Шарлотта Армстронг - Лучезарно-голубое

– О Нэн!

– Послушай, тетя Эмили. Мы хотим пожениться прямо сейчас, а потом прилететь в Европу и встретиться с тобой. Мы могли бы встретиться в Риме. На следующей неделе? Замечательно, правда?

– Нэн, это Джонни, да?

– Что?

– Джонни Симс?

Нэн глубоко вздохнула. Она даже не посмотрела на Джонни, зажатого проводом на кушетке.

– Нет, нет, это не он. Другой человек, ты с ним незнакома, но он замечательный, я уверена, он тебе понравится… Я так счастлива, тетя Эмили, мы хотели сделать тебе сюрприз.

– Кто? – волнение, звучавшее в этом вопросе, донеслось через океан.

– Его зовут Ричардсон Барти. Не Ричард. Ричардсон.

Париж молчал.

– Тетя Эмили, ты меня слышишь?! Его зовут Ричардсон Барти. Он из Хестии. У него есть виноградник. Тетя Эмили?!

Теперь на другом конце провода послышался звук. Это могло быть: «Да, дорогая…» или что-то другое.

– Эмили, дорогая, мы хотим пожениться прямо сейчас и прилететь в Рим. Ты будешь там?

– Не смей, – раздался сдавленный стон.

– Что?

– Нет.

– Эмили?

– Не смей…

– Эмили, дорогая, мы не можем ждать целых семь месяцев, – начала уговаривать Нэн, – мы думали…

– Ты не должна выходить замуж за этого человека! – голос звучал ясно и пронзительно.

– Тетя Эмили, что ты сказала?

– Я возвращаюсь. Прилечу так быстро, как только смогу.

– Тетя Эмили, я ничего не понимаю. Не прерывай своего путешествия. В чем дело?

– Подожди меня. Обещай мне, что ты подождешь.

– Конечно, я…

– Что же мне делать? – издалека прозвучал отчаянный голос.

Дороти выхватила трубку из слабеющих рук Нэн.

– Тетя Эмили! Это Дот. Что-нибудь случилось?

– Нет, – сказал голос в трубке, – заставь ее подождать. Я возвращаюсь.

– Она повесила трубку! – удивленно воскликнула Дороти.

На глазах у Нэн заблестели слезы.

– Что с ней случилось? Ты слышал? – она чуть не плакала.

– Да, слышал, не мог не слышать, – признался Джонни.

– Может, просто она, – задумчиво сказала Дороти, – была уверена, что это должен быть Джонни. Прости, Джонни! Возможно, она потрясена этой новостью и хочет сама увидеть Дика.

Нэн совсем пала духом.

– Может быть, – ответила она неуверенно.

– По-моему, хорошо, что она возвращается, – небрежно произнесла Дороти. – Через пару дней она будет дома. Или ты хочешь перезвонить ей?

– Она повесила трубку, – сердито сказала Нэн и отбросила руку Дороти. – Можно было подумать, она знает Дика и знает о нем что-то плохое. Разве не так? – вызывающе бросила она. Дороти кусала губы.

– Похоже, что так, – честно признался Джонни.

– Нет, это невозможно, потому что ничего плохого быть не могло… – Нэн пересекла комнату и села у окна. Она больше не светилась от счастья и стала похожа на себя прежнюю – одинокую, гордую, слегка потерянную.

В большой комнате стало тихо. Дороти стояла, сжав руки. Джонни сидел в своем углу. Нэн смотрела в окно на город.

– Нет, здесь какая-то ошибка, – через минуту сказала она. – Наверное, она не очень хорошо меня слышала.

– Может быть, – спокойно согласилась Дороти.

– Жаль, что она не поняла, – продолжала Нэн. – Мы с Диком любим друг друга и собираемся пожениться. Ничто не может помешать этому. – Она подняла темноволосую голову.

– Не стоить переживать заранее, – посоветовала Дороти.

– Я и не переживаю, – отчужденно произнесла Нэн. – Я ничего не скажу Дику. Не хочу его зря расстраивать, потому что ничто не может помешать нам. – Ее глаза снова стали мечтательными. – Джонни, ты остаешься на ужин? – вежливо поинтересовалась она. – У меня нет никакого настроения идти в ресторан, но дома есть немного холодной говядины.

Казалось, она была где-то далеко. Будто седьмое небо, на котором она витала, превратилось в холодное туманное облако и полностью скрыло ее от них.

Джонни не остался на ужин. На улице он пожалел, что больше не живет поблизости. В прошлом году его родители переехали в пригород, и сейчас Джонни тоже обосновался там.

Он сел в машину и отправился домой. В голове все время вертелись две мысли: что не так с Эмили Паджетт? Или точнее: что не так с Ричардсоном Барти? Джонни не верил, чтобы Эмили могла перепутать. Ричардсон Барти – довольно редкое имя. Кроме того, была названа местность – Хестия. Тетя Эмили знала этого человека или знала что-то о нем. Знала, почему Нэн не должна выходить за него замуж.

Джонни мысленно встряхнул себя за плечи. «Послушай, – сказал он сам себе, – не будь собакой на сене. Помни, Нэн любит этого Барти, и что бы ни считала Эмили, Нэн будет очень тяжело».

Джонни уважал Эмили Паджетт, он знал, что ее поступок нельзя объяснить обычным женским капризом.

Эмили заменила родителей двум маленьким девочкам, с которыми Джонни жил по соседству и помнил их с тех пор, как они начали ходить в воскресную школу и у одной было платье с голубым поясом, а у другой – с розовым.

Брат и сестра Эмили вместе со своими супругами погибли в ужасной автомобильной катастрофе много лет назад. Эмили решительно отказалась от собственных устремлений в жизни и посвятила себя воспитанию двух маленьких племянниц. Дороти была дочерью ее сестры, Нэн – дочерью брата. Следовательно, фамилия Дороти была не Паджетт, а какая-то другая, но Джонни не мог вспомнить, какая именно. А может быть, все обстояло как раз наоборот. Неважно. Эмили вырастила их вместе и заменила мать им обеим. Она посещала все заседания клуба матерей, работала в организациях скаутов, в общем интересовалась всеми делами девочек.

Кроме того, Эмили могла зарабатывать на жизнь, не выходя из дома. Она писала короткие рассказы, и судя по всему, это ей неплохо удавалось. Их квартира не была роскошной, но, без сомнения, очень удобной. Две девочки-сиротки обрели уют и покой.

В школе Джонни почти не обращал внимания на девочек Паджетт, живших по соседству. Потом он четыре года учился в Стэнфорде, затем еще один в Беркли. В двадцать три он начал преподавать биологию. Как-то раз Эмили и его мать попросили его сходить с Нэн в школу на танцы. У Нэн не было партнера. Не согласится ли Джонни пойти с Нэн?

Сначала Джонни отказывался, эта идея не слишком ему нравилась. Но потом он позволил уговорить себя.

Дороти уже кружилась по комнате в платье с золотыми блестками и букетом цветов на плече. Ей исполнилось семнадцать лет. Эту высокую светловолосую девушку всегда окружало множество поклонников, и она, смеясь, выбирала среди них. Но маленькая Нэн была совсем другой – чувствительной, робкой.

В тот вечер на Нэн было светло-зеленое платье. Казалось, она вот-вот заплачет. И Джонни решил, что, уж если ему выпало быть партнером Нэн, он выполнит свою задачу как следует. Он не должен казаться раздраженным или усталым, не должен демонстрировать свое превосходство. Своим вниманием он попытался внушить Нэн уверенность в себе. Он всячески опекал ее, и его старания были вознаграждены: он был растроган, увидев, как она доверчиво потянулась к нему.

С этого вечера Джонни стал как бы приглядывать за Нэн. Он следил за тем, чтобы Нэн бывала везде, где ей хотелось. Можно сказать, что Нэн росла, чувствуя рядом дружеское плечо Джонни. Когда Нэн в первый раз не пошла на свидание ради встречи с ним, Джонни попытался убедить ее, что не следует ради него отказываться от других поклонников. Но Нэн упорствовала.

Они обменивались письмами все то время, пока Джонни служил в армии, а потом еще год был на Западе. Прошлым летом все уже считали их настоящей парой. На всех вечеринках и танцах высокая фигура Джонни оттеняла и подчеркивала хрупкость Нэн.

Сейчас Джонни думал, что ухаживание – это как прелюдия, которая может развиться, перерасти в любовь. Однажды наступает момент, когда ты уже знаешь об этом. Но Нэн была так молода. И он слишком долго опекал ее. Возможно, это была его ошибка. Он должен радоваться, что Нэн влюбилась, он должен радоваться, что его покровительство не лишило ее этого счастья.

Однако сейчас он вынужден был признаться себе, что воспринял эту потерю с большей горечью, чем мог предположить.

Когда Джонни подъехал к дому родителей, он понял, что как бы ни старался подавить в себе обиду и ощущение, что его предали, которые он в общем-то не имел права испытывать, он чувствовал себя и обиженным и преданным и очень страдал.

Увидев его, родители сразу догадались, что с ним не все благополучно. Однако они не стали выпытывать у него, в чем дело, накормили ужином, а потом они все втроем уселись смотреть телевизор. Джонни чувствовал, что родители рады тому, что он дома, вместе с ними.

Под звуки рекламы Джон спросил мать, не упоминала ли Эмили Паджетт когда-нибудь в разговоре имя Ричардсона Барти.

– Не помню, дорогой. Эмили уехала в кругосветное путешествие. Я полагаю, ты знаешь об этом.

– Угу. – Ему не хотелось говорить, что по неизвестной причине Эмили решила прервать его и вернуться домой.

– Ты видел девочек? – спросила миссис Симс. – Сто лет не встречалась с ними. Как у них, все в порядке?

– Нормально.

После такого более чем лаконичного ответа миссис Симс прекратила расспросы.

Утром Джон отправился к Родерику Граймсу. Родерик Граймс был розовощеким и совершенно лысым человеком, обладателем большого состояния. На досуге Родерик Граймс писал полунаучные труды, посвященные загадочным убийствам. Иногда по его просьбе Джонни проводил кое-какие расследования, расспрашивал людей. Сам Граймс был очень ленив. Он воображал себя детективом вроде Майкрофта Холмса и просто великолепно смотрелся в своем кресле. Про Джонни Граймс говорил, что у того прекрасное чутье.

В это утро Граймс был радушен, но нерешителен. Он сказал, что у него на уме есть пара интересных случаев, однако он никак не может сделать выбор. А что, если через недельку? Для Джонни такая задержка была как нельзя кстати. В шесть часов вечера он позвонил девушкам. В это время они должны были вернуться с работы. Трубку взяла Дороти.