– Молчать и задаваться вопросами – это не доводит до добра. Для того нам и дан дар речи, чтобы обсуждать все, что по-настоящему важно. – Он улыбнулся своей разящей наповал улыбкой, наверняка нарочно, чтобы я не могла опомниться. – По-моему, между нами что-то происходит. Я хотел убедиться, что это взаимно, прежде чем…

– Прежде чем?.. – эхом повторила я, хотя отлично понимала, что имеется в виду (никаких туманных намеков – мне нужна справка за подписью и печатью).

– Прежде чем я пойду дальше.

Я не вынесла прямого вопросительного взгляда и опустила глаза, ощущая, как вспыхнули мои щеки.

– Значит, по-твоему, между нами что-то происходит?

– А разве нет?

– Нет! – брякнул мой лживый язык.

Я заставила себя посмотреть Уолтеру в глаза в надежде, что он читает меня, как раскрытую книгу. Взмолилась, чтобы так оно и было.

«Прошу тебя, прошу! Научись никогда и ни о чем меня не спрашивать. Просто знай, что у меня на уме. Так ты избавишь нас от многих неприятностей!»

– Выходит, я ошибся.

Он поднялся, взял бокалы и вышел на кухню, а я, несчастная идиотка, осталась сидеть, сначала глядя ему вслед, а потом прислушиваясь, как льется в раковину вода. Когда оставаться в неподвижности стало совсем уж невыносимо, я встала и задом двинулась к окну, глядя на диван с таким ужасом, словно на нем лежало поверженным все мое будущее. Остановилась, только коснувшись спиной холодного стекла. В этом неживом, леденящем прикосновении было что-то от справедливого возмездия, и я стояла, принимая его как приведенный в исполнение приговор.

Вернулся Уолтер – как я полагала, пожелать мне доброй ночи и откланяться. Однако он прислонился к стене напротив. С полотенцем на плече, подсвеченный теперь уже боковым светом из кухни, он выглядел как будто даже еще сексуальнее, чем на диване перед камином.

И он хотел меня. Не просто хотел где-то там, в глубине души, а фактически выдал мне насчет этого справку за подписью и печатью – именно то, что мне и требовалось, чтобы на полном основании перейти к действию. Однако я продолжала стоять, прислонившись спиной к холодному стеклу, запрещая себе то единственное, к чему по-настоящему стремилась. Что ж, по крайней мере мне удалось подружиться с психоаналитиком. Чтобы получить столько советов за деньги, пришлось бы ограбить банк.

Уолтер улыбнулся осторожной улыбкой человека, который не знает, как быть дальше. Меня обдало жаром. Может, он все-таки прочтет мои мысли?

– Поговорим еще или хватит? – спросил он.

– Хватит, – буркнула я.

– По-моему, ты чем-то расстроена. – Он сделал шаг ко мне.

– Это мое обычное состояние!

Уолтер шагнул увереннее, попутно бросив полотенце на столик. Я буквально распласталась по ледяному стеклу. Вот он уже близко, так близко, что можно уловить аромат выпитого вина в его дыхании.

– А чем ты расстроена на этот раз?

– Сама не знаю…

Едва коснувшись стекла, Уолтер отдернул руку, воскликнув: «Ну и холод!» Самое время было перестать разыгрывать дурочку, но я даже не шевельнулась. Тогда он взял меня за руку и потянул прочь от окна. Я безропотно позволила усадить себя на диван. Он сел рядом, подогнув ногу и уронив руку вдоль спинки дивана, вплотную к моей спине. Время от времени пальцы пошевеливались, едва заметно касаясь меня и принося ощущение сродни электрическому разряду.

– Ты вся дрожишь.

– Проклятое окно, – процедила я, стиснув зубы, чтобы ненароком не застучали. – Холодное, как айсберг.

Рука скользнула мне на плечо, заставив непроизвольно (и уж совсем не к месту) сжаться. Само собой, этот воплощенный джентльмен сразу ее убрал.

– Как ты вообще? – участливо осведомился он.

– В полном порядке! – Я еще сильнее сжала зубы. – То есть, конечно, нет!

– Ты можешь по-человечески объяснить, что происходит?

Я зажмурилась и позволила заговорить опьянению:

– По-моему, дело идет к поцелую. Ведь ты хочешь меня поцеловать, правда?

Боже милосердный, избавь меня от этой пытки, любым способом! Можешь испепелить молнией, да и аневризма аорты тоже сойдет.

– Хочу. А что, не стоит?

– Еще как стоит! – заявила я, открывая глаза, чтобы решительно и без страха заглянуть в лицо неизбежности.

– Уверена? – с улыбкой поддразнил Уолтер.

– Нет.

– Какая ты все-таки странная! – Он потянулся, чтобы отвести с моих глаз упавшую прядь.

– Не обращай внимания, так, некоторая прелюдия. – Если бы можно было возненавидеть себя еще сильнее, я бы возненавидела, сейчас же я просто закрыла лицо руками. Боже мой, что я несу!

Рука снова опустилась на мое плечо. Вся на нервах, я соскочила с дивана как ужаленная, по-прежнему прижимая ладони к лицу.

– Ванда!

Услышав, что Уолтер встает с дивана, я приготовилась снова шарахнуться, но он взял мои руки и отвел их от лица. Это пригвоздило меня к месту. Приподняв мое лицо за подбородок, он заглянул мне в глаза. Я дышала как загнанный зверь, кровь бешено билась в висках. Уолтер скользнул взглядом по моему пылающему лицу, задержавшись на губах.

– Я ничего, ничего не понимаю…

– Ты подожди, я сейчас! Где-то в машине у меня валяется руководство по сексу.

– Вот и отлично! – засмеялся он. – Очень кстати. Я что-то совсем вышел из формы, просто никак не соображу, что делать. То ты на меня бросаешься, то шарахаешься. Наверное, правила изменились, а я и не заметил.

Он провел кончиком пальца по моему лицу. Ой, мамочка!

– Все дело в том, что… – я сглотнула, – тогда, у меня в квартире, мы были, можно сказать, совсем чужие. А сейчас…

– Что сейчас? – поощрил Уолтер, когда я запнулась.

– Сейчас… – Я сделала попытку поймать ускользающую мысль, но дыхание, овевающее щеку и ухо, мешало мне сосредоточиться. – Сейчас… ты мне не совсем чужой.

– Интересная мысль. – Уолтер помолчал, раздумывая. – Что ж, в этом есть какой-то смысл.

– Для меня уж точно.

– Тогда вот что. Давай притворимся, будто мы по-прежнему чужие, и поскорее. Потому что если мы не начнем целоваться самое большее через минуту, мне придется покинуть помещение.

– А ты уверен, что поцелуи требуют обсуждения? Нормальные люди просто приступают, и все.

– Я и сам раньше так думал…

Рука прошлась по моим волосам, раздвигая пряди, щекоча кожу, посылая всюду волны жара. Когда ладонь легла на щеку, я прижалась к ней, впитывая тепло, я потянулась следом, когда она отстранилась. Очень близко был слышен звук дыхания, такого же частого, как мое.

– Но с тобой все иначе… – прошептал Уолтер мне на ухо. – Так что ты просто обязана как-нибудь дать мне понять, что настал момент перейти к поцелуям.

– Момент настал.

Рука тотчас обвилась вокруг талии и привлекла меня, с силой и в то же время осторожно.

У него были на редкость мягкие и сладкие губы, но я скоро убедилась, что они умеют быть и требовательными. Как это говорится? Первая волна пришла и подняла нас на своем гребне. Господи, до чего же точно! Когда она отхлынула, у меня подкосились ноги от неожиданного изнеможения, и пришлось ухватиться за плечи Уолтера, чтобы устоять.

– Ты что?

Мне не сразу удалось ответить. Сердце металось в груди, как обезумевшая птица по клетке. Мы достигли точки невозврата. Дороги назад не было.

– Конченый я человек, вот что.

Опять мой болтливый язык! Уолтер сделал попытку отстраниться, но я только крепче прижалась к нему, потому что новая волна уже грозила накрыть меня с головой. Наши губы снова встретились. До чего свежим было его дыхание! Привкус вина был как привкус спелого винограда, сорванного прямо с кисти в благоуханном осеннем саду. Этот красивый образ оказался удивительно кстати, он провоцировал, и я обвилась вокруг Уолтера, как виноградная лоза вокруг надежного и крепкого ствола. Когда он оторвался от моих губ, я не сразу нашла в себе силы поднять тяжелые веки, а когда посмотрела на него, он улыбался.

– На этот раз можешь быть спокойна – я не стану верещать, как девчонка, которой лезут под юбку.

Разгоряченный, он выглядел еще привлекательнее, еще сексуальнее. Хотелось стиснуть его в объятиях изо всех сил, чтобы он понял, до чего он мне нравится, и я наконец позволила себе это, оттеснив некстати всплывший в памяти образ: бутылка дорогого французского вина рядом с пакетом бормотухи. Я даже ухитрилась хихикнуть над этим образом.

– Только учти, я не занималась любовью три года.

– Ничего страшного. Это как умение ездить на велосипеде – в нужный момент всплывает в памяти.

– Да я не об этом, глупый! Три года, понимаешь? Три года!

Я подчеркнула невообразимую продолжительность этого срока, в два рывка сдернув с Уолтера галстук.

– Ты потрясающая!

– Ни слова больше, мой Ромео. Надеюсь, ты проникся тем, сколько времени я потеряла? Давай наверстывать!..

В первый раз это было как утоление давнего и мучительного голода: скорей, скорей, все один сплошной неистовый рывок. Второй раз был более медленным, осознаннее, более протяженный и гармоничный (во всяком случае, мы не сшибли журнальный столик). Третий длился еще дольше, этакая долгая дорога к познанию друг друга, полная прикосновений и ласк. Потом, так и не разжав объятий, мы впали в сладостное оцепенение прямо на ковре перед камином, где теперь лениво мерцали последние угольки.

Когда мы продрогли, Уолтер снова развел огонь. Принес покрывало и набросил на меня. Затем забрался под него и с удовлетворенным вздохом устроился поуютнее, прижавшись грудью к моей спине и зарывшись лицом в волосы.

– Было здорово, правда? – Он не столько спрашивал, сколько констатировал факт.

– Мм… – только и удалось вымолвить мне в знак согласия.

Некоторое время мы лежали молча, глядя на огонь и наслаждаясь чувством покоя и довольства, когда вдруг, уже в полусне, Уолтер проговорил: «Люблю тебя…»

Он, должно быть, уснул сразу после этого, но мои глаза раскрылись на всю ширь, и никакое усилие уже не заставило бы их закрыться.