Она тосковала по Стэну О'Херлихи, который время от времени великодушно позволял Эмералд возвращаться в его жизнь. Она покорно терпела его пьяные выходки, скверный ирландский характер, грязные похождения с самыми помоечными официантками и проститутками, которые, похоже, волновали его куда больше, чем она. Ему нужен был извращенный секс. Она терпела все это, пока в конце концов, после двух свадеб и разводов и десяти лет несчастливого супружества, Стэнли не врезался в дерево на своем «порше»; мгновенная смерть унесла и его, и чернокожую проститутку, которая была с ним в машине.

Эмералд была в глубоком трауре. Это произошло в 1970 году; она была в расцвете красоты и сексуальности, но, как ни странно, кинематограф она теперь не привлекала. Киностудии признавали ее как знаменитость, но уже не рассматривали как серьезную актрису, хотя к тому времени за ее плечами было уже пятьдесят фильмов. После столь длительного успеха она вдруг стала «некассовой» актрисой.

В светской жизни Голливуда она оставалась в кругу избранных, но для новой волны молодых режиссеров и продюсеров была вчерашним днем. Все-таки ей было уже далеко за тридцать, хотя ее ослепительная внешность и не выдавала следов увядания.

Эмералд философски отнеслась к тому, что Голливуд повернулся к ней спиной, и переехала в Италию. Там она выучила язык, снялась в нескольких дешевых итальянских и французских фильмах, пару раз вышла замуж, путешествовала, тратила все, что зарабатывала, до цента, и ждала того дня, когда она с триумфом вернется в Голливуд.

И вот сейчас, в своем гостиничном номере в Сиднее, любуясь, как садится солнце, скрываясь за фасадом красивого белого здания оперы, как догорают его отблески в водах сиднейской гавани, Эмералд думала о том, что она должна сделать все возможное и невозможное, чтобы получить роль Миранды. Она готова на все. Абсолютно на все.


Неделю спустя, вновь в своей голливудской квартире, Эмералд лежала на мягких зеленых полотенцах, в то время как Свен причинял адские муки ее позвоночнику, с энтузиазмом массажируя его своими крепкими скандинавскими руками. На немолодом, но все еще красивом лице Эмералд выделялись глаза, горевшие живым блеском. Более четырех десятилетий длилась ее звездная слава, и вот она снова возродилась, благодаря чудесам южноафриканской пластической хирургии и реабилитационной клинике для алкоголиков и наркоманов. За прошлый год Эмералд сбросила более тридцати фунтов, строго следуя диете, которая обрекала ее лишь на вареных цыплят и минеральную воду. Всю жизнь не знавшая умеренности в алкоголе, она теперь полностью очистила свой организм от ядов и токсинов, которые накапливались годами, и вот она снова в Голливуде, исполненная решимости покорить новый волнующий мир телевидения, завоевать лучшее эфирное время.

Эмералд придерживала стоявший на подушке телефон.

– Ты же знаешь, я буду участвовать в пробах, – говорила она в трубку. – Это не тщеславие, дорогой.

Ее агент; Эдди де Левинь, остался доволен ее ответом. С виду тщедушный, крошечный человечек, Эдди крутился в кинобизнесе еще со времен Свэнсона, его карьера была легендарной, а клиенты, благодаря его стараниям, всегда были самыми высокооплачиваемыми, так что в Голливуде за ним прочно закрепилось прозвище «шустрый Эдди». Эмералд была «крепким орешком». Недавно она решительно выгнала ребят «Морриса» и наняла Эдди. В Голливуде поступок Эмералд вызвал живую реакцию. Все эти годы, пока Эмералд боролась с приступами алкоголизма и наркомании, исправляла свои ошибки с мужчинами и совершала новые, «шустрый Эдди» ждал своего часа, ждал, когда она одумается и придет к нему, – ведь только он знал, как слепить новую Эмералд из тех обломков, что от нее остались. Это был агент, что называется, от Бога, не то что эти бесцветные подхалимы в серых фланелевых сюртуках. «Шустрый Эдди» заботился об актерах – и получал результат.

Свен закончил избиение, упаковал свой инструмент и ушел. Застонав от удовольствия, Эмералд, не одеваясь, направилась к зеркальному стенному шкафу изучать свои зеленые наряды.

Она почти всегда одевалась в зеленый цвет и лишь иногда – в белый. На фильмы, где она снималась, это не распространялось, но в жизни она носила только зеленые оттенки – фисташковый, цвет зеленой травы, зеленого горошка, оливковый – ее гардероб, развешанный в огромном, размером с комнату, стенном шкафу, переливался всеми возможными оттенками зеленой гаммы. Эмералд выбрала ментолового цвета блузку от Унгаро и в тон ей габардиновые брюки, защелкнула на шее свое повседневное изумрудное колье и отправилась в офис Эдди для выработки стратегии.

«Шустрый Эдди» говорил прямо, без обиняков. Хотя Эмералд и была на сегодняшний день его любимым клиентом, он не отказывался от своей привычки называть вещи своими именами.

– Эта дамочка Кэррьер – фаворитка, детка, – резко начал Эдди. – В этом нет никаких сомнений. Я сегодня разговаривал с Гертрудой, и она мне прямо сказала об этом. Эбби она очень нравится, да и телекомпании тоже, а за ними, как ты знаешь, решающее слово.

– Черт! – Эмералд сидела прямо, ее прелестные глаза горели. – Это английское ничтожество. Как они смеют предпочитать ее мне? Я звезда. А она певица ночных кабаков. Что мы можем сделать, Эдди?

– Все, что в наших силах, детка, все возможное, – мудро сказал маленький человечек, хмурясь под массивными очками. – Послушай, детка, единственное, что нам остается, – это упорно работать. Я уже сказал, что ты лучшая актриса, величайшая звезда, самая роскошная и талантливая. Я буду продолжать давить на них, малышка, но ты должна помочь мне.

– О, Эдди, дорогой, я обязательно помогу, ты же знаешь.

– Покажи им класс на пробах. Ты же прекрасная актриса, черт побери, несмотря на все твои дерьмовые фильмы и нелепые замужества.

Эмералд поморщилась. Да, верно, критики не любили ее, зато любили поклонники. Публика ее обожала. Продюсеры и режиссеры тоже любили, но не давали ролей, предпочитая Энн Бэнкрофт, Салли Филд и Джессику Ланж. Миранда Гамильтон открывала Эмералд новые горизонты, и она была решительно настроена добиться этой роли.

Телекомпания, Эбби и Гертруда в конце концов согласовали дату съемок проб. Финалисткам конкурса на роль Миранды были разосланы сценарии. Художники-модельеры приступила к охоте за костюмами. Для претенденток начались бессонные ночи. Голливуд жадно ждал новостей.

День съемки начался с сюрпризов погоды. Всю ночь над городом хлестал дождь, огромные серые облака сливались с тротуарами.


Хлоя проснулась в пять утра. Она с тревогой смотрела на шестифутовые волны, которые с тяжелым грохотом бились у порога ее дома в Транкасе, и с ужасом думала о том, что дождь опять перекроет все дороги в каньоне Малибу, и что тогда? Может быть, ей удастся проскочить по шоссе Вентура и пробиться к бульвару Голливуд через авеню Франклин. Но она доберется до студии в лучшем случае к семи тридцати. Накинув старый шенильный халат и всунув ноги в безразмерные банные шлепанцы, она спустилась в кухню. Пока варился кофе, она ждала у телефонной трубки ответа дорожно-патрульной службы, просматривая в очередной раз список приглашенных на пробы.

Вот они все здесь, имена шести финалисток, одобренных телекомпанией, Эбби и Гертрудой.

Значит, Пандора все-таки добилась участия, размышляла Хлоя. Или она собирается играть другую жену? В общем-то, она вполне годилась и на роль Миранды. Яркое, плутоватое лицо, к тому же она хорошая актриса, да и возраст подходит – О, Боже, еще одна соперница!

За чашкой кофе, потом под душем, она еще и еще раз взвешивала свои шансы, сравнивая себя с другими актрисами.

Сабрину Джоунс не стоит принимать в расчет. Все, да и она сама, знали, что она не годится. Но ее пригласили намеренно, чтобы ввести всех в заблуждение. Рекламный трюк Эбби, рассчитанный на то, чтобы привлечь внимание прессы и подогреть интерес публики.

Пандора Кинг? Возможно, она получит другую роль – первой жены, поскольку в списке она значилась как претендентка на обе роли. Она была известной и уважаемой актрисой, но всегда играла и будет играть только роли второго плана.

Розалинд Ламаз? Слишком специфична. Что бы ни говорила телекомпания, как бы ни сопротивлялись продюсеры, но было маловероятно, чтобы такая значительная роль досталась мексиканке. Это не будет соответствовать тому англосаксонскому духу, в котором хотели выдержать сериал Эбби и Гертруда.

Главными соперницами Хлои были Сисси и Эмералд – она в этом ничуть не сомневалась. Сисси была лучшей актрисой, чем Эмералд, да к тому же их союз с Сэмом укреплял ее позиции. Но Эмералд все еще оставалась величайшей из звезд, и Хлоя даже удивлялась, что она вообще согласилась участвовать в конкурсе. И все же, какого черта! – все они всего лишь актрисы, не так ли? Пекари должны печь, художники – рисовать, а актрисы – играть. Это их работа, их жизнь.

А, ладно, пусть победит лучшая, подумала Хлоя, одеваясь в джинсы, простую фланелевую рубашку Джоша и плащ, который повидал немало дождей в английской провинции, путешествуя с ней на гастролях. Она гнала свой серебристый «мерседес» сквозь проливной дождь; по пути встречались лишь одиноко стоявшие у обочин автомобили. Слава Богу, дорожный патруль сумел оставить каньон открытым. Огромные мужчины, вспотевшие, несмотря на холодный дождь, сгребали стекающие потоки грязи, угрожавшие перекрыть дороги по Пасифик Коаст. Выскочив на голливудскую автостраду, Хлоя смогла расслабиться и поставила в магнитофон пленку с записью текста сцены, в которой ей предстояло играть.

Английские интонации – ее и Лоуренса Диллингера, ее наставника, – заполнили салон «мерседеса». Хлоя придирчиво вслушивалась. Не покажется ли она слишком уж англичанкой? Похоже, на лучшее эфирное время пока не допускали иностранцев, за исключением, пожалуй, Рикардо Монтальбана, но он играл характерные роли. Любимцами экрана были лишь американцы, и к тому же очень молодые. «Ангелам Чарли» всем было по двадцать, да и куколки «Далласа» были, безусловно, намного моложе той группы, что собиралась сегодня в павильоне номер пять.