Миранда Дикинсон - Лучик надежды

– Не думаю, что она меня послушает, – тоже шепотом ответила Мэтти, отчаянно пытаясь придумать повод задержать Рэни в комнате.

Старушка была уже на пути к двери, когда звук, издаваемый роялем, заставил ее замереть. За первой нотой последовали другие, привлекая внимание всех собравшихся в комнате. Мэтти повернулась: за роялем сидела девушка-подросток, внучка Чака. Тонкая рука повисла над клавишами.

– Талия! Не надо, – предостерегающе произнесла Шина, но звуки музыки заставили ее умолкнуть.

Каждая нота, издаваемая импозантным роялем из орехового дерева, казалось, наполняла комнату светом и любовью. Талия Пауэлл-Катлер играла на любимом рояле своего деда. Ее мать расплакалась, а сестра начала утешать. Мэтти, остолбенев, смотрела на все это, а Гил, который еще минуту назад, казалось, был готов со всей мочи ударить кулаком в стену, затаил дыхание.

А потом Талия начала петь.

Мэтти сразу же узнала слова любимой песни дедушки Джо. Он проигрывал ее много раз, когда она была маленькой. Эта же песня звучала в церкви, когда дедушка Джо отправлялся в свой последний путь. Мелодия была совсем не похожа на то, что доводилось слышать Мэтти в иных случаях. Сочетание голоса и звуков рояля отличалось нарочитой простотой, но при этом каждая нота, казалось, замерев, повисала в воздухе. «Ты любишь меня» была заново переосмыслена, преобразована из любовной песни пятидесятых в современную, берущую за живое балладу о любви и утрате. Хрупкий завораживающий голос Талии придавал любимой песне дополнительный горьковато-сладкий привкус.

Ты – радость моя,

Ты – счастье мое,

Даруешь мечты

Вдохновенье.

На крылья любви

Я вдаль полечу,

Любовь ведь дарует

Свободу.

Никто не двинулся с места. Было просто немыслимо оторвать взгляд от грациозной, похожей на фарфоровую куколку певицы с длинными темными волосами. Даже когда прозвучала последняя строка, никто не проронил ни слова. Последняя нота завибрировала внутри рояля и наконец затихла, а ошеломленная публика все еще пыталась осознать, чему же они только что стали свидетелями.

Талия медленно подняла на них свои глаза, из которых сразу же полились слезы.

– Не запрещайте мне. Я хочу петь для дедули. Меня не было рядом, когда…

Всхлипнув, она расплакалась.

Сердце Мэтти сжалось при виде горя Талии. Концерт должен быть посвящен памяти Чака в не меньшей степени, чем тому, что она сама хотела сделать, чтобы загладить размолвку с дедом. Мэтти едва не дала свое согласие, а потом вспомнила о Рэни. Повернув голову, она увидела, что старушка уже не идет к двери, а стоит и смотрит на Талию и рояль, на котором Чаку никогда больше не суждено сыграть. Лицо ее стало мертвенно-бледным.

Это не мое решение. Все теперь зависит только от нее.

– Рэни! Что ты думаешь? – произнесла Мэтти настолько мягко, насколько только смогла.

– Думаю, у тебя красивый голос, детка, – не сводя взгляда с Талии, сказала Рэни. – И ты отлично играешь.

Талия вытерла слезы рукавом длинного черного джемпера.

– Ну и?..

– Не знаю… Это такое потрясение. Мне надо подумать…

Старушка чуть заметно пошатнулась. Гил, вскочив со своего места, поддержал ее за локоть, а затем провел к ближайшему стулу.

– Вы превосходно пели, – сказал он Талии. – Они будут не в своем уме, если не позволят вам спеть. Ну же, Рэни! Что скажете?

– Пожалуйста, миссис Сильвер. Я знаю все его песни. Мы вместе их часто играли. Мне кажется, что я смогу сыграть мелодию даже во сне…

Глядя на девушку, под глазами которой темнели круги, Мэтти очень сомневалась, что в последние дни она высыпалась.

– Папе очень хотелось сыграть в вашем клубе, мистер Кендрик, – сказала Элеонора. – Он всем уши успел прожужжать, даже рассказал об этом почтальону и молодому пареньку, распространяющему бесплатные газеты. Талия будет к месту на вашем концерте. Она может аккомпанировать вам. Вы слышали, как хорошо она играет.

– Решение за тобой, Рэни, – напомнила подруге Мэтти, чтобы она не расслаблялась под градом вопросов. – Задумайтесь, сможете ли вы простить себя, если добровольно откажетесь от шанса отдать уважение памяти Чака?

Рэнни нервно заморгала.

– Нет.

В животе у Мэтти все сжалось. Серьезно? Неужели все сделанное за эту неделю напрасно?

– Но… – вырвалось у Талии.

Рэни, подняв руку, заставила девушку умолкнуть.

– Нет, я не смогу себя простить. Чак хотел, чтобы концерт состоялся, поэтому, черт возьми, концерт состоится.

«Любовник-мечта»

21 июля 1956 года, суббота

В сентябре приезжает «Серебряная пятерка». Они будут выступать в «Пальмовой роще».

Я очень хотел послушать их вживую с тех пор, как услышал песню «Ты любишь меня» в доме Лена. Я купил уже четыре их пластинки. Хотя лично у меня не на чем их слушать, у нескольких парней на работе есть проигрыватели. Поскольку экзамены я сдал, дядя Ч., кажется, чуть ослабил правила насчет вечерних отлучек. Теперь я часто после работы хожу к приятелю послушать музыку. Дядя Ч. ничего, разумеется, не знает о «Пальмовой роще». Я уверен, что он не одобрит. Дядя Ч. думает, что я перестал туда хаживать после того, как в марте он запретил мне это делать.

Уна говорит, что ждет меня. Не знаю, насколько долго ее хватит. Я понимаю, что пора принимать решение, но сегодня я счастлив лишь потому, что у меня есть билеты и я в сопровождении красивой девушки увижу выступление своего любимого ансамбля…

Прочитав запись, Мэтти испытала странное ощущение, что все идет к развязке. Когда Джо Белл писал это, он вряд ли мог предположить, что пройдет несколько десятилетий, прежде чем «Серебряная пятерка» вновь получит шанс выступить на сцене «Пальмовой рощи». Что бы он подумал – тогда или сейчас, – узнай о всех тех усилиях, которые его будущая внучка приложит ради памяти о нем?

После всей суеты прошедшего дня Мэтти укрылась в своем номере, чтобы побыть в спокойствии хотя бы несколько часов. У нее было такое ощущение, как будто ей нечем дышать, не хватает кислорода, словно она весь день провела затаив дыхание. После ужасного известия о кончине Чака Пауэлла, после осознания вполне реальной вероятности того, что концерт уже никогда не состоится, неожиданного появления Талии в качестве достойной наследницы дела Чака и бесконечного подспудного беспокойства о том, что же происходит у них с Гилом, Мэтти полностью утратила способность связно думать. Утром им предстояло отправиться в Уэльс. Поэтому ей надо было хотя бы немного осмыслить, что происходит, и вновь взять ситуацию под контроль. Она нуждалась в тишине и покое, чего нельзя найти в тесном автофургоне, в котором рядом сидят еще двое.

Гил пытался уговорить ее провести время с ним. Она едва не поддалась искушению, но сегодня слишком много произошло, и ей нужно было время все хорошенько обдумать. Мэтти сказала ему, что они встретятся после ужина, который по расписанию должен был состояться в половине восьмого вечера. У нее было два часа на то, чтобы принять ванну и немного поспать.

Итак, Джо Белл запланировал сходить вместе с Уной на выступление «Серебряной пятерки»… Сколько бы раз дедушка ни рассказывал о концерте, он никогда не упоминал о том, что должен был присутствовать там не один. Мэтти подозревала, что есть какая-то причина, по которой дедушка Джо не говорил об Уне и ее брате. Почему, в конце концов, он не появился на выступлении, хотя так ждал его?

Дедушка говорил, что не смог присутствовать на концерте, поскольку его друг нуждался в помощи. Был ли этот «друг» Уной или Леном? Могло ли так получиться, что дядя Чарльз обнаружил проделки Джо Белла и помешал его дальнейшим увеселительным прогулкам в «Пальмовую рощу»? Дедушка Джо определенно был очень гордым человеком, поэтому чувство унижения, вызванного вмешательством дяди, вполне могло быть таким же острым, как и несколько десятилетий спустя. В этом Мэтти не сомневалась, вот только после того, что она недавно узнала из дневника, было трудно доверять «воспоминаниям» деда. Что на самом деле тогда случилось? Раскроет ли дневник тайну?

Вздохнув, Мэтти положила дневник на прикроватный столик. На сегодня с нее хватит разоблачений. Поиск ответов на вопросы, которые она надеется найти на страницах тетради с зеленой кожаной обложкой, может подождать еще денек. Сомкнув утомленные глаза, женщина опустилась на гостиничную кровать и мягко погрузилась в глубокий сон.

Когда она, проснувшись, порывисто приподнялась на кровати, комнату заливал солнечный свет. Шторы на окне не были задернуты. Не на шутку сбитая с толку, Мэтти отыскала часы и взглянула на циферблат.

Нет, не может быть!

Настойчивое урчание желудка в полной мере подтверждало ее догадку. После четырнадцати часов сна Мэтти ощущала себя «пьяной». Встав с кровати, женщина по толстому ковру направилась за чайником. Под дверью лежал небольшой бумажный четырехугольничек. Подняв его, Мэтти разглядела свое имя, написанное сверху.

Развернув, она прочла:

Привет!

Скучал по тебе вечером.

Знай, что я о тебе думаю и не дождусь, когда увижу утром.

Сладких снов, Мэтти Белл.

Гил

Мэтти улыбнулась. Записка показалась ей очень милой. Да, Гил определенно очень милый парень. Рэни однажды использовала это слово, описывая Джейкоба Кендрика. Мэтти было интересно, что на самом деле думает Рэни о его внуке. Не может ли схожесть с Джейкобом иногда раздражать ее, когда она смотрит на Гила? Или дело как раз в его непохожести на деда? Мэтти хотелось у нее спросить, но женщина посчитала, что до того, как она и Гил будут готовы рассказать об их отношениях другим, это будет ошибкой.

Мэтти обдумывала это по пути в утреннюю столовую в отеле, когда ее испугал шум поблизости.