Одри Карлан - Лучше быть, чем казаться

– А, великолепно. Благодарю вас, мистер Каннингем, за то, что привели ее так быстро, – сказал врач Максу, а затем сосредоточился на мне. – Теперь, когда вы и ваша сестра здесь, я могу проинформировать вас обеих. Мистер Сандерс, очевидно, пытается дышать самостоятельно. Сейчас его усилия достаточны, чтобы мы перевели искусственную вентиляцию в режим, когда она начнет снабжать его воздухом лишь при падении уровня кислорода в крови ниже определенного уровня.

Я облизнула губы и медленно вдохнула, собираясь с мыслями.

– Это означает, что ему лучше? Что лекарства работают?

Доктор вздохнул.

– Мы не знаем наверняка, но это определенно хороший признак. Исходя из моего опыта, пациенты, которые начинают дышать самостоятельно, поправляются гораздо быстрее. В случае вашего отца проблема заключается в том, что он уже в коме, причины которой мы не в состоянии объяснить. Все его показатели были в норме до тех пор, пока он не заразился вирусом, после чего последовало два анафилактических шока, вызвавших обширный инсульт. Существовал серьезный риск, что он не сможет дышать без искусственной вентиляции. Хорошо, что он пытается дышать самостоятельно, но на восстановление может потребоваться много времени, так что нам остается лишь ждать и наблюдать. Еще несколько дней, и мы будем знать больше, но пока я бы сказал, что прогноз выглядит существенно лучше.

Сообщив это, он закрыл медкарту отца, повесил ее на кровать и вышел из комнаты.

Мэдди, волоча ноги, подошла ко мне.

– Это же хорошие новости, верно?

Ее губы дрожали так же, как в те времена, когда моя сестренка была еще маленькой девочкой и пыталась держаться храбро.

Я притянула Мэдди к себе. Она обхватила меня своими длинными руками, и мы прижались друг к другу.

– Я думаю, да, малышка. Я, правда, так думаю. Папаня сильный. Ему пришлось несладко, но у него есть мы, и он должен вернуться к нам. Это что-то да значит. Этого должно хватить.

Макс подошел к нам сзади и прижал нас обеих к своей теплой, широкой груди.

– Этого достаточно. Поверьте мне, дамы, вы обе – это более чем достаточно.

– Согласен, – сказал Мэтт и улыбнулся моей сестре.

Еще одно очко в пользу Мэтта. Он провел с Мэдди здесь целый день и ушел только ночью, когда больница закрылась для посещений, но вернулся при первой возможности. Его родители тоже заходили каждый день на пару часов. Семейство Рейнсов, определенно, прикрывало наш тыл. Они будут любить Мэдди всю жизнь, а дети, которых в свое время заведут Мэтт и моя сестренка, будут избалованы и не узнают нужды ни в чем.

Отлично сработано, Миа. Я мысленно похлопала себя по спине. Единственное, что я сделала правильно. Воспитала свою сестру так, чтобы она выросла кем-то бо`льшим, чтобы стремилась получить от жизни все и работала ради этого. Она была на пути к своей цели, и я не могла нарадоваться за нее. Теперь, если немного эта удача осенит и меня, приведя домой Уэса и вернув папу в мир живых, я тоже буду совершенно счастлива.

С этой мыслью я выдернула мобильник из кармана и сбросила сообщение единственному человеку, которого не желала видеть ни за что на свете.

Одним движением пальца я нажала на клавишу отправки. Хрен с ним, и хрен со всеми его угрозами.

Позже вечером мне наконец-то позвонил тот, чьего звонка я ждала весь день.

– Привет, Уоррен, – ответила я так поспешно, что слова превратились в какую-то абракадабру.

– Привет, Миа.

Голос Уоррена прозвучал не тепло, но и не холодно. Он был тверд и полон печали. Господи, нет.

Я села на край кофейного столика и мысленно подготовилась к худшему. Макс бросил взгляд на меня и подался вперед, положив руки на колени. Я сжала его ладонь в своей, вцепившись в нее так сильно, что побелели костяшки пальцев.

– Просто скажите мне. Он мертв?

Две секунды, прошедшие в ожидании ответа Уоррена, показались мне вечностью. Я никогда не забуду, как чувствовала себя в тот миг. Убитой. Проигравшей. Сломленной. Три состояния, о которых я никогда не хотела вспоминать, настигли меня с быстротой искры, выскакивающей из-под кремня. К счастью, пламя так и не занялось.

– Нет, милая, он не мертв.

Уоррен втянул воздух и откашлялся.

– Он в больнице?

Уоррен в ответ глубоко и печально вздохнул. Этим все было сказано. Я знала. Черт возьми, я это знала! Он был жив, но все равно потерян. Мужчина, которого я любила, мужчина, с которым хотела провести остаток своих дней, мужчина, ради которого я семь месяцев ломала стены, окружавшие мое сердце, – этого мужчину держали в заложниках радикалы-террористы за полмира отсюда, а я была здесь. Сидела на столике в отеле, практически совмещенном с больницей, где мой отец боролся за жизнь. Мой мир погрузился в еще больший хаос, чем раньше, и я понятия не имела, как это исправить.

– Послушай меня, сейчас этим занимаются президент и госсекретарь. Конечно, США не ведут переговоров с террористами, но мы связались с другими представителями правительства в Индонезии.

– Индонезия? Разве они вели съемки там? – не понимая, спросила я.

– Нет, они снимали в отдаленном регионе на севере Шри-Ланки. В северной части острова террористических атак не было с две тысячи девятого года, и хотя в стране сохраняется сильное военное присутствие, но не так далеко на севере. Это считается опасным районом.

– Так какого же черта они снимали там, если это опасно?

– Милая, – простонал Уоррен, – производственная группа нашла там несколько уникальных локаций для батальной сцены, а твой парень хотел, чтобы все было снято идеально.

Проклятье, Уэс. Разумеется, он пытался отличиться в своей новой роли, доведя все до полного совершенства.

– Глупо, – процедила я сквозь сжатые зубы.

– Ну, как бы там ни было, среди тех, кто попал в плен, твой Уэстон и Джина ДеЛука, актриса, играющая главную роль.

– Джина ДеЛука, – пробормотала я, чувствуя, как одно это имя наждаком царапает мои раздраженные нервы.

– У радикалов они двое и еще четверо из съемочной группы. Но ситуация выглядит паршиво. Миа, милая, я должен кое-что сказать тебе.

Его голос стал суровей – таким голосом говорят, когда хотят, чтобы их выслушали, и когда то, что будет сказано, перевернет весь мир слушателей.

Сглотнув страх, я ждала продолжения. Рука Макса была теплой – она излучала любовь и поддержку, и я сдавливала ее до боли, но Макс не двигал ни единым мускулом.

– Военным отправили видео, которое они переправили нам.

– Что на этом видео, Уоррен?

По позвоночнику пробежала дрожь ужаса, и я села прямее. Желудок так скрутило, что я едва могла дышать.

– На этом видео говорил твой парень. Он стоял на коленях, лицом к лицу с другим членом съемочной группы. Они заставили его сказать то, что хотели.

Тут голос Уоррена оборвался, и раздалось два или три прерывистых вздоха.

Слезы хлынули у меня по лицу, словно тело прежде разума поняло, что ситуация из просто ужасной превратилась в необратимо чудовищную. Макс попытался вытереть слезы, но я тряхнула головой.

Уоррен прочистил горло и стоически продолжил:

– Э-э, по его словам, эти люди хотят показать американцам, что произойдет, если те осмелятся осквернять их страну своей гнусной либеральной политикой и отвратительными религиозными верованиями. Милая, пока Уэс говорил, человек в маске поднял мачете и отрубил голову одному из съемочной группы.

Из моей груди вырвался всхлип.

– Господи, нет. Нет, боже, пожалуйста, нет! – вскрикнула я.

Макс выхватил у меня телефон, переключил на громкую связь и положил на столик, так, чтобы слышать Уоррена.

– Что он сказал? – прорычал мой брат.

Его ипостась медведя-защитника решительно рвалась в бой.

– Они отрубили голову одному парню из съемочной группы прямо на глазах у Уэса! – прорыдала я, заливаясь слезами, как Ниагарский водопад.

Лицо Макса стало жестким, а губы побелели, сжавшись в тонкую линию.

– Соберись, Миа. Тебе надо собраться, дорогая. Что еще, мистер Шипли? Это Максвелл Каннингем, ее брат. Вы можете говорить свободно.

Уоррен снова кашлянул, после чего рассказал нам, что террористы с шестью заложниками переправились на лодке в Индонезию – намного более обширную страну, где легче укрыться. Наши военные уже довольно четко представляли, где держат пленных, а после отправки этого видео они решили атаковать все возможные локации. Всего было пять вариантов. Отряды сил особого назначения собрали для инструктажа, и, после того, как они получат всю информацию о потенциальных местах содержания заложников, военные пойдут на штурм. Уоррен сказал, что может пройти несколько дней, прежде чем мы узнаем итоговый результат.

После завершения разговора я сидела как в тумане. Мой мирный киношник-серфингист, мужчина моей мечты, смотрел на то, как коллегу – и, зная Уэса и его умение сближаться с людьми, вероятно, друга, – убили прямо у него на глазах. Как, черт возьми, человеку жить после такого? Но, что бы ни потребовалось, я пройду с ним весь этот путь. Если он выживет, будь на то божья воля, я поцелую каждую из его ран, психических и физических. Я заставлю его забыть обо всем с помощью своих слов, и своего тела, и своей любви – любви более сильной, чем он знал за всю свою жизнь.

– Я люблю тебя, Уэс, – вслух произнесла я.

Я сказала это ему, для него. Хоть его и не было рядом, и – может быть – ветер прошепчет мои слова в дальнем уголке Индонезии, где Уэс, по меньшей мере, почувствует их… кожей, сердцем, и примет, как часть своей души.

Две недели в Вегасе, и наша зомбеобразность вышла на новый, устрашающий уровень. Мы с Мэдди шаркали мимо друг друга, словно маленькие роботы-пылесосы, автоматически убирающие ваш пол, но не врезающиеся в своих коллег. По-моему, «Румба»? В нас обеих как будто было встроено по сенсору, позволяющему держаться на расстоянии тридцать сантиметров друг от друга, и мы двигались сквозь лабиринт наших дней на автопилоте, не соприкасаясь. Может, это соприкосновение было необходимо, но ни одной из нас не хватало сил на первый шаг. Несколько дней назад из палаты забрали систему искусственной вентиляции легких. Папа определенно уже дышал самостоятельно, и лекарства наконец-то избавили его организм от инфекции. Новый прогноз радовал врачей.