Я скидываю халат и спешу в коридор, стуча в дверь ванной.

— Я проспала! — кричу я. — Ты там ещё долго?

Секунду я думаю, что она не слышит меня из-за ора Ар Келли, но шум воды стихает и она кричит в ответ:

— Дай мне минуту!

Я жду, пока откроется дверь, и она выходит, лицо раскраснелось от душа, волосы завернуты в полотенце.

— Мне было интересно, собираешься ли ты вставать, — говорит она. — Вот, ванная твоя.

— Могла бы попытаться разбудить меня, — отвечаю ей. — Ты же знаешь, у меня занятие в одиннадцать.

Она закатывает глаза.

— Я тебе кто, мамочка? — Затем отправляется обратно в свою комнату.

Знаю, она права, но все же. Иногда мне кажется, Мелисса хочет, чтоб я опустилась до ее уровня. Она говорит, что я слишком переживаю по поводу учебы, но после всего того, что я пережила, у меня нет другого выбора, кроме как с головой уйти в учебу. Меня не было почти четыре года и помимо нескольких зачетов здесь и там, я, по большей части, начинаю магистратуру заново. Кроме того, магистратура в Королевском колледже устроена не так, как в МЕТ. К тому же Мелисса на прошлой неделе даже не ходила на занятия, проводя время в барах за пределами кампуса в поисках добычи.

Я запрыгиваю в душ, с рекордной скоростью мою голову и наношу кондиционер. Если даже Мелисса не ходила на занятия, я свои посещала, и узнала, как сложно будет попытать вернуться и встать на ноги. Что если не было смысла поступать в Королевский колледж? Может, стоило остаться во Франции с папой и просто оставить свое образование таким, какое оно было? Тот факт, что мне приходиться начинать все сначала приводит меня в уныние и ошеломляет.

Дыши, напоминаю себе, закрывая глаза и делая паузу, позволяя воде бежать вниз по спине. В эти дни мои панические атаки все реже и реже, но я знаю, они подкрадываются ко мне, выжидая, когда я сломаюсь.

О, этот неизбежный срыв.

Цена, которую вы платите за попытку вернуться к жизни.

Каким-то образом мне удается вытряхнуть эти мысли из головы и выпрыгнуть из душа. Я не беспокоюсь о макияже. На это нет времени. Я ассистентка профессора Ирвинга по Film 100, и, несмотря на то, что мне неприятно показываться перед сотней студентов похожей на чучело, гнев профессора пугает меня больше. На прошлой неделе он вышвырнул студента лишь за то, что тот взглянул на свой телефон.

— Хочешь чаю? — спрашивает Мелисса из кухни, пока я торопливо шагаю в свою комнату и начинаю разбрасывать вещи в поисках брюк без следов пятен. Хотелось бы мне сказать, что я не была такой неорганизованной и неряшливой до происшествия, но это будет абсолютной ложью. Мне двадцать девять и я так и не научилась жить.

— Нет времени! — кричу я, поднимая юбку, которая могла бы налезть, если бы я регулярно ходила в зал, как обещала себе. Одним из положительных моментов во время выздоровления во Франции было то, что мне удалось сбросить вес. Несмотря на это, у меня все еще есть бедра и попа, а теперь и маленький животик, которого раньше не было. Во всем этом я виню мясные пироги, которые поглощаю с тех пор, как переехала обратно в Лондон.

Я все равно натягиваю юбку, надеваю лифчик, легкий свитер и плащ. На улице льет, а мне надо пройтись, прежде чем я доберусь до метро. Потом я бегу на кухню и хватаю банан, Мелисса сидит за столом. Она бросает заменитель сахара в чай, кружа ложкой по чашке.

— Ты не пойдешь на занятия? — спрашиваю ее. — Они у тебя вообще есть?

— Э-э-э, — отвечает она. — Какой-то урок по анализу короткометражных комедий и что-то еще.

— Кто преподаватель?

Она пожимает плечами и прихлебывает чай.

— Не знаю. Кто-то.

Я хмуро смотрю на неё. Мелисса очень умная девушка, видимо, поэтому меня так удручает ее унылое отношение к учебе. Она едва ходит на занятия и у неё все ещё хорошие отметки. Она получает степень лишь по одной причине - чтобы успокоить родителей. Чем она действительно хочет заниматься, и занимается, это играть. Я росла с матерью, которая была одержима актерством и славой, так же как и Мелисса, и я знаю, чем это заканчивается. Даже я участвовала в подобном, когда росла в ЛА, но этот образ жизни не для меня.

Мелисса и моя мама влюблены в саму идею популярности, им хочется быть востребованными и обожаемыми, но их не устраивает реальность актерской жизни. Может поэтому, когда я впервые, шесть лет назад встретила Мелиссу, мы нашли общий язык. Она напомнила мне маму, человека, от которого я сбежала из ЛА. Какая ирония. Проделать такой путь в Англию и познакомиться с почти таким же человеком, от которого вы пытались убежать.

Когда я впервые познакомилась с Мелиссой, мы с классом пришли на съёмочную площадку, где она работала. Мы разговорились, поладили, а остальное уже история. Мелисса понравилась мне тем, что, даже если она и была тщеславностей и самонадеянной, как и моя мать - всегда делала селфи, писала о том, насколько она талантливей других актрис и что она заслуживает гораздо большего - она была очень весёлой, а мне в жизни этого не хватало. По каким-то причинам я тоже понравилась ей, возможно из-за того, что была немного старше или потому что выросла в ЛА. Когда она узнала, что я собираюсь в колледж на фильмографию, она захотела сделать то же самое. Конечно, она обскакала меня и к тому времени, как я училась на первом курсе магистратуры в МЕТ, она начинала учёбу в Королевском колледже - намного лучшем учебном заведении.

Тем не менее, мне льстило, что она хотела подражать мне, и она оказалась настоящей подругой, и в горе и в радости. На самом деле она не одобряла то, что я делала с Бригсом, хотя встречала его лишь раз, но после происшествия и во время моего срыва она была на моей стороне. Когда я переехала во Францию к отцу, чтобы привести свою голову в порядок и собрать кусочки своего сердца, мы потеряли связь, но как только в мае я нашла силы вернуться в Лондон, мы снова стали общаться. И когда ее последняя соседка съехала, я переехала к ней.

Мелисса смотрит на меня так, словно может слышать мои мысли.

— Не беспокойся обо мне. Я собираюсь сходить туда. Кроме того, я не видела, что там за парни у меня в классе. Может мне повезёт и у кого-то из них окажется горячая задница.

— Может, у твоего учителя горячая задница, — говорю я ей, хватая сумку со спинки стула. — Напиши мне, когда закончится твой таинственный урок, и мы встретимся.

Она машет мне на прощание, и я выбегаю из здания. Дождь на время прекратился, но это не имеет значения, мои волосы все ещё влажные после душа. Не знаю почему, но с тех пор, как я перекрасила их в медовый блонд, клянусь, они стали ещё более густыми.

Пока я спешу к метро на Уэмбли (с балкона нам открывается вид на стадион Уэмбли, и он отлично подходит для того, чтобы напомнить вам обо всех концертах, которые вы не можете себе позволить), мой разум возвращается к чему-то такому, к чему ему возвращаться не следует.

К нему.

Бригсу.

А все потому что я сказала, что у ее преподавателя может быть горячая задница.

Потому что, черт, у Бригса всегда была горячая задница. Он словно был рождён делать выпады.

— Перестань думать о нем, — говорю я себе. Вслух. Потому что я сумасшедшая. К счастью рядом нет никого, кто мог бы меня слышать и, честно говоря, это было бы наименьшей из моих проблем, потому что мой поезд мыслей продолжает движение. Бригс это постоянное напоминание. Когда-то он был мужчиной, которого я любила больше всего на свете. Но он был мужчиной, который никогда не будет моим. Был тот короткий прекрасный период, когда я думала, что у нас есть шанс. Мы были так близки к тому, чтобы быть вместе, положить конец греху. А потом все рухнуло.

И под «рухнуло» я имею в виду: его жизнь взорвалась, и я была втянута в этот взрыв.

Это была моя ошибка.

Наша ошибка.

И я никогда не перестану винить себя за случившееся. За то, что случилось с ними, и что я сделала ему.

Если бы меня не существовало, если бы я никогда не встретила Бригса и не влюбилась в него так же, как он влюбился в меня, его жена и ребёнок все ещё были бы живы.

Моя любовь убила.

Моя любовь разрушила жизнь этого мужчины.

Я потрясена тем, что слеза катится по моей щеке. Хотела бы я обвинить в этом дождь, как поётся в песне, но не могу. Я многие месяцы не плакала из-за Бригса, из-за происшествия. Это то, что мой врач назвал бы прогрессом. И эта слеза то, что мой папа назвал бы «человечностью».

— Прими свою человечность, Таша, — сказал бы он мне. — Потому что если ты не плачешь, твоя душа никогда не исцелиться.

Она не исцелилась, и не думаю, что это когда-то произойдёт. Но полагаю, слезы не имеют к этому никакого отношения. Просто в жизни есть вещи, от которых невозможно уйти.

Но я пытаюсь. Пытаюсь.

Одна нога впереди другой.

Все сначала.

До тех пор, пока я сосредоточена на будущем, а не на прошлом, может быть, возможно, я смогу выбраться из него. Это новая жизнь, лучшая жизнь. Теперь я даже иду в лучший колледж: Королевский колледж. Если я просто продолжу двигаться вперёд, может, тогда у моей души появится шанс.

Я сажусь в поезд и направляюсь в колледж.


***


Да уж, никто бы не назвал это занятие весёлым, думаю я про себя, выбираясь со своего места. Зал переполнен уходящими студентами и у меня такое чувство, что мне и двум другим ассистентам, Девону и Табите, надо остаться и поговорить с профессором Ирвингом.

Этот человек - такой шовинистический кусок дерьма. С лысеющей головой, покрытой пигментными пятнами и постоянным хмурым взглядом на морщинистом лице, он похож на преподавателя, который очевидно только что выполз из каменного века. Несмотря на то что все, что мы должны были делать во время лекции, это слушать его и смотреть фильм вместе со всеми старшекурсниками, сексистские замечание, которые он сделал мне и Табите в начале лекции, были неуместны. Он сказал, что, если я хочу добиться уважения студентов, мне не следует приходить в класс как замарашка. То же самое он сказал и Табите, хотя на женщине был чертов брючный костюм. Думаю, он сказал это потому что Табита страдает ожирением, а он знает, в какое крупное дерьмо попал бы, если бы прокомментировал этот факт.