Джонни быстро ретировался. Ему была неинтересна пустая болтовня с этим древним голливудским ископаемым, которого его мать, Дафни, частенько с нежностью вспоминала. Зная о том, что в постели его дорогой мамочки перебывало пол-Голливуда, Джонни был достаточно хитер, чтобы вмешиваться в такие интимные подробности; он даже позволял себе шутки по этому поводу, так что похождения Дафни стали частью его репертуара анекдотов. Часто на исключительно мужских ланчах в «Ма Мэзон» по пятницам он рассказывал сказку о мамуле и деревенском ухажере, слегка приукрашивая историю на свой вкус.

Внезапно Хлоя увидела своего мужа, который, спотыкаясь, входил в зал. Джоша поддерживали под руки китаянки, а гости дружно приветствовали его и поздравляли, пока он не скрылся у стойки бара. Он был пьян, сильно пьян. Может быть, добавил еще и наркотики.

– Дорогой, – нежно проговорила Хлоя, прижавшись к нему. – Ты немножко опоздал, дорогой. У тебя все прошло хорошо? – Ее интонации сочетали заботливость супруги с чуткостью женщины.

– Да, малыш, опоздал, действительно, опоздал. – Джош нежно потрепал ее благоухающую гладкую щеку.

Он не собирался рассказывать о том, как провел время в «Беверли Уилшир». Он понимал, что совершил ошибку. Страшную ошибку. Он ведь так и не трахнул этих китаянок, хотя они и липли к нему, как кошки. Когда в голове прояснилось и он осознал, где находится, Джошу стало не по себе оттого, что он притащил с собой этих шлюх. Боже, если Хлоя что-то заподозрит, ему несдобровать! Но, кажется, она ничего не заметила.

– Почему бы тебе не принять душ и не привести себя в порядок, дорогой? – Хлоя старалась говорить как можно ласковее, зная, что за их разговором следят сорок пар глаз потенциальных сплетников.

Уже давно поползли слухи, что Джош стал погуливать и что за последние два года у них с Хлоей это было уже третье примирение. Все знали, что Джош гуляка, и многие удивлялись, как Хлое удавалось все эти годы удерживать его у домашнего очага.

«Леопард никогда не меняет нору, – мудро замечал Эбби. – Никогда».

После прихода Джоша вечер продолжался гладко. Подали многоярусный шоколадный торт, украшенный символической супружеской парой из розовой и коричневой глазури. Прибыло трио исполнительниц праздничных телеграмм, которые спели поздравление и показали стриптиз под одобрительные возгласы гостей. Произносились тосты за счастливую пару, которая выдержала десятилетие супружества – своеобразный голливудский рекорд. Хлоя невозмутимо смотрела на Джоша, скрывая за внешним безразличием глубокую боль от сознания того, что между ними все кончено. До свидания и прощай, ее «брак на века». Бессмысленно продлевать эту агонию. Краем глаза Хлоя наблюдала, как Джош игриво ласкает ухо одной из пришедших с ним женщин, как она поглаживает его проступающий сквозь джинсы возбужденный член, в то время как он пытается задрать юбку другой. Она видела все это – и чувства умирали.

Салли тоже видела это и, как преданная дочь, жалела отца. Но она с наслаждением наблюдала, как страдает, сгорая от стыда, Хлоя. Она читала в ее глазах жгучую боль обиды. Салли понимала, как ей, должно быть, тяжело видеть отца в компании этих женщин. Но Салли это не волновало. Может быть, они наконец разведутся, и она никогда больше не увидит Хлою. «Жалкая старая корова», – бросила она, заглатывая пиво и запивая его водкой, как это делал отец.

Хлоя подходила к гостям, смеялась, шутила, играя свою роль. Джош оставался на другом конце гостиной, окруженный своими поклонницами и обнимая двух пришедших с ним женщин. По мере того как он напивался, он становился все более грубым, агрессивным и, как заметила Хлоя, все менее привлекательным. Стареющий, седеющий, средневековая рок-звезда, пытавшийся казаться молодым. Это была утопия. Он курил наркотики и пил водку, он уже вышел в тираж, усталый, вымотанный.

– Он тебе не пара, дорогая, – шепнула ей Дафни. – Не то, не то, не то. Деревенщина, пьяница, никчемный человек.

«И к тому же он проиграл, позволив себе такую выходку», – подумала Хлоя.

Она чувствовала себя униженной. Было мучительно стыдно видеть своего мужа в компании этих странных женщин, сознавать его явное возбуждение от этой китайской игры в «дочки-матери». У нее было впечатление, что все происходит, как в замедленной съемке. Официант бесконечно подливал ей в бокал шампанское. Она плыла по комнате, беспристрастно наблюдая происходящее, безразличная ко всем и всему. Она догадалась, что Эбби уже ушел. Хлоя была рада, что ее потенциальный босс не оказался свидетелем ее позора. А что до других гостей, ей было абсолютно наплевать, что они подумают.

– Где моя жена?! Где же она?! – вдруг закричал Джош, отшвырнув самую крошечную из окружавших его проституток, которая играла с его волосатой грудью. – Иди сюда, Хлоя, спой нам, – заорал он и, медвежьей хваткой зажав ей руку, потащил к пианино.

– Нет, Джош, нет. – Хлоя пыталась вырваться. – Никаких дуэтов сегодня. Я не могу. Не делай этого, Джош, пожалуйста.

Джош, казалось, не замечал ее страданий. Пожав плечами, он поманил к себе девочку-китаянку, которая тут же подошла с мягкой восточной улыбкой.

Хлоя отчаянно молила, чтобы все ушли. В конце концов, словно читая ее мысли, гости начали расходиться.

Розалинд покончила с шестой порцией сливочного ликера и улыбнулась Алексу.

– Пойдем отсюда, сладкий. Это уже утомительно, – пробормотала она. – Ты на колесах?

– Да, конечно, – счастливо подхватил Алекс.

Его менеджер одолжил свой «кадиллак» – ему не хотелось, чтобы его нового клиента увидели на таком важном приеме в обшарпанном «мустанге». Алекс понимал, что его уход с приема в сопровождении Розалинд будет своего рода сенсацией. Хотя она на десяток лет и старше его, все равно она великая звезда. Алекс надеялся, что вокруг дома дежурят репортеры, готовые запечатлеть их с Розалинд для «Нэшнл Инкуайрер». Он мысленно отметил, что надо попросить агента по связям с прессой связаться с Арми и Хэнком и дать им эксклюзивный материал о новой «горячей» парочке. Может быть, Лиз Смит или Сьюзи даже пропихнут его в нью-йоркские газеты. Что тогда скажут у него в Индиане!

Джонни в этот вечер остался без добычи. Не то чтобы это волновало его. Подцепить кого-нибудь не составляло особого труда. В свои двадцать девять лет этот привлекательный парень довольно легко завоевывал женские симпатии, и если он еще не включился в нескончаемую игру свадеб и разводов, так только потому, что его волновали лишь достойные противники. Хлоя Кэррьер, к примеру, была именно той, что надо, и Джонни подумал, что мог бы бросить ей вызов.


Кэлвин из своего укрытия за домом видел, как Розалинд выходит в сопровождении Алекса. Он усмехнулся. Что за потаскуха! Повиснуть на жеребце, моложе ее лет на десять, ерошить его длинные светлые волосы, ласкать его в самых неприличных местах! Порочная шлюха. Мерзавка.

А где же Эмералд? Почему ее нет на приеме? Похоже, здесь собрались многие знаменитости. Ему, правда, и не говорили, что она собирается прийти, но, наверное, Хлоя ее все-таки не пригласила – из зависти, это несомненно. Завистливая британская сука. Они все завидуют Эмералд – она так прелестна, так мила. Беззащитная и очаровательная. Никто из этих потасканных мексиканских шлюх или английских коров ей в подметки не годится. Она королева. Богиня. Лучшая из всех.

Кэлвин посмотрел на часы. Половина первого. Он видел, как эта мексиканская помойка и ее самец-игрушка слились в поцелуе на переднем сиденье «кадиллака».

Непривычное возбуждение внезапно нахлынуло на него, когда он наблюдал, как они ласкают друг друга. Хотя он и презирал Розалинд, но, видя, как ее руки блуждают по телу Алекса, Кэлвин почувствовал волнение. Наконец Алекс освободился от горячих объятий Розалинд, завел мотор и помчал машину по шоссе; Кэлвин следовал за ними в своем зеленом «шевроле».


Когда гости разошлись, Хлоя начала трудный разговор.

– Это была последняя капля, Джош. Я хочу развода, и на этот раз я не шучу. Как ты посмел привести этих женщин в наш дом?

– Нет, малыш, пожалуйста, нет. Хлоя, я люблю тебя, ты знаешь. Всегда была только ты, детка. Всегда, ты знаешь об этом, – заплетающимся языком оправдывался он.

– О, прекрати это, Джош, ты долбишь одно и то же, как треснутая пластинка. Я не могу больше выносить твое бесконечное вранье. – Хлоя старалась приглушить боль в голосе.

Ее душили рыдания. Он причинил ей слишком много страданий. Сначала она пыталась убедить себя, что все его выходки – это несерьезно, так, развлечения, игра. Много раз пыталась простить его. Но сегодня вечером ее терпению пришел конец.

– Я больше не вынесу этого, Джош, – сухо сказала она. – Наш путь подошел к концу. Ты это знаешь. Мы должны разойтись, или я сойду с ума, потому что думаю, что ты сумасшедший, Джош.

– Нет, Хлоя, нет. Я не могу без тебя, – умолял он, стоя на коленях, слезы струились по его лицу.

Он прибегал ко всем уловкам, пытаясь убедить ее не разрушать их союз. Но, думая о прошлом, она вспоминала лишь старые обиды, и это все больше убеждало ее в том, что их брак окончен. Восточные женщины стали финалом. Это было невыносимо. Занимался он с ними любовью или нет – не имело значения. Одного того, что он хотел этого, было достаточно. Перед гостями, на их десятилетнем юбилее, он жестоко унизил ее. Оскорбил их союз. Обесчестил их обоих.

– Любви уже больше нет, Джош, – закричала Хлоя, не в силах дольше сдерживаться. – Это уже война, это ужасно, отвратительно. Все были свидетелями этого позора, и я больше не буду терпеть. Это уже болезнь, Джош.

Она выпила слишком много шампанского. Теперь оно прорвалось наружу бурей эмоций. Хлоя закрыла дверь спальни, приняла две таблетки валиума, скинула на пол одежду и, даже не сняв грим, провалилась в тяжелый сон.


Джош мчался по Пасифик Коаст в своем «кадиллаке» с откидным верхом. Он не замечал следовавшую за ним полицейскую машину. Его стереомагнитофон орал на полную мощность – Джош слушал свои последние записи и к тому же только что сделал очередной глоток водки из кожаной фляги фирмы Гуччи. Хмель и выкуренный до этого наркотик бодрили. Хлоя, разумеется, одумается, успокаивал себя Джош. Должна одуматься. Она нужна ему. Они же были неразлучной парой, не так ли?