Евгений узнал его сразу.

Длинные волосы волнами стекали по плечам, отражая несуществующий свет. Рубашка из алого шелка небрежно расстегнута на груди, гладкая оливковая кожа обтягивает тугие мышцы.

Они не виделись сто лет, кажется.

Человек молчал, выжидая.

– Buenas tardes, – тихо сказал Евгений, не узнавая в тяжелой тишине своего голоса. И добавил, уже по-русски: – Надо же, какая встреча. За это стоит выпить, пожалуй. Подожди, у меня где-то в баре должна быть припрятана бутылка «Педро Хименес». Ведь это твое любимое вино. Ты помнишь?…

Человек не ответил. Только кивнул едва заметно и усталым жестом убрал с лица прядь длинных черных волос.

А потом улыбнулся Евгению, давая понять, что рад этой встрече.


Утром, проснувшись в гостиной на незастеленном диване, Евгений с трудом вспомнил события прошедшей ночи.

Может быть, ему и не удалось бы воскресить их в памяти, если бы посреди комнаты, прямо на полу, он не увидел два высоких бокала, в каждом из которых, на самом донышке, золотились янтарным светом остатки недопитого вина.

«Педро Хименес», лучший и благородный сорт винограда.

Пустая бутылка из темного стекла стояла рядом.

Терпкий привкус еще оставался на языке, как будто последний глоток вина был сделан только что. Поднявшись, он отнес бокалы на кухню и сполоснул их в раковине. Шум воды в ванной снова напомнил о минувшей ночи. Евгений закрутил кран и некоторое время стоял, задумчиво разглядывая крупные прозрачные капли, стекающие вниз по обложенной белым кафелем стене.

Он знал теперь совершенно точно, кто убил Слизня.

Он знал теперь, что в этой игре остался только один, последний, ход. И этот ход – за ним. Только бы у него хватило мужества этот ход сделать.


Лена сидела на диване, грея в руке пульт от телевизора.

Фильм для просмотра был выбран не совсем удачный. «Орфей» с Жаном Марэ в главной роли. Она всегда любила этот фильм и смотрела его уже, наверное, сто раз. История о том, как Смерть полюбила поэта и как отказалась от этой любви, подарив ему забвение, пожертвовав всем ради того, чтобы любимый мог продолжать земное существование. Рядом с той женщиной, которую он любил до того, как встретился со Смертью. История грустная, немного наивная, но прекрасная и завораживающая. Даже если бы в то время человечество уже изобрело цветную пленку, этот фильм все равно надо было снять на черно-белой. Краски здесь были лишними.

Лена смотрела, как обезумевший от любви поэт сжимает в своих объятиях Смерть, и впервые вместо привычного трепетно-восторженного ожидания испытывала страх. Хотя это было глупо, конечно, ведь старый черно-белый фильм – это всего лишь красивая зарисовка, всего лишь фантазия художника, не имеющая никакого отношения к реальной жизни.

И все-таки, подумала Лена, нужно было выбрать для просмотра что-нибудь более оптимистичное и менее философское. Какой-нибудь мультфильм про Шрека или про спасателей Чипа и Дейла, которые традиционно спешат на помощь. Высокая полка с дисками у Лены была битком набита диснеевскими мультиками, и, наверное, не было ни одного человека, который, увидев эту полку, не отпустил бы иронического замечания по поводу интеллектуальных запросов хозяйки квартиры.

Лена на иронические замечания не обижалась и продолжала упорно смотреть мультфильмы потому, что ей это нравилось. И старые французские фильмы ей тоже безумно нравились, а в Жана Марэ она наверняка бы влюбилась, еще будучи девчонкой, если бы не успела к тому времени уже влюбиться в одноклассника Женьку Шевцова, который своего места в ее сердце уступать не собирался никому.

Орфей на экране, ведомый шофером Смерти, спускался в царство теней. Лена вздохнула и покосилась на телефонную трубку, словно спрашивая у нее: стоит дальше смотреть? Или не стоит?

Трубка ничего не ответила. Она вообще вела себя странно. Будто дала обет молчания еще со вчерашнего дня и упорно этому обету следовала. Знать бы, до каких пор он продлится! Периодически Лена брала трубку в руки, включала ее, проверяя, все ли в порядке. Долгий протяжный гудок равнодушно подтверждал: да, с трубкой все в порядке. В полном порядке.

А с Женькой?…

Ответа на этот вопрос она не знала.

Черт возьми, он же обещал позвонить через двадцать пять минут! А прошло уже двадцать пять часов. Почувствуйте разницу, называется! День прошел, ночь пролетела, и это томительное, тревожное ожидание начинало сводить с ума.

Зачем она вообще попросила его перезвонить? Можно же было распрощаться, как обычно, на неопределенный срок! Чтобы не ждать потом, не ломать голову, пытаясь придумать какие-то веские причины, по которым он не смог позвонить ей. Ни через двадцать пять минут, ни через двадцать пять часов. Чтобы не слушать каждый час этот долгий протяжный гудок в трубке, гимн тоскливого одиночества, проверяя, не случилось ли чего с трубкой. «Может быть, Женька не звонит потому, что у меня сломался телефон?…» Сколько раз за прошедшие сутки она задавала себя этот вопрос? Десять, двадцать, сто раз?

И это же надо было додуматься выбрать из кучи дисков именно этот фильм про Смерть! Ведь и так тошно, и на душе кошки скребут, и страх разрастается внутри колючим кактусом! Нет, пора кончать с этим делом!

Решительно нажав на кнопку пульта, Лена некоторое время задумчиво разглядывала надпись, появившуюся на экране: «Для продолжения просмотра нажмите „play“». Нет уж, не дождетесь, не будет никакого продолжения просмотра! Не сейчас по крайней мере и не сегодня! А когда наступят более спокойные времена. Если они вообще когда-нибудь наступят.

Отбросив в сторону нагревшийся в ладони пульт, Лена потянулась к тумбочке и взяла в руки мобильник. Вот ведь, подумалось в этот момент, как все-таки жизнь современного человека зависит от этих так похожих между собой электронных устройств. Современный человек и минуты без них прожить не может. Как без воздуха. Не было бы у нее сейчас телефона – не ждала бы звонка, не сходила бы с ума от тоски и тревоги, не думала бы, позвонить самой или дождаться, когда позвонит Женька.

Лена просидела с телефоном в руке несколько минут, три раза поменяла заставку на экране, которую в последний раз меняла примерно год назад, удалила накопившиеся за это же время входящие и исходящие сообщения, установила новую мелодию звонка. В результате проделанных манипуляций окончательно разозлилась на себя за нерешительность и, зажмурившись на секунду, все-таки нажала на кнопку повтора последнего входящего звонка.

Больше всего на свете она боялась сейчас вместо гудков в трубке услышать голос автоответчика, сообщающий о том, что телефон абонента находится вне зоны доступа. В нехорошем предчувствии даже замерло сердце, но гудки все-таки пошли и вскоре оборвались, только глухой и почти незнакомый голос в телефонной трубке ее не обрадовал.

«Жив по крайней мере», – без эмоций подумала Лена.

– Женька? Женька, ты почему не звонишь? Ты ведь обещал позвонить еще вчера, помнишь? Я жду, а ты все не звонишь и не звонишь. Случилось что?

Ответ прозвучал по меньшей мере странно:

– Не знаю.

– То есть… То есть как это – не знаешь? А кто же тогда знает?

Она едва не выронила из рук телефон, услышав этот непонятный ответ. Она отдала бы сейчас все, что угодно, хоть десять лет жизни или, может быть, даже двадцать лет жизни, чтобы только оказаться с ним рядом. Чтобы видеть его лицо и держать его за руку.

– Ты где сейчас?

Вопрос, по всей видимости, поставил Женьку в тупик. Лена все никак не могла понять, что такое с ним происходит, в чем причина этой странной заторможенности, и от этого ей хотелось реветь.

– Я где-то рядом с тобой, – наконец ответил он неопределенно. – Вот, вышел прогуляться. Если хочешь, зайду.

Хочет ли она, чтобы он зашел?! Лена даже и не знала, что сказать в ответ. Слов не нашлось, она зачем-то два раза энергично кивнула, как будто надеялась, что Женька увидит этот знак согласия сквозь расстояния.

– Хорошо, – он, наверное, все-таки увидел ее кивок, – зайду. Минут через… несколько. Утку с яблоками приготовила уже? Смотри, на этот раз яичницей не отделаешься.

Он пытался шутить, и это ее чуть-чуть обнадежило. Только совсем чуть-чуть, потому что голос у Женьки был таким же чужим, как в тот самый вечер, когда он пришел к ней, чтобы рассказать об убийстве в его квартире.

– Надо же, – ответила она, сглатывая подступивший к горлу ком слез. – Вспомнил ведь… про утку.

Минуты ожидания текли с удручающей медлительностью. Лена мерила шагами пространство, ходила туда-сюда по квартире, садилась на диван, на кресло и снова вскакивала, будто ее кипятком обварили. И снова ходила, и снова садилась, впервые в жизни пожалев о том, что так и не научилась курить, – ведь говорят же, что сигарета успокаивает нервы и вообще очень хорошо помогает в тех случаях, когда время тянется слишком медленно.

Когда наконец раздался звонок в дверь, Лена механически взглянула на циферблат часов. Промежуток времени длиною в вечность на самом деле оказался равен всего десяти минутам. Она открыла дверь и ахнула, увидев его – осунувшегося, потерянного, изменившегося за прошедшие несколько часов так, будто несколько лет прошло.

– Да что ты так смотришь? – отмахнулся он от ее невысказанного вопроса. – Просто плохо спал ночью. Поэтому и вид такой помятый.

– У тебя не помятый вид, – не своим голосом пробормотала в ответ Лена. – У тебя вид просто… ужасный! Что опять случилось?

Взлохмаченные волосы и мешки под глазами красноречиво дополняла перепачканная кожаная куртка. Женька выглядел так, как будто спал всю ночь на улице под деревом.

– Собственно, ничего нового не случилось. Может, дашь мне войти прежде, чем устраивать допрос? Ох, Ленка…

Не говоря ни слова, она сделала шаг навстречу. Приблизилась вплотную, заглянула в глаза и вдруг, сама себе не отдавая отчета в том, что делает, обняла его руками за шею. Прижалась так крепко, что самой стало трудно дышать и сердце ударило в грудную клетку, испугавшись внезапно наступившей тесноты. Ворс его шерстяного джемпера покалывал щеку, в висках пульсировала кровь, несущаяся по венам с бешеной скоростью.