Он прав. Но я пережил слишком много стыда и горечи за эти годы, чтобы позволять себе думать, любила ли Наташа меня по-настоящему или нет. Хотя... теперь... я знаю, что любила.

И знаю, что тоже любил ее.

И я знаю, эти чувства возрождаются, снова становясь суровой правдой. Для нас не будет постепенного восхождения. Мои чувства не будут медленно переходить в нечто большее. Они сразу же рванут вперёд, как лемминги, прыгающие через обрыв. Не заглядывая в будущее, не боясь боли и не задаваясь вопросом, чувствует ли Наташа то же самое. Я пойду вперед и надеюсь, что свободное падение продлится ещё долго.

Я делаю глоток пива и вздыхаю.

— Ты говоришь, любовь не уходит? Что, если ее сожгли?

— Что ж. Любовь - это огонь, — просто говорит он, поднимая голову. — И огонь поднимается. Он создает пепел. И он поднимается над ними. Как любой человек способен справиться с тем, что должно было уничтожить его, любовь тоже способна на это.

Я хмуро смотрю на него, совершенно озадаченный этим своеобразным человеком.

— Макс, Макс, Макс, да я едва знаю тебя. Бармен, священник и поэт в одном лице.

— Ага, только никому не рассказывай, — говорит он. — И не считай эту философию ерундой, только лишь потому, что она выходит из моего рта. Ты знаешь, что это правда. Ты снова хочешь любви, и у тебя она есть. Она входит в дверь, приятель.

Он бросает взгляд на входную дверь, и я резко разворачиваюсь на сиденье, чтобы увидеть, как входит Наташа.

Не уверен, что чувство невесомости в груди когда-нибудь исчезнет. Кровь, мчащаяся к члену, конечно, всегда будет бежать так же быстро.

Наташа видит меня и улыбается. Все в ней просто освещает комнату, и я удивлен, что головы людей не поворачиваются ей в след, задаваясь вопросом, откуда идет свечение. Это редкое и великолепное создание улыбается мне и для меня, идя ко мне.

Я сделаю все, чтобы сделать ее своей.

Удержать ее.

Что угодно.

Черт возьми, мысль очень ужасающая, когда осознаёшь всю ее глубину.

— Привет, — говорит она, останавливаясь рядом.

Я тут же встаю и целую ее.

Она слегка задыхается от шока, а затем хихикает, когда я отстраняюсь, любуясь ей. Мои руки в золотистых волосах и проходятся по ее мягким щекам,

— Ты настоящая? Ты, правда, здесь? — мягко спрашиваю я.

Она садится рядом со мной и быстро смотрит на Макса, возможно, стесняясь внезапного публичного проявления чувств.

— Ну, я только что ехала в поезде с кучей вонючих людей, поэтому я, определенно, знаю, что все это реально. Я еле выбралась оттуда.

Она быстро тянется и сжимает мое предплечье, достаточно сильно, чтобы заставить меня вскрикнуть.

— Эй, — выговариваю ей, потирая кожу.

— Неженка, — говорит она, счастливо улыбаясь. — Но ведь это не сон, теперь понимаешь?

— Если бы это было так, то пиво было бы бесплатным, — говорит Макс, вступая в разговор. — Увы, это не так.

Я сухо смотрю на него, зная, что, чем дольше мы останемся здесь, тем меньше уединения у нас будет.

— Убийца мечты, — говорю ему. — Дай леди «Укус змеи», а я выпью ещё пинту. И заплачу по счетам перед Всевышним.

Макс едва ли может поверить в то, что слышит. Это давняя шутка, что я медлю с оплатой счета. Но теперь, когда Наташа так близко, я с трудом держу руки при себе, не говоря уже о том, чтобы допить пиво.

Макс отдаёт наши напитки, а затем хитро подмигивает мне, прежде чем отправиться в бар обслужить кого-то другого.

— Он кажется милым, — говорит она. — Знаешь, для кого-то, кто выглядит так, словно был менеджером туров Pink Floyd.

Я смеюсь.

— Ты сегодня читаешь мои мысли, да?

Она поднимает голову, оценивая меня.

— Да? О чем еще ты думал, кроме бармена?

Я ухмыляюсь, шевеля челюстью.

— Хочешь правду?

Она устраивается на табурете, чтобы смотреть мне прямо в лицо, и кладёт руку на мое колено.

— Всегда, — говорит она, улыбаясь глазами.

Наклоняюсь ближе, глядя на ее ключицы. Понижаю голос.

— Я думал о том, каково это, трахнуть тебя. Думал о том, что собираюсь сделать с тобой сегодня вечером.

Я немного жду, а затем смотрю вверх. Она смотрит на меня с гиперсексуальной смесью похоти и невинности. Ее губы распахиваются.

— Именно об этом, — шепчу ей. — Как раскрываются твои чёртовы губы и обо всех местах, куда ты могла бы их поместить.

Теперь ее щеки покраснели, глаза блестят. Она моргает и затем делает длинный глоток коктейля. Я знаю, что говорю слишком нахально, но я могу быть честным с ней, даже если это шокирует ее. Дело в том, что я хочу шокировать ее. Хочу видеть эту ее сторону с застенчивыми глазами и розовыми щечками. Хочу раскрыть ей ту часть меня, которую она может и не знает.

— Ну, что ж, — говорит она, приходя в себя и быстро убирая волосы за уши. Она улыбается и оглядывается. — Это было неожиданно.

— Даже после того, что было днём? — спрашиваю я, протягивая руку и пропуская шелковистые волосы между пальцами, мягко дергая. Интересно, понравилось бы ей, если б я позже потянул за них.

— Наверное, нет, — говорит она, голос становится хриплым. Она встречает мои глаза и прикусывает губу. — Значит бар, лишь место для прелюдии?

Я улыбаюсь.

— Может быть. Я не был уверен, что ты чувствовала после сегодняшнего, поэтому хотел встретиться в нейтральной обстановке. Знаешь, на случай, если ты захочешь податься в бега.

Она легонько качает головой.

— Я больше не убегаю, — поднимает свой напиток и допивает, бросая взгляд на мое пиво. — Допивай, — говорит она, когда заканчивает.

— Пытаешься напоить меня? — шучу я, но с лёгкостью допиваю оставшееся пиво.

— Пытаюсь вытащить нас отсюда, — говорит она, спрыгивая с табурета.

Я поднимаю брови. Не ожидал, что она будет такой нетерпеливой, и не могу притворяться, что это не чертовски заводит.

Быстро кладу несколько банкнот на стойку плюс чаевые за советы мудреца Макса, и мы уходим. Я никогда не был так благодарен за то, что моя квартира находится прямо через дорогу. Едва мы оказываемся на другой стороне дороги, как я атакую ее, прижимая к стене, пока руки копошатся в карманах куртки в поисках ключей.

Ее шея на вкус словно сливки, запах сладок и опьянителен, и даже когда я нахожу брелок, мне требуется вся сила воли, чтобы оторваться от нее, сделать что-то еще, кроме как наслаждаться ее вкусом.

В конце концов, мы поднимаемся по лестнице и заходим в квартиру. Винтер скачет к нам, но мы даже не можем поприветствовать его. Я захлопываю дверь ногой, губы не отрываются от неё, пока мы двигаемся в комнату. Быстро сбрасываем одежду. Моя куртка летит через комнату, приземляясь на Винтера, ее футболка летит за ней. Мои руки скользят вниз к передней части ее джинс, нуждаясь в ее киске, пока ее руки пытаются расстегнуть мою молнию.

Мы не добираемся до спальни. Сильно ударяемся о книжный шкаф, книги падают с полки. Я срываю ее лифчик, рот опускается к роскошной груди, пока мои штаны падают на пол. Винтер бегает вокруг нас, и я ужасный хозяин, потому что сейчас мне нет дела ни до чего, кроме Наташи.

Но даже когда я беру сосок в рот, прикусывая зубами, пока она не начинает задыхаться и удерживать меня за затылок, я знаю, что не смогу ничего сделать с ней, пока не разберусь с собакой. Собаки одновременно и магниты для девушек и кайфоломы.

Я прерываюсь, снимая рубашку, оставаясь лишь в боксерах, и отвожу Винтера в спальню, закрывая за ним дверь. Там он устроит меньше разрушений.

Он лает, я уверен, дюжину ругательств на собачьем языке, который знают только Лаклан или Тарзан, но вскоре замолкает. Сегодня меня не волновало бы, если бы он лаял без остановок. Сердце бьется слишком громко в ушах, чтобы слышать его лай. У меня есть искаженное восприятие действительности, и Наташа - это все, что я вижу, думаю и слышу.

— Он в порядке? — спрашивает она, но я целую ее, прежде чем она сможет продолжить, снимая лифчик и помогая избавиться от джинсов, пока мы вдвоем не оказываемся лишь в нижнем белье.

Я хватаю ее за руки и двигаюсь вперёд, ее спина обращена к дивану, где я толкаю ее на него, грудь покачивается, когда она падает на подушки.

— Трахни меня, — бормочу я, вынимая член и жестко поглаживаю его, пока смотрю вниз на нее. Она смотрит на меня широко раскрытыми взволнованными глазами, губы раскрыты, золотые волосы на лице. Ее соски твердые, крошечные розовые пики против полноты ее грудей. Ее торс плавно переходит к бедрам, бедрам, которые просто просят меня впиться в них зубами.

И сладкая розовая киска.

— Я сделаю больше, — говорит она, поворачиваясь так, что оказывается на четвереньках на диване, подползая ко мне. — Я не забыла, что ты сказал о моих губах.

Черт, я счастливчик.

Нет. Счастливчик это преуменьшение.

Я приближаюсь к дивану, в то время как она встает на колени и тянется за моим членом, медленно оборачивая длинные пальцы вокруг него. Давление отдаётся в каждом дюйме меня, и я издаю резкий стон, желание врезается в меня.

— Оближи меня медленно, — говорю ей, слова получаются грубыми.

Она посылает мне шаловливую улыбку, прежде чем медленно высунуть язык и облизать темный, припухший кончик. Моя голова откидывается назад, и глаза закрываются, я наслаждаюсь ощущением, хотя отчаянно хочу поддерживать с ней зрительный контакт.

Ее язык скользит к основанию моего ствола, и все внутри меня напрягается. Я никогда не чувствовал такого, эту раскаленную, уничтожающую жажду, пронизывающую каждый нерв. Напряжение внутри растет и растет, превращаясь во что-то более примитивное, и, когда я, наконец, открываю глаза, практически задыхаясь, ее лукавые глаза взирают на меня с волнением. С медовыми волосами, рассыпанными по слегка загорелым плечам, она выглядит как гребаная богиня, о которой люди могли бы рассказывать мифы.