– Должно быть, вы родственница Чейза Тесье?

– Он мой брат, – пробормотала Хоуп в полной растерянности. – Он там?

– Да. Он рядом и только что закончил разговор с нейрохирургом, так что осведомлен больше, чем мы все. Мистер Тесье! Звонит ваша сестра.

Трубка замолчала, и в этой тишине Хоуп почувствовала эхо боли своего брата.

Затем раздался голос:

– Привет, Хоуп.

– Привет, – тихо отозвалась она.

Перед этим Хоуп долго боролась с собой, не зная, звонить ли ему в Париж по поводу несчастья, но, должно быть, Чейз сам каким-то образом узнал обо всем.

– Вот такие дела.

– Как она?

Умирает.

Он не мог выговорить это слово, но доктор сказал ему именно об этом, – настолько мягко, насколько сумел. Ее шансы были ничтожны, даже самое современное лечение не обещало успеха.

– Чейз, я слышала, что у нее произошло крово… кровоизлияние в мозг.

– Так и есть. Там был тромб, и они его удалили. Но потом развилось какое-то редко встречающееся осложнение, которое они называют злокачественным отеком… – В голосе брата Хоуп расслышала ярость на самого себя за то, что он не сумел защитить Кэсс от этого несчастья, от этого подлого и жестокого нападения.

– Если доктора знают, что это, они должны знать, как лечить.

– Они пытаются, Хоуп.

– А что они делают сейчас? – Хоуп продолжала допытываться, более взволнованная отчаянием брата, чем медицинской стороной дела. Ни разу за последние несколько лет он не произнес имени Кассандры. – Как они ее лечат?

Чудовищно. Варварски.

Эти слова не были произнесены Чейзом Тесье. Они, словно жгучая кислота, разъедали ему сердце, в то время как он с удивительным для него самого спокойствием выслушал все, что врачи решились ему объяснить.

– Они удалили кость, верхнюю часть черепа. Это для того, чтобы уменьшить давление. Теперь следят за ее дыханием, стараются снизить уровень углекислого газа в крови. Еще они дают ей лекарства. Включая барбитураты в огромных количествах. В огромных.

Сверхдозы.

Это слово значило для Чейза столько же, сколько и сама его жизнь. Впрочем, у него возникло ощущение, что его жизнь теперь искромсана на лохмотья. Прошлое представлялось ему полосками – некоторые из них были яркими, сверкающими, некоторые серыми и мрачными.

– Надеюсь, они знают, что делают…

– Да, персонал здесь отличный. Хорошая команда.

Хоуп почувствовала, что он не все ей сказал. Было что-то худшее.

– Но…

Но они охладили ее тело. Они ее заморозили.

Конечно, ему было ясно, что, понизив температуру тела, они замедлили обмен веществ. Эти манипуляции со снижением уровня углекислоты и сверхдозами барбитуратов уменьшили потребности ее пострадавшего мозга.

Теперь Кассандра не будет дрожать, как бы холодно ни было вокруг нее. Этот основной рефлекс, вызывающий повышение температуры тела, был заблокирован многочисленными лекарствами, которые ей вводили.

Но Чейз-то знал, как она боялась холода, как она его ненавидела.

– Ничего, Хоуп. Она очень слаба, правда, но это все, что я могу тебе сказать.

– Элинор с тобой? Или Джейн?

– Нет. Речь сейчас не обо мне, речь о Кэсс.

О Кэсси и о Роберте – человеке, которого она любит.

Актер был теперь возле ее постели, он прикасался к ней, шептал нежные слова, умолял ее очнуться, вернуться к жизни и к их любви. Чейз разрешил ему быть рядом с ней. Как он мог не разрешить? Роберт Форест был ее возлюбленным; именно он спас ее – по крайней мере дал ей шанс на спасение.

– Ладно, – сказал Хоуп. – Я тоже хочу быть там. Приеду часов в восемь завтра вечером.

– Разве дело «Народ штата Калифорния против насильника-полицейского» открывается не сегодня?

– Да, я уже сделала свое заявление. Но в субботу и воскресенье я смогу работать и в Лос-Анджелесе. Пожалуйста, скажи Кэсс, что завтра вечером я увижу ее.

Сказать?

– Она без сознания, Хоуп.

– Но ведь ты с ней разговариваешь. Разве нет?

Да, в своем сердце…

– Она не может меня слышать.

Она там, куда не доходят молитвы маленьких детей, там, откуда не возвращаются любимые…

–…Но если бы и могла, то хотела бы услышать не мой голос.

– Твой голос мог бы заставить ее очнуться, даже если бы ты сказал ей: «Убирайся к черту!» Или ты не помнишь, как вы встретились в первый раз?

Но разве мог Чейз Тесье забыть тот день?

Глава 4

Имение Тесье Июнь, восемь лет назад

– Чейз! Это Кэсс. Она проведет с нами лето.

– Вот как? Я очень рад.

Неожиданная идея сестры была для него сюрпризом. Впрочем, Кэсс, в свою очередь, тоже оказалась полна сюрпризов – эта девочка-подросток, заблудшая душа, беспризорное создание. То, что одна половина ее лица отличалась от другой, было гораздо заметнее, чем он мог себе представить. И похоже было, что это ее беспокоит, хотя Хоуп пыталась убедить его в обратном. Кассандра Винтер стояла перед ним такая хрупкая, беспомощная, таившая столько неожиданностей… Но где же та женщина, которую описывала Хоуп, существо, столь уверенное в себе, столь полное чувства собственного достоинства?

Молчаливые размышления Чейза были прерваны столь же стремительно, сколь стремительно яркое солнце затмевает радугу. Одним движением девчонка-беспризорница сорвала с волос черную ленту, обрушив на плечи каскад переливавшихся всеми оттенками золота кудрей, и улыбнулась. Улыбка ее была ослепительной, сверкающей, столь яркой и дразнящей, что он тотчас же перестал замечать асимметричность ее лица. Теперь даже странный наряд Кассандры уже не выглядел таким нелепым. Казалось, ее тело под черным костюмом тоже изменило очертания, и из страдающей и отверженной грешницы она превратилась в соблазнительницу.

Ее синие глаза тоже преобразились, но этот переход от надежды к кокетливой уверенности и ослепительному блеску был каким-то робким, будто она делала это неохотно, предпочитая оставаться среди нежных полутонов, а не на ярком, сверкающем солнце.

Разумеется, Кассандра предпочла бы не разлучаться с самой собой, и это превращение далось ей не без труда и не без боли. Она будто следовала на зов из тени к солнечному свету, подчиняясь неслышной остальным музыке, веселой и радостной, побуждавшей ее к этому преображению. Она шла к нему и вот наконец остановилась перед ним, открытая и беззащитная.

Несколько счастливых для нее мгновений он, казалось, был готов приветствовать ее – маленькую волшебницу в обносках и с уязвленной душой.

Но вдруг Чейз нахмурился, и на лице его отразилось легкое удивление. Кассандра не могла понять… Предыдущая жизнь научила ее опасаться такой внезапной перемены настроения, и то, что этот человек нахмурился, для нее могло значить только одно – неодобрение, отторжение и презрение.

Но те же уроки жизни, которые научили Кассандру видеть все в черном свете, помогли ей выработать защитную реакцию, дающую возможность выжить. Она не могла допустить, чтобы он увидел, сколь болезненным и мучительным было ее разочарование, и потому мгновенно преобразилась в знойную и загадочную южную красавицу.

– Все верно, солнышко, – замурлыкала Кэсс. – Когда Хоуп пригласила меня на ранчо, я решила: а почему бы и нет?

– На ранчо?

– На ранчо, – подтвердила Хоуп. – Кэсс считает, что укрощать виноградники едва ли менее романтично, чем укрощать диких мустангов.

– Не говоря уже о том, – вставила Кассандра, – что укротители вина, пожалуй, интереснее обычных фермеров.

– Понимаю.

Чейза разрывали противоречивые впечатления от столь желанной веселой улыбки сестры… и от вовсе не желанной, но вполне реальной Кассандры, готовой опутать своими чарами всех наследных принцев их долины. Он уже представлял, как это произойдет: Хоуп запрется в своей комнате и предастся любимому занятию – будет читать любовные романы, в то время как ее подруга примется ослеплять своим великолепием местных молодых людей.

– А я считал, что вы собираетесь на восток и думаете там начать карьеру, к которой стремились все годы учебы в колледже…

Чейз не особенно много размышлял о том, что именно собиралась делать подруга его сестры, получив диплом бакалавра истории искусств. Но он полагал, что какой-то план все-таки существует…

И только тут Чейз осознал, что, судя по всему, плана-то у нее как раз и не было, потому что Кассандра промолчала, а за нее принялась давать пояснения Хоуп:

– Кэсс такая же, как ты, Чейз. Она может делать что угодно и быть кем угодно. Весь вопрос в том, чтобы решить, что ей предпочесть и в чем ее страсть. Вот этим она и займется, пока будет жить у нас.

Чейз Тесье все знал о страсти: она не допускала выбора и, как расчетливый враг, не брала пленных. Никто не мог сказать заранее, когда, где и к чему проявится страсть, никто не мог рассчитывать на то, что его посетит озарение и укажет путь, потому что страсть в своем начале подобна робкой музе, нерешительной маленькой птичке, парящей в небесах.

Чейз с любопытством смотрел на женщину, показавшуюся ему сначала как раз такой робкой птичкой, и постепенно этот образ сменялся другим, напоминавшим пестрое радужное видение.

– У вас есть уже мысли о вашей будущей карьере, которой вы отдались бы со страстью?

О карьере, которой она отдалась бы со страстью?

Нет. Она вообще не знала еще, что такое страсть. Она искала себя, переходя с одного курса на другой, изучая один предмет за другим, – это были яростные и лихорадочные поиски. Единственным, чего она тщательно избегала, был класс драматического искусства.

Кассандре Винтер просто не нужно было обучаться драматическому искусству – она была актрисой с рождения. Она притворялась равнодушной к людской молве, к тому, что могут говорить о ней, и это притворство было для нее единственным спасением, единственным способом выжить, справиться с одиночеством и болью.