– Да, да, – охотно подхватил Эбби. – Это все как раз войдет в четырехчасовой фильм, который мы отснимем до начала сериала. В первых кадрах Миранде восемнадцать, и она еще девственница.

– О нет, ни в коем случае! – расхохоталась Хлоя. – Я не потяну на восемнадцать!

– Еще как потянешь. – Ее бурный протест рассмешил его. – Мы взяли осветителем Ласло Доминика, у него даже Бэт Дэвис выглядела двадцатилетней, клянусь Богом. В тебе есть шарм, ты красива, сексуальна. И, думаю, у тебя есть талант. Прошу, дорогая, согласись на пробы, не пожалеешь.

– Ну ладно, Эбби, – сдалась Хлоя. – Я согласна, но предупреждаю: это будет ужасное зрелище.

– Отлично, – шумно выдохнул Эбби. – Оливье тоже всегда боялся проб – признак великого таланта. На следующей неделе, детка, я дам тебе знать, и, ради Бога, не волнуйся – ты будешь потрясающа, я почти уверен в этом.


– Ну, и кого еще пригласили на пробы? – спросила она Джаспера, пожалуй, чересчур безразличным тоном.

Джаспер рассмеялся.

– Ты знаешь, есть просто невероятные предложения, чистый бред. Эта роль, конечно, лакомый кусочек, и все посходили с ума, гадая, кому же она достанется. Ничего подобного не было с тех пор, как Селзник носился в поисках Скарлетт О'Хара. Но, впрочем, давай поговорим о твоих конкурентках.

– Кто они? – В голосе Хлои уже не осталось и оттенка безразличия.

Ей была необходима эта информация.

– Сисси Шарп. Ни для кого не секрет, что за последние годы ей не перепало ни одной хорошей роли, так что ей она нужна позарез. Великолепная актриса. Она, правда, ноль в плане секса, но зато имеет «Оскара».

– Я знаю, – уныло сказала Хлоя. – Я как раз была на церемонии, когда ей вручали его, помнишь, Джаспер? Я еще пела там эту праздничную песню – как же она называлась?..

– Кого волнует ее «Оскар»? – вспылил Джаспер. – Никто не помнит победителей прошлого года, а ты говоришь о том, что было пятнадцать лет назад. Другое дело, что Сисси жаждет заполучить эту роль. Хотя при этом она и делает вид, что телевидение ее не интересует, а нужен лишь большой экран, но кому она сегодня там нужна? Как бы то ни было, насчет нее не стоит волноваться: Эбби и Гертруда считают, что она не совсем годится.

– Она неважно выглядит в последнее время, тебе не кажется? – спросила Хлоя. – Не то что я хочу ее обидеть, но я видела ее на прошлой неделе в «Стиле жизни» – она выглядела какой-то изможденной, что ли.

– Голодает, как малохольный подросток, – грубо сказал Джаспер. – Сумасшедшая, она думает, что этими идиотскими диетами она себя омолаживает, я уж не говорю о бесконечных пластических операциях. За последние пять лет она по крайней мере раза три подтягивала лицо и грудь.

Хлоя содрогнулась – мысль о скальпеле, орудующем на ее теле, всегда ужасала ее.

– Есть еще Эмералд, – вкрадчиво продолжил Джаспер. – Вот кто действительно может составить тебе конкуренцию, Хлоя, и не стоит ее недооценивать.

Эмералд Барримор. Ей не было равных в мире звезд. Ни Брандо, ни Келли, ни даже Монро не поднимались так высоко. Но и никто так низко не падал. Наркотики, алкоголь, мужчины, скандалы – через все это она проходила в своем падении.

– Она мелькала на первых полосах газет, пожалуй, чаще, чем ты на приемах, – продолжал Джаспер. – Но выжить после такого ада – это поразительно. И публика просто боготворит ее.

– И до сих пор она великая звезда. – Хлоя заметила в своем голосе благоговение, которое всегда испытывала при упоминании имени Эмералд.

– То же можно сказать и о Ким Новак, дорогая, – сфальшивил Джаспер, – и она тоже, между прочим, без работы. Да и Эмералд сидит без гроша. С тех пор как последний любовник ободрал ее как липку, она отчаянно нуждается в наличности. Поэтому будет бороться за эту роль, пустив в ход все свои связи.

– Кто еще, Джаспер?

– Розалинд Ламаз. Она, правда, потаскуха, как всем известно, – промурлыкал Джаспер в своих мягких английских интонациях. – Но публика ее любит, особенно мужская половина. Они все мечтают отделать ее так, чтобы окончательно вышибить ее крошечные мозги. В ней, пожалуй, слишком много южного колорита для Миранды, но за ней стоит толпа поклонников, хотя ее последние три фильма себя даже не окупили.

Хлоя сделала большой глоток водки. Да, конкуренция действительно жесткая. Она не могла понять, почему ее вообще включили в эту компанию. Единственным объяснением могло быть то, что телевидению всегда нужны новые, свежие лица. А ведь действительно – в Америке ее практически не знали. И к тому же она уже давно сошла с авансцены. Значит, она как раз и может быть новым лицом! Хлоя залпом допила водку.

– Джаспер, я в отчаянии, из всей этой компании у меня самые ничтожные шансы.

– Чепуха, – тут же парировал тот. – У тебя есть все данные для этой роли. На примете у Эбби еще несколько актрис, но, уверяю тебя, ни Мэрил Стрип, ни Жаки Биссе, ни Сабрину Джоунс это не заинтересует, хотя звону будет много, если пройдет слух об их возможном участии. А теперь отдохни, дорогая. Не волнуйся и всегда помни две вещи: надейся на лучшее и гони отрицательные эмоции.

Он повесил трубку, оставив Хлою в попытках следовать его совету и «надеяться на лучшее», но шансов на это было крайне мало. В гостиной Джош все еще сидел, приклеившись к телевизору, излучая как раз те самые «отрицательные эмоции». Она налила себе еще водки. Какие-то приятели Джоша появились в этот момент на экране, так что, когда Хлоя попыталась было рассказать ему о разговоре с Джаспером, он зашикал на нее, заставив замолчать. Она хотела, чтобы он подбодрил ее шуткой, как бывало раньше, но он был словно камень. Вся в слезах, она прошла в ванную и повернула кран. Огромная мраморная ванна когда-то была сделана на заказ у Жакуцци для них двоих. Сейчас Хлоя лежала в ней одна, пузырьки воды нежно пощипывали ее кожу, и, любуясь красотой пенящихся волн, она в очередной раз задавала себе вопрос, есть ли у них с Джошем будущее. Сколько еще расставаний и примирений стоит пережить, прежде чем она поймет, что бороться за этот брак бессмысленно, и даст им обоим долгожданную свободу? За долгие годы это было уже третье их расставание. Она вспомнила то, первое. Два года назад…

2

Восемь лет они блистали на небосклоне шоу-бизнеса как самая счастливая и удачливая супружеская пара. Но в прошлом году, после трех неудачных сольных дисков, Джош стал просто невыносим, и Хлое пришлось расстаться с ним в надежде, что разлука отрезвит его и он поймет, что теряет.

Струйки дождя скользили по стеклам вагона первого класса, уносившего ее в Шотландию.

Был холодный январский день. Предместья Эдинбурга встретили Хлою унылой чередой безликих серовато-коричневых домов, по крышам которых ветер гонял мокрый снег. Кругом было серо и мрачно, как и у нее на душе. На мокрых лугах озябшие овцы жались друг к другу, стараясь укрыться от холода, и, наблюдая эту безрадостную картину, Хлоя, казалось, страдала еще больше.

Она допила свое Liebfraumilch, мягкое вино наполнило ее теплом и покоем, и ощущение вины, которое она испытывала всю дорогу, покинуло ее.

Она оставляла в прошлом все: Джоша, его ложь, пьянство, наркотики, бесконечные флирты; Салли, свою падчерицу, упрямое отродье Беверли-Хиллз, чья любовь к отцу была столь же сильна, сколь сильна была неприязнь к мачехе.

Хлоя никогда не могла понять, почему Салли так ненавидит ее. Видит Бог, она изо всех сил старалась быть хорошей мачехой, понимая, какое глубокое потрясение испытала маленькая девочка, на глазах которой медленно умирала от рака мать. Но, несмотря на все попытки Хлои хоть как-то восполнить Салли утрату материнской ласки, та, казалось, ненавидела ее все больше.

В 1972 году, когда Хлоя вышла замуж на Джошуа Брауна, Салли едва исполнилось восемь лет. Маленькая худенькая злючка с мышиными косичками; ее глаза цвета неспелого винограда выделялись на крошечном, не по годам строгом личике. Всякий раз, когда Хлоя с Джошем уютно устраивались у телевизора и, всецело поглощенные друг другом, наслаждались пышным чаепитием с любимыми гренками из черного хлеба с маслом и медом, тут же, как из-под земли, вырастала Салли.

Она стояла тихонечко, притаившись где-нибудь в углу, стараясь не быть замеченной, с суровым осуждением наблюдая счастливых новобрачных. Джош никогда не был для Салли заботливым отцом, так что Хлою нельзя было обвинить в том, что она лишала девочку отцовской любви, но в сознании Салли Хлоя всегда оставалась соперницей. С годами ревность к мачехе переросла в ненависть и Салли, повзрослев, стала понимать, что чем больше она ссорится с Хлоей, тем больше внимания получает от отца.

Как-то, вскоре после свадьбы, обсуждая меню с хозяйкой, их слуга Роберто обратился к Хлое, назвав ее миссис Браун. Салли, увлеченно читавшая книгу, неожиданно обрушилась на испуганного филиппинца с гневными воплями: «Не смейте ее так называть! Есть только одна миссис Браун – моя мать!»

Всхлипывая, она убежала в свою спальню, закрывшись там до прихода Джоша, которому только и удалось в конце концов утешить дочь в своих объятиях, проявив при этом такую отцовскую нежность, на какую только был способен.

Женившись на Хлое, Джош, стараясь угодить Салли, стал постепенно приобщать дочь к музыке. Салли начала увлеченно заниматься: в восемь утра у нее были уроки игры на гитаре, в девять – на трубе. Фортепиано она уже освоила в раннем детстве, а с пяти лет брала уроки пения. Джош часто обсуждал с Салли свою музыку: она была строгим и взыскательным критиком, и он с уважением относился к ее идеям и мнению, а она почитала его талант.

Восемь лет со дня женитьбы Джоша и Хлои пролетели для Салли в шумных забавах с отцом: они возились, как дети, боролись, Салли любила забираться к отцу на колени, обнимать его, хихикая. Она старалась как могла отвлечь отца от Хлои, разозлить мачеху. Часто ей это удавалось.

Хлоя же с первых дней замужества мечтала о ребенке. Она чувствовала, что ребенок сплотит их семью, принесет им полное счастье. Но, как они ни старались, все было напрасно. Хлоя посетила, казалось, всех светил мировой гинекологии. Но врачи приходили к единому мнению, что зачатию ничто не мешает, и совет был всегда одним и тем же: «Отдохните и пытайтесь снова».