Я знаю, что нравлюсь Дереку, но насколько сильно? Он отчаянно старается сохранять расстояние между нами и не хочет признавать, что между нами могло быть что-то большее, чем просто перепих.

Я извиваюсь в его хватке.

— У меня все зудит.

Он смотрит вниз на мою шею и грудь.

— Успокойся и позволь «Бенадрилу» сделать свою работу, — говорит он.

— Я не самый спокойный человек, — жалуюсь я.

— Я знаю, — он освобождает мои руки. — Позволь, я тебе помогу. Ты уже и так причинила себе вред... у тебя царапины по всей шее. Все будут думать, что на тебя кто-то напал.

— Единственное, что облегчает зуд, это возможность почесать кожу.

— Да, и единственное, отчего твоя кожа воспалится еще больше, если ты будешь царапать ее своими долбаными ногтями. Если ты пообещаешь стоять спокойно, я тебе помогу.

— Что ты собираешься делать?

— Держи руки по бокам и доверься мне.

Довериться. Снова это безобразное слово.

— Послушай, у меня зудит кожа. Тебе не понять, потому что у тебя нет аллергии на фиолетовую глазурь.

— Ш-ш. Ты слишком много говоришь. Закрой глаза.

— Нет.

— Ты такая упрямая.

— Спасибо.

— Это не комплимент.

Я заставляю его опустить глаза своим пристальным взглядом, но когда зуд становится сильнее, сдаюсь и терпеливо жду его способ решения проблемы.

Я втягиваю воздух, когда он вычерчивает на моей шее медленные, ритмичные круги кончиками пальцев, вызывая на коже покалывание вместо зуда. Выбрасываю из головы все мысли и держу глаза закрытыми, давая ему полную свободу действий.

— Ты напоминаешь кошку, — говорит он вполголоса.

Он прослеживает линию моей челюсти, изгиб шеи, грудь... опускаясь слегка ниже внутрь ложбинки, выглядывающей из платья, прежде чем осмелиться дать задний ход. Его пальцы настолько ласковые, что у меня кружится голова, и я хватаюсь за него.

Чувствительное касание его пальцев посылает небольшие разряды электричества по моим венам.

— Ммм... — я издаю стон.

Его пальцы задерживаются на моих плечах, затем повторяют весь процесс снова.

— Ты слишком сильно наслаждаешься этим, Лапочка.

— Так и есть, так что продолжай, Ковбой.

Его смех глубокий и искренний, такой же, как и он сам.

— Да, мэм, — говорит он с сильным южным акцентом.

Мгновение спустя я чувствую, как нежное прикосновение его пальцев сменяется мягкими, теплыми губами. Его дыхание успокаивает мою кожу, и зуд стихает.

Мои внутренности превращаются в жидкое пламя, когда я притягиваю его ближе.

— Что вы делаете? — раздается зычный голос бабушки Дерека от дверного проема.

Я резко поднимаю голову вверх и теряю равновесие, но Дерек уверенно подхватывает меня. Как мы будем это объяснять? Она не слепая. Мои глаза были закрыты, но не ее. Никак не уйти от того факта, что губы Дерека были на моей шее, а я притягивала его ближе.

— Я помогал ей, — объясняет Дерек.

— Хм-м, — неубедительно отвечает его бабушка. Она сужает глаза, поднимая палец и качая им из стороны в сторону.

— Я родилась не вчера и понимаю, между вами двумя что-то происходит. Ну же, Дерек. Некоторые гости собираются уходить, тебе, как виновнику торжества, нужно с ними попрощаться. Помощь Эштин ты можешь закончить позже.

Дерек проверяет, исчезает ли сыпь у меня на груди и руках.

— Ты хочешь присоединиться ко мне внизу или останешься здесь наверху?

Зуд уже стихает. Я мельком смотрюсь в зеркало и поеживаюсь — моя кожа по-прежнему покрыта сыпью. Этот вечер проходит не так, как я себе представляла. Я была готова к тому, чтобы играть грязно, но такого я даже вообразить не могла.

— Может, мне просто следует вернуться в общежитие.

— Нет, — Дерек качает головой. — Ты здесь останешься на ночь, а утром я отвезу тебя в «Элит». Хорошо?

Я отправляюсь в свою прекрасно обставленную комнату, пока Дерек вместе со своей бабушкой проводит следующий час, прощаясь с гостями. Мой хоккейный свитер и шорты выстираны и лежат на кровати. Я снимаю платье, затем надеваю свою одежду и проскальзываю под одеяло, оно такое мягкое. Я заворачиваюсь в него и включаю телевизор.

Бабушка Дерека стучится первой. Она входит в комнату, выглядит при этом она элегантной и полностью собранной, даже после приема практически сотни гостей. И прическа волосок к волоску.

Должно быть, я выгляжу ужасно.

— Спасибо, что одолжили мне платье. Оно красивое.

— Не благодари меня. Оно твое, можешь его себе оставить.

— Нет, я не могу.

— Да, ты можешь, и да, ты оставишь. Не спорь со старой непреклонной леди. Ты не переспоришь, — она наклоняется проверить мою шею. — Все еще зудит?

— Думаю, уже лучше, — отвечаю я ей.

Удовлетворенная, что у меня больше нет аллергической реакции на фиолетовую глазурь, она садится на стул рядом с кроватью. Положив руки на колени, она смотрит на меня такими же глазами, как у Дерека.

— Итак... я знаю, что между тобой и моим внуком что-то происходит. Может, объяснишь что именно?

Я выключаю телевизор и полностью обращаю свое внимание на нее.

— Мм... Собственно, я не уверена. Может, вам лучше спросить у Дерека?

— Я спросила.

— Что он сказал?

— Мой внук не слишком сговорчив, когда идет речь о том, чтобы поделиться подробностями его жизни, дай ему бог здоровья.

— Потому что ты потом используешь их против меня, — вступает в разговор Дерек, появляясь в комнате. Свой костюм он сменил на спортивные штаны и футболку и теперь больше похож на того Дерека, которого я знаю.

Он подходит к изножью кровати и спрашивает, указывая на мою шею:

— Как ты?

Я приподнимаю голову, чтобы продемонстрировать ему свою грудь.

— Лучше. Все прошло, за исключением нескольких царапин.

— Хорошо.

В том взгляде, которым он смотрит на меня, слишком легко затеряться — эти глаза говорят о гораздо большем, чем любые слова.

— Мне необходимо пойти проверить персонал и убедиться, что вся еда упакована, — говорит бабушка Дерека, поднимаясь со стула и выходя из комнаты. — Оставьте дверь открытой.

Когда его бабушка оставляет нас наедине, Дерек приподнимает простыни и говорит:

— Подвинься немного, чтобы я мог сесть.

— Твоя бабушка сказала, что тебе нужно...

— Я знаю, что сказала моя бабушка. Двигайся.

Я сдвигаюсь в сторону. Это так хорошо, что он рядом, но даже если физически мы близко, то внутренне между нами бездна.

Я включаю телевизор и пытаюсь уменьшить злость.

— Мне нужен дома телевизор в моей комнате. Это так здорово.

Долгое время мы ничего не говорим. Идет какой-то фильм, но я не обращаю на него внимания, потому что слишком отвлекаюсь на Дерека, сидящего рядом со мной.

— У меня ничего не было с девушкой, с которой ты меня видела сегодня, — говорит он. — Она хотела, чтобы я поднялся с ней наверх и ушел с вечеринки, но я отказался.

— Почему?

Он долго не отвечает, а затем берет пульт и выключает звук телевизора. Он запускает руку в волосы, и я задерживаю дыхание, ожидая его ответ. Он поворачивается ко мне, пленяя меня пристальный взглядом своих глаз, и произносит:

— Из-за тебя. 

Глава 47

Дерек 

Правило номер один в футболе — не позволяйте вашему противнику понять ваш план игры. Я просто раскрыл себя.

Только то, что я не могу перестать думать о девушке, не значит, что я парень, который должен все делать правильно в своей жизни.

— Я не хочу причинить тебе боль.

— Каждый, кто мне не безразличен, причиняет мне боль, — говорит она. — Я привыкла к этому.

— Я не намерен оказаться в этом списке.

— Поэтому ты не хочешь заботиться о ком-то, кто уже, возможно, имеет реальные чувства к тебе?— она дарит мне слабую, ранимую улыбку.

— Послушай, в моем прошлом была дерьмовая ситуация, я просто не готов отпустить это... не сейчас, по крайней мере.

— Я тоже прошла через дерьмо, Дерек. Большая часть моей жизни тратится на попытки пробраться через него, — в отчаянии она вскидывает руки. — Я все время за все борюсь, но я не вижу, что ты борешься за что-нибудь. Это выглядит так, словно ты хочешь наказать себя за какой-то неизвестный проступок.

— Ты права.

Эта независимая девушка, которая играет в футбол, и у которой шкура толще, чем у многих знакомых мне парней, заставляет меня хотеть поделиться с ней тем, чем я никогда и ни с кем еще не делился. Я делаю глубокий вдох и выпускаю все то, что я держал в себе так долго.

— В день, когда умерла моя мама, мне позвонила в школу медсестра из госпиталя. Она сказала, что мама спрашивала обо мне весь день, — я отбрасываю голову назад, потому как вспоминать это все еще больно. Я бы сделал все что угодно, чтобы повернуть время вспять и снова пережить тот день. — Сначала я пошел на тренировку, Эштин. Я поставил футбол выше мамы... Я поставил его выше чего-либо еще. Когда я, наконец, приехал в госпиталь, она уже умерла.

Два дня спустя я стоял и смотрел, как они опускают гроб с мамой в землю. Я подвел ее. Ее смерть была такой постоянной, такой окончательной. У меня никогда не будет второго шанса сделать что-то для нее.

— Я поклялся никогда больше не играть в футбол после ее смерти.

— Это не твоя вина, что она умерла, Дерек, — Эштин кладет руку мне на плечо, ее длинные женственные пальцы дарят тепло и комфорт. Я бы хотел, чтобы в тот день она была рядом со мной у могилы, я бы не чувствовал себя таким одиноким. Тогда я решил перестать о чем-либо или о ком-либо заботиться, и в конечном итоге перестать что-либо чувствовать вообще. Это работало.