Интерес Кэсс подогрел энтузиазм Бена.

— Пожалуй, да. До этого мы все — мои родители, сестра и я — жили в Саммер-Хилле с бабушкой и дедушкой одной большой, дружной семьей. Места, разумеется, у нас было много и прислуги достаточно, но мы чувствовали себя счастливыми независимо от этого. Хотя мой дед абсолютно не походил на доктора Мерфи, он в своей жизни сделал немало хорошего. Энергичный, обаятельный, удачно сочетавший бизнес и семейную жизнь, он был центром нашего мира, а когда умер, все куда-то ушло. Через год бабушка переехала из Саммер-Хилла в Сан-Франциско к своей сестре — дом без деда стал для нее пуст. Нас с Фейт отправили в пансионат на восточное побережье, а мой отец, заколотив дом в Саммер-Хилле, взвалил на свои плечи дела компании. Но в отличие от деда и от меня отец ненавидел мир бизнеса, а потому они с мамой решили, что бизнес может подождать, пока подрастет их сын. Я всегда был серьезным ребенком, хорошо учился, и у меня обнаружилась склонность к бизнесу. Я знал, что унаследую дело деда, и готовил себя к этому; но как же мне его не хватало! И все-таки я иногда думаю, что он бы и сейчас мной гордился.

Снова наступила тишина, и у Кэсс комок подступил к горлу. Почему этот человек так ее волнует? Она могла без труда представить себе Бена и мальчиком, скучающим по деду, и молодым человеком, принимающим дела у своего отца.

— Что ж, теперь я надеюсь услышать что-нибудь от вас. Хотя бы самую малость, а? Например, кто был вашим лучшим другом? Кто был моим, вы, верно, уже догадались.

— Ну, это очевидно. — Кэсс не успела обдумать свои слова, как у нее вырвалось: — Ваш лучший друг — это ваш шафер, который живет в Нью-Йорке.

— А вот и не угадали! Мой лучший друг — Фейт. Что бы ни случилось, я всегда могу на нее положиться. Мы замечательные партнеры. Кроме того, я очень близок с ее мужем, Дэвидом. Они оба умные, с великолепным чувством юмора и вам понравятся. А теперь, Кэсс, хотя бы намекните, кто ваш лучший друг?

— Мой лучший друг живет во Флориде в городе Тампа и занимается дизайном ювелирных изделий. Серебряная булавка у меня на лацкане — ее работа. Мы дружим с ней с самой школы, и я квартировала у нее до того времени, как перебралась в Лос-Анджелес.

— Вот видите, не так уж трудно было это рассказать. Лиха беда начало. Но как вы оказались в Тампе — я думал, что ваша семья живет в Майами…

— Так оно и было. Я выросла в Майами, в семье своего деда. Потом мы с моей подругой вместе поступили в колледж, и это стало началом моей весьма пестрой карьеры. Я увлекалась фотографией и одновременно ювелирным делом, и мы переехали в Тампу, где я помогла подруге начать собственное дело, а сама решила сосредоточиться на английской литературе. Затем я уехала в Калифорнию, где стала работать стилистом у модного фотографа и одновременно закончила университет, получив степень. Потом, совершенно случайно, я попала на фирму «Ксандер», куда меня взяли читать закадровый текст рекламы, а два месяца назад распрощалась с фирмой и вернулась в Майами. Теперь вы знаете все подробности моего грешного прошлого.

— Ну уж и грешного!

Бен, по-видимому, был доволен — он смотрел на нее искоса и улыбался.

Погода между тем все больше портилась, и Кэсс подумала, что эта езда с природой наперегонки не предвещает ничего хорошего. Бен, однако, не желал обсуждать погоду.

Сама не зная почему, она вдруг стала рассказывать ему о самом главном:

— Моя заветная мечта — заниматься творчеством. Хочется как-то выразить себя, хотя и восхищаюсь такими людьми, как доктор Мерфи и ваш дед. Мне бы тоже хотелось помогать людям, хотя я точно не знаю, что это такое. Вот почему я все еще не могу определиться, а только мечтаю.

— Творчество… — задумчиво протянул Бен. — Оно предполагает независимость. Что у такого устроенного, приземленного парня, как я, может быть общего с человеком, который любит вольную жизнь?

— Значит, — заметила она, — вам нужна совсем другая женщина. Вам, наверное, трудно представить ее в Саммер-Хилле, не так ли?

— Вы угадали. Тамара вообще не смогла бы жить просто и буднично, как я живу сейчас, а уж та жизнь, которую я собираюсь вести в Саммер-Хилле, и вовсе не по ней. Но я уверен, что вам, Кэсс, удастся возродить Саммер-Хилл. Для этого нужен творческий человек, заинтересованный в том, чтобы дом заново воскрес. Вы могли бы осветить своим присутствием и его, и мою скучную жизнь тоже.

Кэсс почувствовала, как запылали ее щеки. Зачем он так откровенен с ней, зачем все время смущает ее своими комплиментами? Неужели она ему так нужна, что он готов впустить ее в самые заветные уголки своей души? Красивый, одаренный, уверенный в себе, он хочет узнать ее поближе и как друга, и как возлюбленную — так что же в этом плохого? Он пробудил в ней неизведанные чувства и теперь открывает перед ней необыкновенные возможности…

Или, скорее, невозможности.

«Спустись на землю, Кэсс, не то тебе будет худо. Разве не этому тебя учит жизнь?»

Даже в Калифорнии Кэсс никогда не видела, как идет снег, потому что ни разу не поднималась в горы.

Они остановились у небольшой бензоколонки, чтобы заправиться, и, пока Бен разговаривал с молоденьким заправщиком, Кэсс, стоя в дверях конторы, любовалась снегом. Зрелище было удивительным. С момента завтрака прошел всего час, а снег уже сплошь покрыл землю — он оседал на ветвях деревьев и на телефонных проводах, лежал повсюду…

Бен непринужденно засмеялся, и Кэсс почему-то захотелось выйти. Пусть ненадолго, но она должна оказаться подальше о него, от его раскатистого смеха.

Ей представилось лето в Саммер-Хилле — семейные сборища у сверкающего на солнце бассейна, теннисные корты, конюшни с роскошными лошадьми. Теплые дни, располагающие к мечтательности…

Засунув руки поглубже в карманы дубленки, Кэсс решила попробовать, что такое снег, и прямо в своих итальянских туфельках сделала шаг на улицу.

На шоссе не было машин, и крохотная бензоколонка напоминала популярную игрушку — стеклянный шар с домиком внутри, в котором, если потрясти, начинали кружиться снежинки, — такие игрушки обычно продавались в магазинах подарков ближе к Рождеству. Но в реальной жизни сильный снегопад казался Кэсс чем-то невероятным: Одинокая бензоколонка была окутана белой завесой бесшумно падающего снега.

Ее взгляд переместился с бензоколонки на лимузин. Мотор работал, внутри было тепло, щенок спал в своей коробке. Он все еще приходил в себя, и сон был для него лучшим лекарством.

Задержавшись на минуту в дверях конторы — видимо, для того, чтобы оценить погоду, — Бен завинтил крышку бензобака, смахнул снег с лобового стекла, потом вынул из коробки щенка, у которого теперь было имя — Мерфи, чтобы дать ему возможность справить свои дела. К сожалению, для этих дел приходилось останавливаться все чаще.

Кэсс выехала со стоянки, но, прежде чем свернуть на основную дорогу, остановилась и вышла из машины. Ей захотелось еще раз посмотреть на крошечную, окутанную снегом бензоколонку.

Вокруг было тихо — это снег приглушил все звуки. В ушах Кэсс уже не звучал раскатистый смех Бена. Скоро, очень скоро она вообще его больше не услышит, и ей придется жить без него, потому что все эти разговоры о том, что они будут вместе, — сумасбродство и дикость. Именно дикость.

Вот на этом и надо сосредоточиться.

Из-за снега кругом трудно было что-либо различить, поэтому Кэсс испытала настоящий шок, когда неизвестно откуда вынырнул белый седан.

— Доброе утро, — сказал Боб Селлерс, опустив, как обычно, боковое стекло, после того как Боб Уайткасл остановил машину буквально в нескольких дюймах от нее.

— Мы уже здоровались, — отрезала Кэсс. Она злилась на эту парочку не меньше Бена.

Тем не менее ей пришлось пережить еще один шок, когда Боб Селлерс, высунувшись из окна, открыл коричневый конверт, чтобы она увидела его содержимое: толстую пачку зеленых стодолларовых купюр.

— Это займет всего несколько секунд, Кэсс, — сказал Боб Селлерс. — Возьмите конверт и суньте его куда-нибудь подальше. Потом пересчитаете. Я не стану говорить вам, сколько в конверте этих маленьких зелененьких птичек, но уверяю вас, мой клиент очень щедр.

— Нет.

— Клянусь, это легче легкого: вы открываете багажник, а сами смотрите в другую сторону, и мы в считанные минуты делаем свое дело. Когда Бен обнаружит пропажу, он уже ничего не сможет предпринять. В результате мы все вернемся к своим обычным занятиям.

Прежде Кэсс не особенно задумывалась о том, кто эти люди, и только сейчас поняла, что они лебезят перед ней, надеясь уговорить ее сделать подлость. Она твердо посмотрела Бобу Селлерсу в глаза и с удовольствием сказала:

— Нет.

В этот момент что-то привлекло его внимание за ее спиной. Это мог быть только Бен. Боб Селлерс мгновенно убрал конверт, а Боб Уайткасл рванул с места.

— Но помните, — успел тихо сказать Селлерс, — как только вы решитесь, мы будем готовы… Конверт все время при нас, так что на бензоколонке или на стоянке — все равно где — мы его вам передадим.

— Мне никогда раньше не хотелось кого-нибудь ударить, но теперь просто руки чешутся, — заявил Бен, появляясь из-за лимузина со щенком на руках.

Кэсс подняла на него глаза:

— Вы слышали, что я отказалась?

— Нет, но зато видел, как он спрятал конверт.

Ей предложили баснословную сумму, притом наличными, а она просто взяла и отказалась. Нет, и все. И Бен об этом знает.

Вытащив руку из кармана, он протянул ей желто-коричневую вязаную шапочку.

— Ее связала бабушка нашего заправщика — она подходит по цвету, и вам в ней будет тепло. Жаль, что бабушка не вяжет варежек.

Стало быть, он не желает обсуждать ни деньги, ни то, что она сделала, словно именно этого ожидал от нее.

Улыбнувшись, Кэсс взяла шапочку, и Бен повел ее к машине, наблюдая за тем, как она осторожно ступает по скользкому снегу в своих туфельках.