Розалинд была, как всегда, в поиске, отбирая лучший материал из десятков загорелых красивых молодцов, слонявшихся по пляжам, бистро и дискотекам.

Две женщины весело проводили время вместе. Сексуальные запросы Эмералд были не такими разносторонними, как у Розалинд, но когда после очередного сеанса с каким-нибудь самцом, сидя на крошечном балкончике в номере Эмералд за круассанами и кофе с молоком, Розалинд забавляла ее рассказами о своих впечатлениях и открытиях, Эмералд хохотала до слез.

Эмералд была кумиром Розалинд еще со школьных времен в Мехико, и ее присутствие рядом возбуждало Розалинд.

Эмералд нравилось играть роль утонченной, умудренной женщины, и за завтраком она щедро сыпала советами и жизненными наблюдениями.

– Нет ничего плохого в том, что у тебя такая страсть к мужчинам. Я сама любила немногих, но выходила замуж или жила почти со всеми. Твоя ошибка, дорогая, в том, что ты уж очень открыта.

– Я знаю. – Морщинка пробежала по милому лицу Розалинд. – Я слышу, как меня иногда называют. Доступная мексиканка! Какое оскорбление! Разве они могли позволить себе говорить подобное об Эрроле Флинне или Уоррене Битти? А ведь они любили женщин точно так же, как я мужчин. О! Ты только посмотри на него! – Розалинд внезапно перегнулась через балкончик, чтобы получше рассмотреть молодого человека, который в этот момент нырял в бассейн. У него были сильные мускулы, глубокий загар и более чем внушительных размеров выпуклость между ног. – М-м-м, великолепно. Что ты скажешь, Эмералд?

– Ну, конечно же, он прекрасен. Почему бы тебе не пойти «снять» его? – рассмеялась Эмералд. – А я буду ждать тебя на обед в «Таити».

Когда они встретились за обедом, Розалинд, как всегда, уже была с добычей. Ведь ей было всего двадцать шесть, она была великолепна, звезда, и лишь очень немногие мужчины могли устоять против нее.

Вспомнив те дни, Эмералд вздохнула. Ей было грустно. А когда ей было грустно, ее могли взбодрить лишь две вещи: магазины или визит на склады «Бекинс».

Она позвонила старому доброму Солу, и он отвез ее к уродливому огромному зданию на Западной авеню. Эмералд рассказывала ему как-то об этих складах, но он никогда с ней там не был.

Сотрудники хорошо знали ее.

– Добрый день, мисс Барримор, – почтительно поздоровался служащий при входе. – Для вас все готово.

В древнем грузовом лифте они поднялись на третий этаж и пошли по коридорам, уставленным картонными, металлическими и деревянными ящиками и контейнерами всевозможных размеров.

– Вот мы и пришли, – сказал сопровождающий их охранник, когда они остановились у двери, на которой висел огромный замок. – Я вас оставлю, мисс Барримор?

– Да, пожалуйста, – ответила Эмералд.

Открыв дверь и откланявшись, охранник ушел.

Сол не верил своим глазам. Комната была уставлена десятками картонных коробок с одеждой. Крышки были приоткрыты, и содержимое коробок сверкало и блестело в ярком неоновом свете.

Платья Эмералд. Ее костюмы. Здесь были все туалеты, которые она когда-либо носила на экране и в жизни, каждая коробка была аккуратно промаркирована.

– Не правда ли, это удивительно, дорогой? – Глаза Эмералд блестели от возбуждения. – Разве они не прекрасны? – шептала она, касаясь шелков, шифона, атласа, льна – чего здесь только не было.

Сол, пораженный, кивнул. Эмералд как-то говорила ему, что у нее «кое-что» хранится на складе, но предположить такую коллекцию он просто не мог.

– Посмотри, дорогой, посмотри, это мой первый фильм, – вздохнула она.

На коробке было наклеено: «Маленькая мисс Марципан». 1940 год. «Коламбия». Эмералд вытащила из коробки крошечное, расшитое блестками платьице. Она была словно не в себе.

– Мне было шесть лет, – бормотала она. – Шесть лет. – Она вздохнула. – Посмотри, а вот здесь я с мистером Дугласом и мисс Годдар. Разве я не прелесть! – Она вытащила из альбома, вложенного в ящик, несколько снимков восемь на десять и показала их Солу. Она была очаровашка: волосы – копна золотистых кудряшек, пухлые, с ямочками, щечки, ротик бантиком. На фотографии она была в белом кружевном платьице, расшитом блестками, которое она сейчас держала в руках и нежно гладила, вся в прошлом, в тех временах сорокалетней давности, когда улыбающиеся с фотографии Мелвин Дуглас и Полетт Годдар снимались в роли ее дядюшки и тетушки. – Они хотели, чтобы я была в том фильме музыкальной звездой, и я была, – тихо говорила Эмералд. – Я пела и танцевала, и никто не мог поверить, что мне всего шесть лет. Они думали, что я двадцатипятилетний карлик, можешь себе представить, Сол? – Эмералд разразилась смехом, и, глядя на нее, Сол видел перед собой крохотную прелестную девочку, которой она была когда-то.

– Мисс Годдар была так добра ко мне, – шептала Эмералд. – Она научила меня, как накладывать тени на веки и губную помаду. Она разрешила мне пользоваться ее духами. Они были такие стойкие, с таким сексуальным ароматом. «Же ревьен» назывались. Ей их присылали из Парижа флаконами. Она даже подарила мне маленький флакончик, это были мои личные духи.

– Ты еще хранишь его? – Обычно грубоватый Сол даже смягчился, по-новому увидев Эмералд.

– Конечно, храню. – Ее изумрудные глаза блестели. – Идем со мной, посмотришь. – Она повела его в другую комнату, уставленную коробками поменьше, с такими же наклейками. Она открыла первую. В ней были куклы, плюшевые медвежата, крошечные туфельки.

– Смотри! – Эмералд с торжествующим видом достала маленький синий флакончик, теперь уже пустой. Она приложила его к носу и глубоко вдохнула.

– Я до сих пор чувствую этот запах. «Же ревьен». Десять лет после этого я пользовалась только этими духами. Полетт, я имею в виду мисс Годдар, была так добра ко мне. Я действительно ее любила.

Эмералд вернулась в первую комнату и подошла к коробке с этикеткой: «Дэйси сделала это», «Фокс», 1951». Она вытащила платья на кринолине, которые носили тогда юные принцессы.

– Джанет Лей и я, мы были звездами в этом фильме. – Она осторожно открыла манильский конверт. – Посмотри на эту обложку! Мы красовались на обложках киножурналов по крайней мере раза три в том году. Смотри, Сол, смотри! Любая девчонка Америки хотела нам подражать.

Сол смотрел на двух улыбающихся блондинок в маечках и шортах, снятых на океанском берегу; на другой фотографии они, уже в официальной одежде, стояли рядом с молодым Робертом Стаком.

– Меня даже печатали на обложке «Лайфа». – Она достала черно-белую обложку, на которой молодая, беззаботная, улыбающаяся Эмералд в белом купальнике стояла на коленях на берегу, голова ее была запрокинута, светлые волосы развевались под порыва ми ветра. – Вот еще одна – из журнала «Лук» – сейчас так трудно туда попасть. Фотографию делал Милтон Грин. – С обложки смотрела серьезная, недовольная Эмералд, на ней была блузка с высоким воротом и толстый кожаный пояс, который создавал иллюзию восемнадцатидюймовой талии.

– Господи, зачем ты хранишь это барахло, Эмералд? – спросил озадаченный Сол. Его вкусы были просты, он принадлежал к новому, практичному поколению, считая, что, если вещью уже нельзя пользоваться, ее надо выкинуть. Ему казалось странным, что Эмералд хранит все это. – Это же хлам, дорогая.